– Но ведь поручили хроническому алкоголику такое ответственное дело, значит, он не самый плохой специалист, – задумчиво произнес Арсеньев. – К тому же я своими глазами видел следы пластыря на запястьях и вокруг рта и помаду на губах. Не могла она самой себе, мертвая, накрасить губы.

– Почему мертвая? Может, еще живая, – усмехнулся Хабаров, – мало ли какие у нее были привычки? Может, американцу это так сильно нравилось, что он ее попросил?

– Да нет же, нет! Она была уже мертвая, когда убийца отодрал пластырь. И со вторым трупом, между прочим, такая же история. Сначала изнасиловал, убил, а потом как бы привел в порядок, понимаете?

– Что, у Бриттена тоже следы изнасилования, удушения и губы накрашены? – подполковник изобразил на лице комический испуг.

– Да нет, я имею в виду утопленницу.

– При чем здесь утопленница? – шепотом закричал подполковник. – Какая, к едрене фене, утопленница? Наркоманка, проститутка с сифилисом! Сколько таких вылавливают из водоемов в Москве и Московской области, знаешь? Несчастный случай или суицид, другой округ, все другое, все! Мы расследуем двойное убийство, Саша, на нас лежит огромная ответственность. Это политика, это деньги, это международные отношения, а ты лезешь со своей утопленницей. Тьфу на тебя, Арсеньев! – подполковник нервничал всерьез. Он вспотел, и несколько длинных прядей, прикрывавших лысину, свалились набок.

– Но ведь много же общего, Василий Павлович.

– Что, у утопленницы обнаружены огнестрельные ранения?

– Нет, но…

– Ой, ладно, хватит, Саша, я устал от тебя, честное слово.

– Изнасилование… – неуверенно возразил Арсеньев.

– Какое изнасилование? Мужчина и женщина ночь провели в одной постели. Как ты думаешь, они там обсуждали перспективы российско-американских культурных связей? Или предстоящую пресс-конференцию? Или составляли тезисы для речи господина Рязанцева?

– Нет, я понимаю, но серология показала…

– Ничего она не показала. Кроме Томаса Бриттена, никто к убитой не прикасался. И все, хватит об этом. Я тебя умоляю, Арсеньев, займись ты делом, наконец. В кои это веки доверили что-то серьезное.

– Ну хорошо, хорошо, я понял. Никакой связи с утопленницей нет. Серии здесь быть не может. Но, извините, не могла Кравцова оказывать сопротивление Бриттену! А на бедрах характерные ссадины…

– Наивный ты человек, Саня, – вздохнул Василий Павлович, – в этом деле у всех вкусы разные, мало ли как ей нравилось, как ему… Некоторые во время этого дела наручники надевают, намордники, кусаются, царапаются, чтобы словить дополнительный нездоровый кайф. Любовь, товарищ майор, штука сложная. Ты же над ними свечку не держал.

– А звонок в эфир?

Подполковник откашлялся, приблизил лицо к стеклу открытого окна, критически оглядел свое смутное отражение.

– У такого крупного политика, как Рязанцев, хватает врагов и завистников. Мало ли кто захотел воспользоваться ситуацией и сделать ему гадость? Ты спроси у операторов на телевидении и на радио, сколько хулиганов и придурков ежедневно звонят в прямой эфир, особенно когда выступают знаменитости, – он аккуратно положил на место и разгладил длинные пряди, от левого виска к правому.

Пока шло совещание, Арсеньев чуть не уснул. Сначала он слушал выступавших чрезвычайно внимательно и пытался понять, о чем они говорят. Наконец понял: ни о чем. Это особое искусство – долго, связно говорить и ничего не сказать. Члены объединенной оперативно-розыскной бригады были похожи на людей, которые пытаются перейти пропасть по жердочке с завязанными глазами. Одно неосторожное движение – и кубарем полетишь вниз. Проводить расследование нормальными, общепринятыми методами невозможно. Начни добросовестно, честно работать, сунься с допросами и обысками в сложный, закрытый для посторонних глаз мир думской фракции – и все потонет в публичных скандалах, тебя в лучшем случае смешают с дерьмом. Но если ничего не делать, никого не трогать и дать следствию зависнуть, будет еще хуже. Начнут вопить, что ты нарочно тормозишь дело, ты паук, который плетет паутину заговора молчания вокруг политических заказных убийств, ты агент темных сил, коварный наймит и так далее. В общем, как бы ты ни поступил, окажешься кругом виноват.

