Морозец наконец-то выжег сырость, землю сделал твердой, а из тяжелых, словно свинцовых туч пошел снег, сперва хлопьями, потом мелкий, уже точно не растает.

Мир сразу стал просторнее, маслянистая грязь превратилась в каменные надолбы, а те спрятались под белым одеялом. Тучи третий день надвигаются с севера – тяжелые, едва удерживаются, чтобы исполинскую массу снега не обрушить целиком, постанывают от непомерного груза, но стараются донести до цели и распределить все это сверкающее богатство равномерно на большой площади.

На третий день после дерзкого захвата Генгаузгуза густой снег не просто пошел, а повалил, и сэр Альбрехт вздохнул с таким облегчением, словно он не барон Цоллерна и Ротвайля, теперь еще и граф, а простой крестьянин, и озимые погибнут, если снегопад не начнется прежде сильных морозов.

– Теперь никакая армия не подступит…

– Из Зондерсгаузена и Эйтеля уже вышли две, – вежливо напомнил герцог Мидль, – и довольно большие. Тысяч по семь в каждой.

– Подступить легко, – уточнил Альбрехт, – на санях еще проще, чем на колесах… Да только в шатрах на ледяном ветру не поночуешь… если не день-два, а недели. Или месяцы.

Норберт произнес ровным голосом и с самым непроницаемым лицом:

– Сегодня те армии повернули обратно.

– Наверное, – сказал Сулливан саркастически, – им раньше предсказывали, что зимой снега не будет?

– Боюсь, – сказал я, – на всю долгую зиму мы отрезаны от мира.

Альбрехт напомнил:

– Как и Мунтвиг…

– Да, – согласился я, – но у Мунтвига свои проблемы, у нас свои. Боюсь, запасы продовольствия в городе скоро иссякнут, а окрестных сел, как было до нас раньше, для снабжения будет маловато. Готовьте людей, которые установят связи с соседними городами. Торговые!

– А если откажутся?

– Пригрозите участью Вифли, – сказал я жестко.

Альбрехт добавил:

– А в качестве пряника напомните, что остальные города, сдавшиеся его высочеству Ричарду, не были ни в чем ущемлены.

– Верно, – согласился я. – Спасибо, барон.

Я поднялся из-за стола, все умолкли и обратили на меня вопрошающие взоры.

– Вернемся в главный зал, – сказал я. – Народу прибывает, нам нужно быть со всеми любезными, никого не отталкивать.

– Никого? – уточнил Альбрехт.

– Граф, – ответил я строго, – не придирайтесь. Это как правило, но из всякого правила бывают исключения.

Макс, редкий гость на совещаниях и обычно отмалчивающийся, предложил жизнерадостно:

– Пойдемте напрямик?

– Конечно, – ответил я, хотя собирался идти кружным путем по извилистым коридорам, а потом по гирлянде подвесных мостов. – Герои всегда выбирают прямые дороги, а мы хто?

В холле слуги поспешно набросили мне на плечи роскошную шубу, стражи так же быстро и с готовностью распахнули двери в заснеженный мир.

Широкое крыльцо уже вычищено от снега, даже прокопана узкая дорожка до конюшни, но двор весь покрыт этим чистейшим великолепием, уже скрывшим грязь и продолжающим щедро сыпаться из низких туч мелкими и частыми крупинками.

Главное здание дворца наискось через двор; я сразу провалился до колен в эту хрустящую чистоту. Пришлось идти, заметая свой же след, как лиса хвостом, полами роскошной шубы, а следом двинулись, весело поругивая погоду и ленивых слуг, мои полководцы.

В холле нас встретили всполошенно – не ждали со стороны двора, а мы, оставив шубы, пошли в центральный зал, что отделан с невероятной для севера роскошью: стены сплошь закрыты коврами и гобеленами, пол в плитах из зеленого с прожилками малахита, явно рядом богатые месторождения, с потолка в ряд свисают четыре люстры из зеленовато-желтой меди, свечи горят ярко и жарко, а на столе, длиной примерно в пять ярдов, посредине изящно выполненные светильники из серебра, изображающие драконов с разинутыми кверху пастями, куда вставляют свечи.

