Огромный, выше отца и дяди Паши. Широкий в плечах, с огромной по грудь чёрной-пречёрной бородой. Такие же чёрные брови, из-под которых не видно глаз.

На голове большая шляпа. Она когда-то тоже была чёрная, а сейчас где-то серая, где-то рыжая, серая. Но с большими полями. Вся старая и бесформенная. Одет был этот страшный великан в старый брезентовый дождевик. На ногах стоптанные кирзовые сапоги, брюки с заплатами, прихваченные широкими стежками, заправлены в сапоги.

В руках у него как посох - большая. Толстая палка. Мужику почти по плечо.

Палка была много выше Славки.

Глаза у этого чудовища, когда развернул голову в сторону мальчишки, тоже были чёрные.

Руки были огромные. Широкие.

-- Что молчишь? Обомлел?

Славка, просто молча, смотрел на незнакомца, готовый в любой момент дать стрекача и удрать от него к родителям.

-- Что делаешь в мёртвом доме? Что искал?

Мужчина грозно смотрел на него.

От страха Славка начал волноваться. Сквозь спазм выдавил:

-- Н-н-ничего. П-п-п-просто смотрел.

-- Ты, что заикаешься?

-- Д-д-да!

-- Испугали?

"Ещё чего!" - подумал Славка. "Я - сын офицера! И ничего не боюсь!" "Ха! Три раза "ха"!

-- Н-н-нет! Я п-п-просто з-з-заикаюсь! Никто меня не п-п-пугал!

-- Ты с Дадоновыми приехал?

Славка просто кивнул головой. Этот страшный человек просто сковал его ужасом. Скорей бы к родителям уже!

-- Пошли! Нечего по заброшенным домам лазить. Не ровен час что-нибудь обвалится! Пошли!

Славка стоял.

-- Боишься?

Славка молчал.

-- Ладно. Я вперёд, а ты следом! Ты ничего не взял в доме?

Славка отрицательно помотал головой.

-- А хотел что-нибудь взять?

-- Д-д-да! Т-т-там часы на стенке. Ходики. Я их завёл. Но они не ходят. Сломаны.

-- Да. Часы. Такие часы уже не делают. Они когда тик-такают, так и на душе спокойно. Как будто в доме ещё одна живая душа. И говорит тебе, что всё в порядке. Ты не один. Понимаю, малец. Понимаю. Но ты их не взял?

-- Н-н-нет. Они сломаны.

-- Ну, и ладно. Пусть висят. Сломанные часы в мёртвом доме. Им там как раз и место.

Он покрутил головой, как будто ещё ища кого-то.

-- Пошли.

Он махнул палкой, показывая направление к дому дяди Паши. Славка на почтительном расстоянии держался от него, шёл следом, готовый в любой момент драпануть от этого страшного дядьки.

Рука в кармане, крепко держит алюминиевую коробочку.

Вот и дом дяди Паши.

Подошли к калитке. Отец с дядей Пашей на крыше приколачивают доски. Видно, что часть толи на крыше они уже заменили. Новая чёрным пятном чётко выделяется на фоне старой, серой, выгоревшей.

-- Бог в помощь - зычно сказал незнакомец.

Взрослые перестали колотить. Обернулись. Дядя Паша козырьком поднял ладонь над глазами, солнце светило ему в глаза.

-- А! Дед Епифан! Сейчас спущусь!

Славкин папа тоже стал спускаться следом.

Дядя Паша подошёл к калитке, отец следом.

-- Здравствуйте, дед Епифан!

Дядя Паша был почтителен. На фоне этого здоровяка он выглядел очень скромно.

-- Здравствуй, Павел! Крышу делаешь?

-- Делаю. Родовое гнездо. Нельзя бросать.

-- И это правильно. - дед Епифан кивнул своей большой головой.

-- Кто знает, может, на пенсию пойду, да, сюда и переберусь. Красота здесь. В городе такого не увидишь. Да и чисто здесь. Чистый воздух. Чистая вода. Да, и вам будет веселее.

-- Перебирайся. А то охотников до чужого добра тут много. И летом приезжают и зимой, чтобы поживиться чужим добром в домах. Чуть ушёл в тайгу, глядь, а птицы уже встревоженные кружат над деревней. Вот и возвращаешься, чтобы шугануть нечисть приезжую. Худой люд пошёл ноне. Вороватый. Работать не хотят, только бы чего утащить, что плохо лежит. Тут были умники, пытались дома разобрать, да, увезти. Еле отбил.

-- Тяжело было?

-- Да, нет! - дед Епифан пожал плечами. - Их четверо всего было. Я жердиной от них отбился, потом в машину загнал, чтобы убрались. А зимой этой завал из лесин соорудил. На снегоходах не пройдут, на машине не проедут. По бокам брёвна на противовесах поставил. Мимо на лыжах или в снегоступах не пройдёшь, тронешь ветку, а бревно сбоку прилетит. Не зашибёт насмерть, я осинку поставил, она лёгкая. Но зубы и рёбра помнёт. Вот, ежели, берёзку приспособить, да, заострить, то звериному обитателю пир будет. Но грех на душу брать не буду. - он широко перекрестился.

