Ник просто остолбенел. Еще не до конца поверив в услышанное, он тихим голосом переспросил:
– К какому классу относится эта звезда?
– Мне несложно повторить это и в третий раз, – в голосе Умки он уловил нотки раздражения, или ему это просто показалось? – Звезда класса G2.
Это было невероятно. Ник с трудом сдержался, чтобы не закричать: «Бинго!»
«Конечно, это еще ни о чем не говорит, – мелькало у него в голове, – это, конечно, надо проверить, очень тщательно проверить и даже не один раз проверить. Это же надо, такое совпадение – звезда класса G2, планета, точнее две планеты, подгруппы М и от 5 до 8 по десятибалльной шкале Гаусса!» Он отчетливо вспомнил, как их преподаватель по экзобиологии любил повторять:
«При всем бесчисленном многообразии Вселенной, найти звезду класса G2, к которому, как вы все хорошо знаете, принадлежит и наше Солнце, очень непросто. Тем более если у этой звезды есть своя планетарная система. А если там вдруг окажется планета подгруппы М, к которой относится и наша старушка Земля, то это просто неслыханная удача! На такой планете очень вероятно возникновение и существование биологической жизни. А чтобы определить потенциальную вероятность, и применяется метод Германа Гаусса».
– Начинаем торможение! Рассчитай кратчайшую траекторию возвращения к третьей планете.
– Расчет траектории готов, – Ник не переставал удивляться быстроте вычислений Умки. – Вывожу визуальный ряд на экран.
На экране появилась трехмерная проекция звездной системы с пятью разными по размерам и цвету шарами. Пульсирующей точкой была отмечена «Валькирия». Пунктирная линия расчетной траектории почти вплотную приближалась к последней, пятой планете, огибала ее и устремлялась в обратный путь к их новой цели – к голубоватому и пока безымянному шарику. Нику сразу стало понятно решение Умки. Гравитация пятой планеты поможет существенно снизить скорость «Валькирии», что позволит сократить время для осуществления маневра разворота.
– Расчетное время подхода к третьей планете составляет 19 часов.
– Отлично, Умка, выполняй!
По легкой вибрации Ник понял, что включился режим торможения – «Валькирия» меняла курс.
Только теперь он почувствовал, как проголодался. «Сейчас надо плотненько так подкрепиться, а затем хорошенько выспаться, – решил Ник. – Тогда я снова стану полноценным человеком».
Корабельный рацион был довольно разнообразным, но за год службы успел изрядно поднадоесть. Но в этот раз Ник с большим удовольствием соорудил себе несколько трехэтажных бутербродов, обильно полив их кетчупом, майонезом и горчицей. Дожевывая последний кусок уже в кресле пилота, промычал:
– Умка, буди меня, только если рядом рванет сверхновая! – потом, немного поразмыслив, что машина может понять его буквально, добавил: – Приказ отменяется, работаем в штатном режиме.
Кресло услужливо видоизменилось, приняв горизонтальное положение.
Уснул он мгновенно, словно ушел в нуль-прыжок. Сказались выпавшие на его долю усталость и тревога. Но в отличие от состояния небытия при переходе, Нику снились сны, хаотично наплывающие друг на друга и плавно переходящие из одного в другой. Земля, родители, бабушка. Их дом на Телецком озере.
Вся семья сидела за большим столом. Мама что-то оживленно рассказывала папе, при этом активно, в так любимой отцом манере, жестикулировала. Бабушка молча смотрела и улыбалась. Нику было хорошо и спокойно. Наконец-то не надо никуда спешить, а просто можно вот так сидеть, не спеша смакуя из заиндевевшего бокала ягодный морс. Ник безмятежно улыбался, понимая, что выглядит сейчас не как космический волк, а как мальчишка, безмерно соскучившийся после долгой разлуки с родными. И ничего не мог с этим поделать.
Тут в дверь требовательно постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел как всегда мрачный Овсянников. Почувствовав недоброе и чтобы понапрасну не тревожить родителей, Ник, радушно улыбаясь во весь рот, быстро поспешил к Петру навстречу, немного невежливо развернул его и, кивнув успокаивающе своим, вывел в сад.
