Княгиня разливалась соловьем, Мишка делал вид, что не знает, куда деваться от столь ласкового обращения, а «пажи» – Елизар с Елисеем – громко сопели дуэтом и, казалось, вот-вот начнут растекаться, как масло на солнышке.

«Ну, сэр Майкл, ради такого стоило провалиться на девятьсот лет в прошлое! Когда это вы столько комплиментов из женских уст получали? Были бы они еще искренними, а то ведь театр сплошной… Но исполнение, позвольте вам заметить, отменное – в каждой бабе актриса сидит! Интересно, когда она решит, что клиент доведен до нужной кондиции, и можно начать приказывать восторженному мальчишке, который готов положить за нее и свою голову, и головы своих ребят? Ага! Вот, кажется, началось… издалека заходит мадам, осторожная дамочка. Впрочем, ничего удивительного – опыт совместного правления с мужем сказывается».

– А скажи-ка, боярин Михаил Фролыч…

«Быстро вскинуть восторженно-изумленные глаза!»

– …А не приходила ли тебе мысль на княжью службу поступить?

– Служить вам, ваша светлость, честь для меня великая и радость душевная!

– Хорошо сказал! Да и мне, ежели начистоту, такого боярина иметь тоже в радость.

– Приказывайте, ваша светлость!

– Вы ведь мою ладью у татей отбили?

– Так, ваша светлость, только проверить надо: в исправности ли она, не попортили ли ее тати.

– Ну, так вот: проверяй ладью, гони сюда и проводишь меня с детьми до Городно. А уж там и награда для тебя будет, боярин.

– Немедля все исполню, ваша светлость! – Мишка, демонстрируя готовность, вскочил со скамьи. – И как только укажет его светлость князь Всеволод Давыдович, доставлю вас в град!

– Это что же? – Агафья грозно сдвинула брови. – Тебе моего повеленья недостаточно?

«Внимание! Прокол или преднамеренность? Не отреагировать на имя мужа, не заинтересоваться, откуда он тут взялся… Пожалуй, намеренно – по идее, вы, сэр, должны на уши встать, чтобы опять ласковую улыбку на ее лицо вернуть. Какие уж тут пререкания. А вот фигушки! Но не форсировать – аккуратненько прикидываемся шлангом».

– Так ведь как же… – Мишка изобразил растерянность. – Без княжьего слова?

– Мое слово здесь – княжье! – надавила голосом Агафья.

– Но, ваша…

– Никаких но! – княгиня рявкнула не жиже матерого фельдфебеля на строевых занятиях. – Исполнять!

– Поперек князя?

– Ты только что МНЕ служить напрашивался!

– Но… – Мишка сделал паузу, словно подыскивал нужные слова, а потом процитировал: – «Муж любит жену, жена да убоится мужа своего».

Агафья открыла рот и… смолчала.

«Вот так! И никакие мы не мужские шовинисты, а просто христианское благочестие блюдем. Типа: баба, знай свое место, как от Бога указано. Ну-с, ваш антитезис, уважаемый оппонент?»

Чего стоило Агафье сдержаться, знала только она; впрочем, и Мишка тоже догадывался. Опыт соправительницы сделал свое дело: Агафья, скорее всего, не поняла, а каким-то «верхним чутьем» уловила – стоящий перед ней мальчишка знает что-то такое, что неизвестно ей, а какие ошибки может сотворить неинформированный (или недостаточно информированный) управленец, она прекрасно знала – наверняка немало шишек понабивала в первые месяцы или даже годы княжения в Городно.

– Ну-ка, сядь! – княгиня так лязгнула голосом, что «пажи» дружно вздрогнули. – Почему от князя слова ждешь? Ты с ним виделся? Он где-то рядом? Почему с тобой не приехал?

– Не гневайтесь, ваша светлость!..

«Больше раскаяния в голосе, сэр, жалобнее!»

– Моя вина! Сразу надо было все обсказать…

– Не тяни! Рассказывай!

«Э-э, далеко вам, мадам, до Нинеиного «рассказывай», ну, да ничего, тут и врать-то фактически не придется…»

– После похищения вашей светлости с детьми, тати потребовали от его светлости князя Все…

– Говори проще! Князь и все!

– Как будет угодно вашей…

– Ну!!!

– Тати потребовали от князя пропустить ляхов через городненские земли в туровские владения. И не просто пропустить, а сопроводить и помочь. Ему пришлось согласиться, чтобы…

– Понятно! – прервала Мишку Агафья и задумалась.

