Всю жизнь она искала Кубика в каждой собаке. Иногда даже находила.

«Спортсмен и талант» Петька укатил с Москву и поступил в институт.

«Умница и красавица» Светка оказалась не такой уж и умницей. Тоже укатила в Москву, провалилась в театральный институт, пошла работать на какой-то завод и быстро выскочила замуж, потому что красавицей всё-таки была.

Мать тоже вышла замуж. Внезапно и удивительно вышла замуж за мужика со всеми конечностями и моложе себя. Светке было в кого пойти красавицей. Ритка вышла и лицом, и статью – в отца. Мужчине – нормально. А коренастой женщине с крупными чертами лица да без особых талантов на многое в этой жизни рассчитывать не стоит. Так говорила сестра Светка, за что неизменно удостаивалась плюхи от брата Петьки.

Счастливая и помолодевшая мать, прихватив Ритку, укатила с новым мужем в Казахстан покорять целину. Школу Ритка окончила уже там, оставаясь всё такой же бессловесной, смиренной и прилежной. С материным мужем у неё были прекрасные отношения. Он был очень хорошим человеком. И мать родила ему красивого здоровенького бутуза. Ритка с удовольствием нянчила младшего братика. Назвали его Павлом. Новый материн муж не возражал. А у Ритки теперь было два брата – старший Пётр Павлович и младший Павел Петрович. Взрослый и серьёзный Пётр Павлович жил в красивой большой Москве. Маленький, похожий на щенка Кубика, толстенький и чуть кривоногий Павел Петрович рос у обожающей его Ритки на руках. Потому что мать вскоре после родов умерла. Вроде как что-то с сердцем. Ослабела внезапно, родив четвёртого ребёнка, да так и угасла, хотя никто не ожидал: такой помолодевшей и счастливой она последнее время казалась. Марго-Рита осталась жить с отчимом и с удовольствием растила Пашку. «Ой какая молодая мама! От какого цыгана в подоле принесла?!» – говорили Ритке иногда прохожие, когда она прогуливалась с братиком, младшим её на четырнадцать лет. Учиться стало и вовсе некогда.

Об институте для Ритки и речи не шло со сплошными-то тройками в аттестате зрелости. Окончила заштатный кулинарный техникум по специальности «повар-кондитер» – вот и всё образование. Замуж вышла. Не так чтобы по большой и красивой любви, а потому что уже время подошло – двадцать один год. Ещё чуть-чуть – и перестарок…