Выступавшие отчитывались о проделанной работе, перечисляли предпринятые за прошедший период оперативно-розыскные мероприятия.

Допросы свидетелей, которые ничего не видели и не знали. Главная свидетельница, домработница убитой Лисова Светлана Анатольевна, на телефонные звонки не отвечала. Ей была послана официальная повестка, принимались меры по установлению ее местонахождения. В ходе предварительного расследования возникли две основные версии. Убийство заказное, совершено по политическим мотивам, поскольку убитые принадлежали к близкому окружению крупного политика. Убийство бытовое, совершено из ревности, поскольку между убитыми существовала тайная любовная связь. Из вышесказанного проистекали две версии о личности убийцы. Первая – это профессионал, нанятый за деньги, и заказчика следует искать среди политических противников председателя думской фракции “Свобода выбора” господина Рязанцева Е.Н. Вторая версия – это непрофессионал, но действовавший продуманно и хладнокровно, обладающий высокоразвитыми интеллектуальными способностями и знаниями в области криминалистики. В противном случае он оставил бы хоть какие-нибудь следы на месте преступления.

В кабинете нельзя было курить. Арсеньев теребил сигарету, поглядывал на часы и думал о том, что заказать Кравцову и Бриттена по политическим соображениям могли десятки людей, а убить из ревности могли только трое. Жена Томаса Бриттена, проживающая в США. Жена Рязанцева, в данный момент находящаяся в Италии. Сам Рязанцев.

Между прочим, он никуда из Москвы не уезжал, обладает высокоразвитыми интеллектуальными способностями, имеет ключ от квартиры, знает шифр кодового замка черного хода, и хотелось бы посмотреть на несчастного, которому придется его допрашивать.

Отчеты закончились. Следователь по особо важным делам Лиховцева Зинаида Ивановна изложила план дальнейших мероприятий и стала раздавать конкретные поручения. На оперативников ФСБ возлагалось общение с сотрудниками американского посольства, тщательное изучение политической и экономической ситуации вокруг партии “Свобода выбора”, включая беседы с сотрудниками двух пресс-центров, партийного и думского.

– Майор Арсеньев, вам предстоит встретиться с Евгением Николаевичем Рязанцевым. Он ждет вас сегодня у себя дома в семнадцать тридцать. Никакого протокола не надо, это будет не допрос, а беседа. Старайтесь вести себя как можно тактичней. О результатах доложите мне лично. Вы меня слышите, Александр Юрьевич?

В саду взвыла газонокосилка, разговаривать стало невозможно.

– Я вас провожу, – прокричал Рязанцев, тяжело поднимаясь.

Можно было, конечно, распорядиться, чтобы агрегат выключили, и продолжить разговор, но у Евгения Николаевича больше не было сил обсуждать с доктором, кто стащил один из его мобильных телефонов, каким образом злодей проник в больницу к Галине, как ему удалось узнать пин-код.

Каждый при желании мог выяснить, где на самом деле находится Галина, украсть один из его мобильных телефонов, узнать пин-код. Последнее совсем просто. Рязанцев всегда пользовался двумя, а то и тремя номерами и аппаратами. Чтобы не путаться, пин-код был одинаковый. Его знали Вика, Егорыч и наверняка кто-то еще из приближенных. Все это было, безусловно, важно и интересно, но Евгений Николаевич вдруг захотел спать, да так сильно, что зевота буквально сводила ему челюсти, а в глазах стоял дрожащий липкий туман.

– Вам надо отдохнуть, хотя бы пару часов! – прокричал доктор на прощанье. – Если будут какие-нибудь новости, я сразу позвоню.

Рязанцев написал ему на визитке тот секретный номер, которым могли воспользоваться не больше десяти человек. Аппарат он держал при себе постоянно и всегда сам отвечал на звонки.