Вообще-то дворец разукрашен и расцвечен по моему приказу. Даже днем в залах, где из-за узких окон мало света, теперь горят все люстры, создавая праздничное настроение.

С поперечных балок и с перил балконов гордо свисают багровые, алые и пурпурные полотнища, почти все с различными гербами, украшенные золотым шитьем, оскаленными мордами лютых зверей, – хотя бы один изобразил зайчика.

Слуги в праздничном, в холле пятеро музыкантов старательно тянут натужно веселую мелодию. Народу прибавляется, но пока что ни один из местных лордов не поспешил ко мне с присягой верности, все присматриваются, жарко обсуждают друг с другом случившееся и строят всякие планы.

Понятно, еще больше лордов собирается по замкам, где ловят слухи и сговариваются действовать совместно против захватчиков, как только определят как.

Мои лорды топают за мной гурьбой, готовы защитить сзади и с боков, а впереди, у трона, стоят в ожидании телохранители, отобранные Зигфридом и проверенные Скарлет.

– Лорды, – сказал я приподнятым голосом, – развлекайтесь и развлекайте гостей. Помните, пир бывает продолжением успешной войны. Мы должны побеждать не только в битвах!.. А вас, граф, прошу за мной.

Альбрехт подчеркнуто горестно вздохнул, остальные жизнерадостно заржали, а мы с Альбрехтом быстро прошли через дверь, расположенную справа от королевского трона, а там уже через две двери мой кабинет, где совсем недавно принимал решение король Сакранта Леопольд Кронекер.

Слуги почтительно распахнули перед нами обе створки, я вошел по-хозяйски, нельзя подавать виду, что малость мандражирую, это моментально ослабит не только меня, но и всю нашу армию, – со вздохом облегчения развалился в кресле за королевским столом и указал Альбрехту место в таком же роскошном и с позолоченной спинкой слева от стола.

– Присядьте, граф.

Он опустился с осторожностью, не отрывая от моего лица настороженного взгляда.

– Ваше высочество?

– Сэр Альбрехт, – сказал я официальным тоном, – назначаю вас вице-регентом по делам королевства Сакрант.

Он вскочил, поклонился.

– Ваше высочество, благодарю за честь, вы так ошеломительно щедры, что даже и не знаю, куда бежать и где прятаться… но вице-регент… это что?

– Это все, – сказал я с подчеркнутым злорадством, – все, дорогой друг! Теперь буду ехидничать я. Особенно когда расплачетесь, что ничего не получается, – такое будет, будет! Набирайте штат, привлекайте местных, знающих специфику… Хотя какая тут специфика? Хватай и грабь… Нет-нет, это не указание, а как бы шутка. Вы как вице-регент, так сразу и шутить разучились? Или только над другими можно?..

Он пробормотал:

– А не слишком ли велика для меня… гм… честь?

Я перекрестился.

– Все мы несем ношу, возложенную Господом. Считайте, это Господь вас нагрузил как ослика, что порой несет больше, чем лошадь.

Он пропустил намек на его малый по сравнению с моим рост, хотя это получилось нечаянно, полюбопытствовал:

– Вы уже Господь?

– Господь ничего не делает сам, – пояснил я, – а только через его поверенных в делах. Так что, граф, не брыкайтесь.

Судя по его виду, побрыкаться очень хотелось, но вздохнул и поинтересовался кротко:

– А какие главные требования?

– Граф, – напомнил я, – вы же не только рыцарь, но и умелый хозяйственник. И даже кадровик! Вон за Норберта каждый день вас вспоминаю…

– То-то меня икотка душит…

– По-хорошему вспоминаю, – сказал я строго. – Представьте себе, что это ваша земля… ну, что ваши Цоллерн и Ротвайль несколько расширились. Но порядок нужно навести и в расширенности, и в дальнейшей расширяемости. И чтоб все работало. Для нас это жизненно важно, ибо мы сейчас не волки в овечьей стае, а пастухи, что хоть и режут отдельных несознательных овец пожирнее, но за остальными следят и ухаживают, отращивая где мясо, где шерсть.

– Гм, – сказал он задумчиво, – а нельзя ли учредить должность двух вице-регентов?..