Стояла темная ночь. Беспрерывно трещали цикады, а теплый ветерок доносил сладковатый запах цветов. Черное небо было сплошь усыпано яркими звездами. Они мерцали, переливались и как будто подмигивали Нику. «Ну, что за человек этот Овсянников? Одним своим присутствием ухитрился испортить такую идиллию!»
Петр, по своему обыкновению, тяжело вздохнул, ткнул пальцем в звездное небо и медленно с расстановкой произнес: «Стажер, если ты сегодня же не доставишь "Валькирию" до пункта назначения, звезд тебе больше не видать! И уж точно не из рубки управления каким бы то ни было кораблем».
– Звёзды! – закричал Ник и проснулся.
Сердце бешено колотилось. Он тупо уставился на циферблат часов. По ним выходило, что проспал он не больше двух часов. Звёзды. От нехорошего предчувствия сердце сжалось. Ник уже знал, что увидит. Он все-таки помедлил, прежде чем отдать команду:
– Умка, полный обзор!
Он молча стоял в пустоте, глядя прямо перед собой. Где-то впереди мерцало защитное поле, еще чуть дальше по курсу плыл красноватый шар пятой планеты. Он уже был величиной с баскетбольный мяч. Через час диск планеты увеличится вдвое и можно будет уже невооруженным глазом рассматривать рельеф ее поверхности. Ник обернулся. Звезда казалась светящейся точкой, «Валькирия» удалилась от нее по меньшей мере на 600 миллионов километров.
Ник безучастно огляделся вокруг. Сейчас он думал только о том, почему он не заметил этого сразу? Может быть, так устроен человеческий мозг? Если глаза видят то, чего не может быть, тогда разум не верит своим органам чувств и просто блокирует сигналы? Правда, в данном случае все было наоборот. Глаза не видели то, что должны были видеть. Его окружала абсолютная, черная пустота. Привычной россыпи звезд не было. Только прямо по курсу висел красный диск приближающейся планеты, да позади еле тлел огонек неизвестной звезды. «Может, я еще сплю?» – пронеслась у него шальная мысль, но он ее тотчас отбросил.
– Умка, я правильно понимаю, мы находимся в неизвестной звездной системе, с неизвестными координатами и эти координаты невозможно рассчитать, так как нет контрольных точек отсчета? – Ник начал потихоньку заводиться. – А если перевести это на нормальный человеческий язык, то в радиусе видимости нет ни одного известного нам созвездия, чтобы мы могли выяснить хотя бы примерное наше местоположение. А если быть совсем уже точным, то нет ни одной, даже самой завалящей звезды! – он уже почти кричал. – Хотя нет, что это я, есть одна, в которую мы чуть не влетели. Ох, какое везенье! И вот нате вам, оказывается и она НЕизвестная! – Скажи-ка мне, супермозг, как могло такое случиться: прыгнули по одним координатам, а вышли не то что по другим, а вообще ни по каким? Что это, другая Вселенная с одной звездой? Или черная дыра? Или, может быть, как там его раньше называли? Рай? – Ник понимал, что несет чепуху, но не мог заставить себя остановиться. – Что показывают твои хваленые супер датчики?
– Во-первых, что у тебя поднимается артериальное давление, – невозмутимо произнесла Умка. – Во-вторых, это не черная дыра и не мини-Вселенная. Я не хочу даже дискутировать по этому поводу. В-третьих, прыжок прошел по заданным координатам. И если тебе это интересно, у меня есть кое-какие соображения по поводу того, где мы находимся…
– Только соображения? Прекрасно! Я-то это уже знаю наверняка!
– И где же мы? – все так же невозмутимо поинтересовалась Умка.
– Где, где… – не выдержал Ник. – Чуть пониже спины! Только вот не знаю еще, у кого!
– Я ожидаю данных от зондов-разведчиков, чтобы обобщить информацию, – не обращая внимания на его слова, продолжила Умка. – Но уже сейчас могу сказать, что это закапсулированная область пространства. Физические законы здесь тождественны законам нашей Вселенной, так что, спешу тебя успокоить, мы не в Раю. Единственно непонятно ведут себя квантово-волновые процессы. Возможно, в этом кроется причина практически полного отсутствия в этом секторе флуктуации поля.