Сколько они с Василием Николаевичем уже вместе живут? В 1967 году расписались. Ну да, Пашке как раз тогда семь лет исполнилось… Неужели уже сорок четыре года они с мужем прожили? Вроде и жизнь длинная, большая… а как один короткий день пролетела. Столько дел, столько событий – значительных и с виду неважных, а как один-единственный день. Страны разваливались, гражданства менялись. Всё время что-то происходило… Нервы, волнения, радости, горести – стоящие и нестоящие. Праздники и будни. А утром проснулся – как будто и не было ничего до этого дня. Оглянешься – огромное поле позади. Где паханое, где – запущенное. Огромные степи прошедших времён. Большей частью – так и неподнятые целины. С чем-то уже никогда и ничего нельзя сделать. Ничего нельзя исправить. Но встряхнулся, посмотрел вперёд – и как и не было вчерашнего. Как там внук Санька называет этих… пожирателей времени? Лонгольеры, что ли? Читает и смотрит всякую муть. А ей некогда. Сейчас душ, кофе, в церквушку забежит – и в Севастополь по делам надо ехать. По срочным, неотложным. Все дела неотложные. Осенью уже шестьдесят пять. Вся родня соберётся. А какой тут юбилей, если ещё сезон? Неуместный. Но – надо! Банкет будет больше обычного. И хоть бы с комфортом разместить всю ту родню. Успеет ли она дооборудовать новое здание? Шестьдесят пять – и всё дела, дела, дела… И никто, кроме неё… Алёшка, сын, требует, чтобы она на него всю собственность переписала. Она не против. Но из Алексея Васильевича хозяин никакой, признаться честно – весь в отца. Да и не он этого требует, если разобраться. Лёшка художник: ему не до хозяйства, он весь в эмпиреях парит. А вот жена его новая, молодая – у той руки чешутся. Особенно с тех пор, как Маргарита Павловна яхту приобрела. Да ладно бы хозяйство к рукам прибрать – Маргарита Павловна не возражала бы. Лизанька хочет к рукам деньги прибрать. А кто в двадцать два года денег не хочет? Все хотят… Тут понять Лизаньку можно. Но в двадцать два ещё не понимают, что деньги надо вкладывать в дело, а не в машины-сумочки-платья и побрякушки. Маргарита Павловна Лизаньку в прошлый сезон пригласила к себе, в гостевой дом, чтобы посмотреть, как девочка работает. А девочка и не работала совсем. Спала до полудня. Массажиста в номер вызывала. Хныкала, что пляж здесь никакой, другое дело на Фиоленте или в Ялте! Никто и не против такого образа жизни Лизаньки. Пусть отдыхает, пока молодая и возможность есть. Но ни Лёшке, ни Лизаньке это хозяйство не оставишь: сразу развалится. Им же самим тогда жить не на что будет. А так-то Лизанька хорошая. Уж как Светлана Павловна злословила, когда Лёшка на ней женился! Светка, правда, и первую Лёшкину жену не любила. Но Светка вообще мало кого любит. Себя она любит. И мужчин. Последний раз замуж вышла в шестьдесят за мужчину на десять лет её моложе. А Лёш-ку, всего лишь сорокачетырёхлетнего, уж как высмеивала, что он на Лизаньке женился. Но Лёшка-то мужчина – ему не грех! А Светка всё-таки женщина. Помолчала бы, а она – высмеивать. Молчать Светка никогда не умела. А Лёшка – за себя постоять. Вот уж тогда Светка с Лизанькой сцепились… Правду говорят: что старый – что малый. Главное, Светке такое не говорить. Добром не кончится. Или Лизаньку в старые запишет… Светка – бог с ней. Плохо, что Лизанька с Санькой общего языка не нашли. Неудивительно. Между ними всего двенадцать лет разницы. Никто от неё и не требует, конечно же, быть ему матерью. У Саньки прекрасная мать. Но Лизанька могла бы не так явно раздражаться, не так уж часто они с Санькой пересекаются. Да и внук любимый мог бы поменьше папиной жене хамить. Лизаньку вслед за Санькой уже все называют папиной дурой. Ну куда это годится?! Он, Санька, конечно же, умный. Всё читает, читает. Парень из-за книг ослепнет скоро! Но не все люди одинаковые. Уж как Маргарита Павловна ни старалась мальчишке объяснить – ни в какую. «Я, – говорила она ему, – тоже книг не читала и не читаю. Ты же меня не оскорбляешь!» – «Ты, бабушка, – отвечал сорванец, – хорошая. А она – плохая!» Ну кому папина новая жена хорошей будет? Но всё равно, грубости это не оправдывает. От Лёшки в налаживании отношений толку никакого. Как приезжает – так и засаживается с отцом в шахматы играть да водочку попивать. Такие уж у них характеры… Зачем Лизаньке её Лёшка? Лизанька красивая, молодая. А Лёшка в свои сорок четыре мог бы и получше выглядеть, да и деньги какие-никакие зарабатывать. Не покупают картины – займись чем-нибудь другим. Пиши себе на здоровье, коли бог талант дал, но работать куда-нибудь устройся. Маргарита Павловна как-то попросила Лёшку залы ресторана расписать пейзажами, заплатить предлагала. Так он раскричался: мол, что он, совсем скотина – с матери деньги брать?! Так денег и не взял. И залы ресторана пейзажами не расписал. Пока, во всяком случае. Два года уже всё только собирается… Да что она тут сама с собой сплетничает, близким людям кости перемывает! Вставать пора!

Маргарита Павловна проснулась давно. В последнее время её часто мучила бессонница. Не мучила. Оборот речи просто. Не спалось – и всё. Сидела на балконе, смотрела на бухту. Думала о жизни. Вспоминала скорее… Сентябрь уже на носу, надо бы подсуетиться с сантехникой-отделкой-обстановкой. Семья каждый год приезжает к ней на день рождения. И каждый год семья всё больше. Другой, менее смиренный, нежели Маргарита Павловна, человек подумал бы, что близкие родственники, родственники родственников, друзья-приятели и знакомые двоюродных племянников и каких-то совсем уж не поддающихся кровному и некровному родству людей приезжают в Крым на бархатный сезон. Кто на две недели, кто на три, а кто и на месяц. День рождения-то – ровно день. И дочь от второго брака первого мужа её старшей сестры Светланы Павловны ей, Маргарите, вроде как и вовсе никаким боком не родня, чтобы к ней на день рождения прилетать из Москвы и месяц тут, в Балаклаве, торчать на всём готовом и бесплатном. Но то – другой. Маргарита Павловна же только радовалась, что огромная куча народу под общим названием «родственники» слетается к ней в сентябре. Любят. Уважают. Что ещё пожилому человеку надо? Разве иногда мелькала у неё нехорошая мысль: как хорошо, что угораздило её в сентябре родиться, а не в июне-июле-августе, в разгар сезона. Жаль, правда, что не в феврале, когда Балаклава, да и весь Крым пусты и безвидны. Но она немедленно гнала от себя эти недостойные мысли, потому что, став владелицей успешного гостиничного бизнеса, осталась всё той же смиренной доброй Риткой, каким бы это противоречивым ни казалось со стороны. А сама Маргарита Павловна об этом не задумывалась. Мысли её были просты и полны прилежания: пальмы обернуть, если зима холодная; строителей найти непьющих и рукастых; кухарку, умеющую вкусно готовить, ублажить; шофёры – чтобы не напивались; прикормленные таксисты – чтобы с клиентов не драли больше положенного; горничные – чтобы старательные; чтобы постояльцам комфорт.