Яша берёт микрофон и вещает про то, как это здорово, что все мы здесь, несмотря на, из солидарности с, и просто потому, что хотим жить свободно. Он говорит долго и незажигательно. Затем слово берет Толя, который нудит своё традиционное про эстафету поколений, время семидесятников и прочую херь. В общем, я их не слушаю, потому что ничего в их речах не изменилось с того времени, когда я работал по другую сторону баррикад. Я курю и смотрю на время. Вместе с ожиданиями и подготовкой наш митинг продолжается второй час. Демонстранты в задних рядах нервно переступают с ноги на ногу, кто-то украдкой зевает. Я думаю о том, что если такими чахлыми сборищами мы будем и дальше вершить медиа-революцию, всех нас уволят ещё до выборов.
Наконец слово берет последняя из выступающих. Девушка говорит цветастыми фразами, забавно жестикулируя. Временами срывается на крик, но в целом смотрится, пожалуй, лучше всех. По крайней мере, ей легче верить.
– И я рада, что мы, молодые, первыми говорим о свободе слова здесь и сейчас! Не дожидаясь, пока нас пригласят на телевидение или о нас напишут газеты. Скажи, что ты думаешь! Скажи это вслух! Скажи это первым!
Она заканчивает своё выступление, и собравшиеся начинают дружно скандировать:
– Первый нах! Первый нах! Первый нах!
По этому сигналу я подхожу в первые ряды и становлюсь между девушкой и парнем с жёлтыми значками. К нам тут же подходят представители СМИ:
– Антон, Мария Лапшина, радио «Свобода», скажите, почему вы не на трибуне, а тут, внизу?
– Вы знаете, я не умею говорить речи, да и не хочу. У нас есть кому сказать! Там, на трибуне молодые надежды России, новые лидеры демократической молодёжи. Они должны говорить. А я сторонник живого человеческого контакта, я хочу быть рядом с трибуной, вместе с ребятами. – Я обнимаю обоих за плечи и улыбаюсь.
Девушка со «Свободы» протягивает микрофон стоящему рядом парню:
– Молодой человек, вы из какого института?
Парень мнётся и смотрит на меня.
– Денис – молодой историк, учится в МГУ, – отвечаю я за него. Парень кивает и наконец улыбается.
– Антон, да вы тут всех знаете.
– Я люблю общаться с людьми. На улицах, а не в стенах кабинетов, – скромно отвечаю я.
– Скажите, Денис, когда состоятся новые молодёжные митинги в защиту свободы слова?
– Ну… скоро… мы скоро снова выйдем на улицы.
– Вы надеетесь чего-то добиться с помощью этих выступлений?
– Мы… мы надеемся. Конечно.
Корреспондентка переключается на девушку, стоящую рядом со мной, задаёт вопросы ещё кому-то. В этот момент парень спрашивает меня вполголоса:
– Долго ещё стоять-то? Нам обещали, что в два отпустят.
– Стой пока. Видишь, пресса работает.
– А нам за переработку не платят.
– Заплатят.
– А я, может, замёрз уже. Я ща возьму и домой пойду, сегодня футбол, кстати, – не унимается он.
– А я ща возьму и по ебальничку заеду, а потом деньги заплаченные отберу, вот и согреешься. Как тебе такой расклад?
– А чё сразу деньги-то? – чуть повышает голос парень.
– Тихо. Улыбайся, кретин, – шепчу я, – нас телевидение снимает.
К нам подходят журналисты с камерой:
– Антон, как вы считаете, будут ли изменения в политике государства по отношению к СМИ?
– В том будущем, которое нам навязывают, конечно нет. Если нынешнему режиму удастся остаться у власти на третий срок, нас ждут худшие времена.
– Антон, вы надеетесь на то, что молодёжь сможет изменить ситуацию? Будут ли наши дети жить в новой России?
– Я не просто надеюсь. Я в этом уверен. Потому что с такими ребятами, – я хлопаю по плечу быковавшего парня, – с такими ребятами и девчонками нас ждёт удивительное будущее. Потрясающее будущее. Мы просто обязаны им в этом помочь.
– Это был Антон Дроздиков, политолог, правозащитник и представитель…
– …тактических медиа, – заканчиваю я.
– …тактических медиа, – заканчивает журналист.