Подумать было о чем: ее муж пошел против родича и сюзерена. Вынужденно, но пошел. Без последствий такое не остается.

– Дальше!

– Мы ляхов в туровских землях встретили. Частью перебили, частью обратили в бегство. На северном берегу Припяти нагнали и могли изничтожить совсем, но вмешался князь Всеволод. Ляхи сумели уйти, но князя ранили стрелой в плечо.

– Не твои ли щенки постарались?

Какая, к черту, ласковость? Тон Агафьи был: «могла б – убила бы».

– Мы из самострелов болтами стреляем, а не стрелами…

«Оправдываетесь, сэр, из образа выходите. Породистый щенок должен не только хвостом вилять, но и зубы показывать. Хвостиком вы перед ней виляли, надо полагать, убедительно, зубы не только показали, но и закусали, кого требовалось, причем насмерть, а теперь еще и порыкиваете. Ну, точно щенок – хороших кровей, но по возрасту еще дурной. Княгиня не истеричная дура, должна сообразить, что при ПРАВИЛЬНОЙ дрессировке из такого настоящий защитник получится».

– …Но все равно, – Мишка добавил металла в голос и в упор уставился на Агафью, – стрела была погорынской! А был бы болт самострельный, так и в том греха не вижу!

Подействовало – княгиня вспомнила, что находится в руках мальчишек-«отморозков», и изобразила жестом: «не обращай внимания – нервы». Мишка кивнул, мол, понимаю, и продолжил рассказ, тщательно избегая любых отклонений от избранного им образа. Мальчишка, воображающий себя рыцарем и грозным воеводой, которому несказанно повезло уже и тем, что он просто выжил, а тут еще и князя пленил, и заложников освободил! Везунчик, но сам этого не понимает, как не понимает и того, что вместе с пленением князя и освобождением его семьи приобрел не столько честь и славу, сколько множество проблем на свою тощую задницу. Ждет, несомненно, почестей и наград, уже заранее чуть не лопается от гордости, но… вот тут для Агафьи должна была возникнуть непонятка: родней приходится Святополчичам, а преданность демонстрирует Мономашичам, вернее, одному из Мономашичей – Вячеславу Туровскому.

Княгиня слушала внимательно, время от времени стимулируя рассказчика то кивком, то ободряющим междометием. За мужа, кажется, переживала искренне – ну и что, что особо страстной любви между ними не случилось (брак-то династический), все равно вдовья доля не подарок и на городненском княжении ее никто в случае смерти Всеволода не оставил бы.

Было, однако, в ее реакции и такое, что Мишке весьма не понравилось. Когда рассказ дошел до того, как Всеволод всего с двумя десятками дружинников бросился на выручку семье, по лицу княгини скользнуло что-то вроде презрительной усмешки. Мишка догадался, что в иных обстоятельствах подобные действия князя были бы прокомментированы Агафьей всего одним словом: «Дурак».

Мишка и сам не считал поведение Всеволода образцом мудрости, но взыграла мужская солидарность: «Он все бросил, раненый очертя голову скакал ей на выручку, чуть не умер, а она… Вот она – баба во власти: все чувства задавлены, компьютер в юбке, ничего женского не осталось».

Известие об агрессии Полоцка Агафья восприняла спокойно, и Мишка решил, что если она о планах соседей и не знала точно, то вполне могла догадываться, а еще могла надеяться при удачном стечении обстоятельств оттягать под шумок у Пинска землицу, прилегающую к Городно. Кусок, что ни говори, жирный – «Черная Русь» с плодородными и хорошо заселенными землями, не то что полесские болота.

К намерению Мишки явить плененного Всеволода в Турове пред очи Вячеслава Владимировича Агафья, похоже, отнеслась с пониманием – мальчишка-сотник ради такого звездного часа наизнанку вывернется, а вот то, что ее судьбу будет решать Всеволод, а не этот сопляк, которым, как поначалу показалось, она смогла бы вертеть, как заблагорассудится, княгине не понравилось. Необходимость визита в Туров и в Киев для спасения вляпавшегося в серьезные неприятности муженька она прекрасно понимала, но одно дело, когда она сама приедет (подготовившись и посоветовавшись), и совсем другое, если ее привезут – пусть не пленницей, а спасенной, но все равно привезут. Выглядеть добычей какого-то сопляка из погорынского захолустья ей очень и очень не хотелось. Западло, так сказать, княгине, но никуда не денешься – если муж так решит, мальчишка поддержит его, а не ее.