– Так мы почти все тут иностранцы, – пожал плечами я. – Я бы не был так уверен. Номер Энджи обыскали, те люди не собирались убивать, их задача – при необходимости задержать нас.

Видимо, намек, что мы все иностранцы, задел чувствительную струну в душе Патриота, и он залился рассказом об ариях, единстве славянских народов, о том, как уничтожали исконно славянскую веру. Славяне едины, просто русские не забыли корней, в отличие от всех остальных.

Его рассказ изобиловал множеством непонятных слов, и Пригоршня заскучал, мне же было интересно – столько слышал об этом персонаже, и вот он во всей красе. Раньше думал, что он типа городского сумасшедшего, теперь свое мнение изменил: человек проделал огромную работу, собирая эти сведения. Он именно копал – допрашивал историков, поднимал архивы. Правда, обращал внимание на детали, которые ему выгодны, прочие попросту не замечал. Но упорство его достойно уважения.

Минут через пятнадцать, когда Патриот начал меня знакомить с историей германского нацизма, я тоже заскучал, а через полчаса готов был лечь лицом в салат. Патриота утомленность собеседников не волновала – он с удвоенными силами творил добро, то есть нес истину в массы.

Пиво начало подходить к концу – в обоих смыслах, я растолкал задремавшего Пригоршню:

– Просыпайся, историк. Нам пора по домам, завтра вставать ни свет ни заря, а еще подготовиться надо.

С полминуты лицо Пригоршни было благостным, будто ему снились гурии. Или не гурии – Энджи пришла в его сон.

Вздохнув, он поднялся, громыхнул стулом, кивнул Патриоту, прощаясь, и потопал к выходу. Я поспешил за ним. Патриот проводил нас взглядом, подперев голову рукой.

– Ну, что, приятель, вооружаться? – прошептал я.

– А то! – воскликнул Пригоршня.

Прежде чем идти к тайнику, мы убедились, что никто не следит. Даже если нет предполагаемых натовцев, доверять ближним не стоит. Братство сталкеров – миф, в него перестаешь верить почти сразу. Из аномалии тебя, может, и вытащат, накормят (если встречные «братья» не из враждебной группировки), но схрон обчистят при первой возможности. И потом, глядя честными глазами, будут сочувственно хлопать по плечу: как же так, вот не повезло…

А уж клиенты, тем более, непроверенные – обязательно гадость сделают, стоит повернуться спиной.

Поэтому мы вежливо и сердечно (особенно – немного перебравший пива Пригоршня) распрощались и, изображая достаточную степень опьянения и благодушия, поковыляли чуть ли не обнимаясь: два другана, только что нашедшие заказчика и по этому поводу принявшие на грудь.

У двери старого, заброшенного магазина вмиг протрезвевший Пригоршня огляделся.

– Чисто.

Мы нырнули внутрь, спустились по лестнице в свое убежище, запалили керосинку и провалились в тяжелый сон – что ни говори, а намучились с «ластиком» знатно…

Я проснулся от того, что Пригоршня тряс за плечо:

– Вставай, нам собираться еще.

Знакомая обстановка бывшего бомбоубежища действовала успокаивающе, как родной дом. В каком-то смысле это и был мой дом, по крайней мере, в других столь гостеприимных местах давно не доводилось ночевать. Деревянные лежаки вдоль стен, сдвинутые столы посреди комнаты, прохлада и запах сырой известки. Никита уже сообразил завтрак – разогрел на газовой горелке по банке тушенки, заварил кофе.

– Который час?

– Шесть утра.

Ох… Я дополз до умывальника, налил себе чаю, без аппетита поковырял тушенку. Пригоршня наворачивал, и глаза его подозрительно сверкали.

– Да, Никита, смотрю, поразила тебя стрела Амура…

– Че?!

– Энджи эта, говорю, тебе понравилась.

– Да не… Ну, ничего так. Дело интересное. Ты, Химик, умный. Вот скажи, откуда у девчонки карта новой Зоны? Ты в эту историю с Бельмастым веришь?

– Ну, с одной стороны, нет причин не верить. С другой – кто же нам всю правду расскажет, сам подумай? И, с третьей, даже если Энджи наврала с три короба – какая нам разница? Ничего такого, чтобы заманить нас в ловушку и убить, мы не знаем, не умеем, и имущества – кот наплакал.