Нас ещё минут десять поснимали, затем камеры свернулись и уехали. Тут же разошлись и демонстранты. Только какие-то интернетчики продолжали задавать вопросы Яше. После того как ушли и они, я подошёл к Яше, взял его под руку и спросил:
– Ты менее колхозный контингент можешь в следующий раз привести?
– А чем этот-то…
– А тем, бля. У тебя в первом ряду баран двух слов сказать не мог, да ещё и быковал на меня, сопляк.
– Антон Геннадьевич, издержки бывают, сами понимаете. Не всё же тут идейные. Просто…
– Просто оплачивать надо лучше, а не «до часа уплочено». Тогда и народу больше придёт. Такую картинку стыдно показывать. Ты на основе каких фотографий собираешься статьи писать? Фото с пятью дебилами?
– Можно в фотошопе подрисовать, если для интернета.
– Я тебе зарплату в другой раз в фотошопе подрисую, понял?
В этот момент к нам подъезжает «Мерседес» Вадима, и я, не выслушав Яшиного ответа, сажусь в машину и показываю Вадиму, что можно ехать. На площади перед трибуной остались лежать два плаката, пустая бутылка и несколько пачек сигарет. Вот такие результаты.
Вадим рассказывает про митинг, который должен состояться на Пушкинской площади:
– Антон, мы идём по графику. После молодёжи выступят интеллигенция, журналисты и правозащитники в четыре часа дня. А вечером там же соберутся молодые представители бизнеса. Ты приедешь в четыре?
– Нет.
– А на митинг менеджеров?
– К мэ-э-э-энеджерам? Зачем? Помэ-э-экать?
– Антон, что-то случилось?
– Вадим, я только что выступал перед камерами, имея за спиной десяток уродов призывного возраста. Я больше не готов ходить на такие мероприятия. Подумай о том, какую картинку мы создаём.
– Ты же сам говорил, главное – информационный повод.
– Так он должен быть поводом, а не парадом горстки проплаченных уродов. Я тебе так скажу: нам нужно что-то менять в этих митингах. Либо вообще отказываться. Организация ниже критики.
– Яша?
– Не только. Посмотрим, что будет на «Пушке». Всё не то, понимаешь. Это уже никому не интересно. Это уже не работает.
– Но ты же понимаешь, есть стандартный набор инструментов и способов привлечь внимание аудитории. И мы их используем. Вопрос в том, что, имея ограниченное число каналов распространения информации, трудно достичь большого эффекта вовлечения целевой аудитории.
– Это ты мне, так сказать, доносишь мнение трудящихся? Это то, что сегодня мне будут рассказывать на собрании главы департаментов?
– Я просто излагаю своё видение проблемы. Мы боремся с соперником, в руках у которого все средства коммуникаций. Нам остаются узкие каналы, которые просто не в силах зацепить большую аудиторию. Это как на рынке дистрибьюции товаров. Большие бренды с большими бюджетами и тотальным информационным покрытием рынка не оставляют места для маленьких конкурентов. Выжимают их. Поэтому бороться с монстрами сложно.
– Да? И как же тогда получается, что в любой индустрии, наряду с большими брендами всегда существуют маленькие, но очень агрессивные компании? Тебе не приходило в голову, как в некоторых отраслях экономики семейные предприятия бьют мультинационалов и становятся лидерами? Может, дело не в размере, а в способах борьбы за рынок? Может, дело в том, что нужно быть умнее, креативнее наконец? Может, банально, стоит голову включать вместо схем, а?
– Я с тобой согласен, но…
– Что «но»?
– Ой… Поворот проскочил. Все из-за мудилы на «девятке». Едет как на осле. Теперь придётся разворачиваться на Садовом.
Я выразительно посмотрел на Вадима, который так лихо сменил тему, и включил радио. По «Эхо Москвы» шли новости. Дикторша голосом, каким обычно читают некрологи, рассказывала, что ещё плохого произошло сегодня в мире.
– В Саудовской Аравии пять женщин, устав от мужского господства и собственного бессилия, сменили пол.
– В Куала-Лумпуре с самого высокого небоскрёба десять человек совершили одновременно прыжок с парашютом.
– Глава «Роскультуры» Михаил Швыдкой считает ошибочной отмену отсрочки от призыва в армию для особо одарённых юношей.