-- Рыба-то на пруду есть, дед?

-- Рыба есть. Много не бери.

-- Да, нет. Не больше ведра. Карасей.

-- Бери. - дед великодушно махнул рукой. - А на речке чего не хотите? Там и хариус есть.

-- Снасти взяли на медленную воду. Спокойно посидеть, да, пацана к рыбалке приучить. - дядя Паша кивнул на меня.

-- Так, это значит, ваш мальчишка?

-- Наш. Наш. Помогал ворота чинить, потом отправился осматривать окрестности. На крышу его брать побоялись.

-- А иду, смотрю, кто там под крыльцом Авдотьи шерудит. Вот и подошёл, поинтересовался. Понятно. А дочь твоя где?

-- В лагере летнем отдыхает.

-- Понятно. Я ей прполиса заготовил. Настойку сделал. Ты же говорил, что у неё горло слабое. Прополисом смазывайте - верное дело. И перги дам тоже. Для здоровья - пользительное средство будет. Ну. И просьба, Павел к тебе.

-- Говорите, дед Епифан.

-- Воска я приготовил. Отвезёшь в город, в церковь. Там немного. Около пуда будет. Не больше.

-- Конечно, отвезу. Ну, а я вам соли привёз, крупы.

-- Вот за заботу такую - поклон тебе. Никто уже из земляков не приезжает. Плохо. Ладно. Пойду я. Завтра принесу, что обещал. Ну и мёда прошлогоднего. И брусники с мёдом.

-- А вот за последнее - отдельное спасибо, дед Епифан! - дядя Паша встрепенулся.

-- Да. Мальчугану накажите, чтобы по мёртвым домам не лазил. Не ровен час придавит его. Дело такое... Брошенное. Дома будут мстить людям за то что их бросили. И не дело это...

Он махнул рукой, в которой был зажат посох. И пошёл обратно.

-- Славка, ты чего такой грязный? - отец подошёл к сыну.

-- Да, ладно, папа, сейчас умоюсь.

Славка быстро потёр щёки ладонями, как будто от этого лицо стало чище.

-- Я тебе дам сейчас "ладно"!

-- Дядя Паша, а кто это? - Славка махнул рукой в сторону удалявшегося великана.

-- Ведьмак это, Вячеслав, Ведьмак! - дядя Паша покачал головой. - Сколько я его помню, а всё такой же. Здоровый. Ни одного седого волоса. Только стал сутулится он.

-- Он? Сутулится?

-- Раньше он больше был. Откуда пришёл не знал никто. Пришёл и стал строить себе дом. На окраине. Почти в лесу. Обычно соседей просят о помощи. Этот сам. Сам валил лес для дома. Тщательно выбирал деревья. Сам добывал, сам шкурил - кору снимал, сам, на себе лесины вытаскивал из тайги. Сушил. Сам чашки рубил, сам сруб ставил. Никого ни о чем не просил. Людей сторонился. К себе никого не подпускал. А пока дом строил, то у бабки Авдотьи на постое был. Помогал по дому. Ремонтировал дом. По хозяйству помогал. Все шушукались, что роман у них. Ничего не было. Болтовня одна. А когда дом построил, то вообще отдалился от всех. Пасека у него была и есть. Травы он собирал, сушил. Если у кого какая хвороба случалась, так все к нему обращались. Но все шли к нему, когда всё уже. Нет мочи терпеть. Он и отвары делал и припарки всякие. Многим помогал. Его благодарили. Он сам начал сруб делать под часовню. Председатель приходил, стыдил, мол, Советская власть на дворе, а ты часовню ставишь. Он молчал. Только тюк, да, тюк топором. Не любил говорить. Вот сейчас он разговорился. А так - всё молча. Даже, когда я первый раз после смерти родителей приехал, так он и не пришёл ко мне. Издалека посмотрел, что я делаю. И ушёл. Я вечером к нему пришёл. Сахара, крупы, муки принёс. Только тогда он поблагодарил. Наутро принёс мёда, да, брусники на меду.

-- А что это такое?

-- Это он бруснику собирает. В бочки, закопанные в землю, засыпает, а сверху мёда много льёт. И всё это у него стоит. Год, два, три. Получается для иммунной системы очень хороший стимулятор, ну, и хмель присутствует. Съедаешь миску такого вот желе, и ноги как ватные, но наутро сил столько, что можешь марафон бежать, и организм очищается от всякой дряни. Однажды он пришёл ко мне, я с дочкой был, говорит, хотите посмотреть на медвежонка? Пошли мы. А там у него сарай, и там эти бочки закопаны. Медвежонок - пестун. Это годовалый, забрался, землю раскопал, и сколько смог съел этой брусники с мёдом. И свалился рядом.