Логика, как всегда, подействовала на Никиту: простые доводы напарник уважал.

– Кстати, об имуществе. – Пригоршня отодвинул опустевшую банку. – Нам нужна снаряга на шестерых.

– На четверых, – поправил я. – Патриоту и Шнобелю жирно будет, пусть со своим прутся. Тем более, ты же знаешь, Патриот у нас слегка сдвинутый. У него даже обувь отечественного производства! И ничего, кроме Калаша и Макарова, его взять не заставишь.

Пригоршня пренебрежительно хмыкнул. Да, чудачества Патриота были известны всем сталкерам Любеча, а может быть, и Зоны. Деньги у парня, вроде, водились, но ходил он в армейском камуфле, кирзовых сапогах (и портянки наматывал!), с допотопным вещмешком, а современным пистолетам предпочитал классический, но не дальнобойный и уж точно, не прицельный, ПМ. Поговаривали, что курит Патриот «Приму» без фильтра, пьет исключительно водку и закусывает только российскими продуктами. В общем, у каждого – свои тараканы, у Патриота они были относительно безопасными, чудными просто.

Шнобель же – малый запасливый. Он нам, конечно, боевой товарищ, но не друг. И уж точно мы не подписывались его содержать.

Остаются Энджи с дядюшкой Виком.

Пригоршня подхватил керосинку, и мы перешли в необитаемую часть убежища, служившую складом.

За те пару лет, что мы с Никитой работаем в паре, скопили достаточно. Случись «разводу» – замучаемся делить. Шкафы и полки были плотно заставлены контейнерами с артефактами (недостаточно дорогими, чтобы быть проданными в голодные времена и недостаточно уникальными, чтобы тут же, по нахождению, быть использованными – рядовыми, но необходимыми), на специальных стойках – оружие (прямо скажем, далеко нам до американских боевиков или магазина, но не бедствуем). Грудами на полу – шмот и снаряга, более-менее разобранные по категориями.

Патроны находчивый Пригоршня всегда покупал про запас, «шоб було» и хранил в сундуке.

Я не собирался ни на что менять М-4, разве что планка Пикаттини позволяла присобачить подствольный гранатомет, о чем стоило подумать, а вот Никита, осмотрев оружие и почесав шрам на лбу, заявил:

– Возьму-ка я АА-12.

Эту машинку мы еще не использовали, Пригоршня купил в припадке мотовства. Автоматическое ружье двенадцатого калибра с барабанным магазином на тридцать два патрона. Дробь, понятно, или картечь. Мутанта не просто остановит – разнесет в клочья, единственный минус – прицельная дальность всего сорок метров, меньше, чем у Макарова.

– Винтовку тоже возьму, – заверил меня Никита.

Пригоршня – он такой. Он лишние семь с половиной кило упрет и не поморщится.

Короткоствол у нас был одинаковый – глок-17, замечательная, как по мне, машинка.

И, естественно, рюкзаки с системой молле, разгрузы, очки солнцезащитные (актуально для весны), перчатки, обувь. Аптечки, еда, фляги; дезинфектор для воды; запас батареек; всякая мелочь типа сменных носков (мелочь-то мелочь, а стертые в кровь ноги во время похода – приговор). Патроны – в магазинах и россыпью. Это в боевиках герои просто отбрасывают пустые магазины, им сценарист новые подгонит. В нашем случае так не выйдет. Истратил – набей.

Оружейное масло, набор для ухода за стволом – обязательно. Оружие – товарищ и брат в бою, подведет – даже некого обвинить будет, сам виноват.

Я примерил кепку.

Пригоршня остался в ковбойской шляпе, еще на шею, пижон, платок нацепил.

Взглянув на платок, я сунул в рюкзак шесть респираторов – это Зона, а не Бродвей, вполне могут пригодиться.

Светошумовые гранаты, обычные «лимонки», веревки – да хотя бы в случае с «ластиком» что бы мы без них делали? Фонари – тактические, налобные, «динамо» – в Зоне есть места, где батарейки дохнут. Спички во влагонепроницаемой упаковке. Котелки, кружки, миски, ложки. Нож у каждого свой.

Спальники. Две палатки.

Оглядев рюкзак и прикинув его вес, я попрощался с позвоночником.