- Ты от самого дома шёл по следу, волк? – спросила она, не глядя на него и вступая в игру.

- Людишки воняют за километр, - сказал Бренд и легонько толкнул её носком ноги.

Старший брат знал Сайли лучше всех, она не терпела жалости. Когда в подростковом возрасте все начали обращаться, а дочь Альфа-вожака нет, многие не скрывали своего презрения к ней. Отец молчал, он и не думал приструнить членов своей стаи – дети должны быть сильными, и сами справляться со своими проблемами. Мать вообще сделала вид, что всё хорошо, или она ни о чем не знает, только иногда украдкой поглядывала на дочь с сочувствием. Только Бренд не проявил безразличия. Но он вопреки ожиданиям не стал её жалеть, а сказал с наигранной серьезностью, что людишкам и не положено обращаться. Тогда Сайли ответила, что от него воняет мокрой псиной, и её чувствительный человечий нос не может этого выдержать. Но нос девушки выдержал, а вот носы некоторых самых активных её обидчиков были сломаны. Правда они не признались вожаку, кто это сделал, а он и не стал настаивать, только глянул на сына и его рассечённый подбородок с искрами гордости в глазах и сказал что-то о крепости семейных уз. Забияки отстали, а Сайли и Бренд сдружились еще больше и шутки про носы стали у них любимыми шутками.

- Вставай, Сайли. А то мать подумает, что ты пошла топиться и кинется в реку тебя спасать. Сама знаешь, как пахнет от мокрого волка, твой человеческий нос этого не выдержит.

Девушка, не глядя на него, поднялась и отряхнула одежду, чтобы чем-то занять руки. Бренд пошёл к дому, и Сайли поплелась за ним. Она любила его привычку молчать, когда и так было всё понятно. Они дошли до дома, где у крыльца в шезлонге их ждала обеспокоенная мать, которая и отправила брата на поиски сбежавшей сестры. Женщина украдкой кивнула сыну в благодарность, а Сайли сделала вид, что не заметила этого.

Девушка прошла в дом и поднялась в свою комнату. Тут было уютно и так по-детски безопасно, что, наконец, слезы побежали по щекам. Но плакать было нельзя, у волков очень чувствительный слух: если она разрыдается, весь дом скоро будет знать об этом, знать о её слабости. А слабость в роду Обергвайнов была под запретом. Сайли прошла в ванную комнату и включила в душе воду, а потом, скинув с себя одежду, забралась под струи воды. Теперь звук льющейся из лейки воды заглушал звук вырывающихся из неё рыданий. И она дала волю чувствам.

Разбудил девушку звук открывающейся двери. Она повернула опухшие глаза ко входу в комнату. В спальню медленно входила мать.

- Разбудила, милая? - спросила женщина, обращаясь к дочери.

- Нет, я уже не сплю.

- Пора собираться.

- Куда?

- К Гродвольнам.

Это был род жениха Сайли. Умершего жениха. «Что мне там делать, раз Рейна больше нет?» - со странным спокойствием подумала девушка.

- Зачем?

- На погребальную церемонию, - тихо сказала мать, отводя глаза, и начала складывать вещи дочери, брошенные на стул.

Сайли села в кровати и попыталась уговорить мать оставить её дома:

- Можно я не поеду? Скажите, что мне нездоровится… Не хочу видеть как он…

Мать подняла глаза:

- Я понимаю, детка. Но ведь ты и сама знаешь, что должна поехать.

Сайли опустила голову, признавая правоту матери. Она должна поехать и отдать дань умершему жениху. Отец не потерпит слабости, ей и самой она претит.

- Как ты думаешь, что лучше мне надеть? – спросила девушка, меняя тему разговора. Это был беспроигрышный ход, она всегда советовалась с матерью по поводу одежды, если хотела сделать той приятное. Настия (мать Сайли) любила наряжать свою маленькую дочку в детстве и со временем не потеряла своего пристрастия к этому занятию. – Не хочу быть в черном, ему не нравился этот цвет.

Рейн не любил, когда она надевала черные вещи, но когда девушка спрашивала почему, он либо молчал, либо отшучивался. Постепенно в её гардеробе почти не осталось одежды этого цвета, хотя она и любила, как смотрится чёрный цвет с её белой кожей и русо-рыжими волосами. Но она больше не носила его, она всегда хотела быть для Рейна красивой. Даже сегодня вечером.

Настия достала из шкафа длинное летящее платье темно-синего цвета с узкими рукавами и высокой линией декольте, закрывавшей ключицу.

- А открытая спина не будет выглядеть неподобающе случаю? – спросила девушка.

Женщина развернула платье и посмотрела на глубокий вырез на спине, который открывал кожу до середины лопаток.

- Нет, пусть все видят, какая ты у нас красавица. К тому же волосы прикроют спину.

Девушка выбралась из постели и женщина помогла ей одеться и заколоть волосы, убирая пряди с лица. Косметикой Сайли не пользовалась, но все же попросила мать принести тональный крем, что бы скрыть опухшие после слез глаза. Когда, выходя из комнаты, Сайли глянула на себя в зеркала, она увидела красивую молодую девушку с печальными глазами. «Тебе не будет за меня стыдно, Рейн».

Сайли спустилась вниз, её уже ждали брат и мама. Девушка поискала глазами отца.

- Он уехал раньше, - объяснила мать.

Ехали они молча. Никто не предложил темы для разговора, и Сайли была благодарна им за это.

Загородный дом Гродвольнов находился на другой окраине города, и дорога занимала около получаса. Она всегда любила это время, особенно когда Рейн отвозил её домой. Они многое узнали друг о друге именно во время их поездок, когда никого не было рядом, и всегда было полчаса, не занятых другими делами. Но сейчас дорога показалось ей слишком короткой. Одно мгновение –  и девушка уже выходит из машины, припаркованной возле парадного крыльца имения.

Встречала их Полайя, мать Рейна. Женщина была высокой и стройной, совсем как Настия. Только её лицо светилось более суровой красотой, а красота матери Сайли была более мягкой и женственной. Но это отличие не влияло на их хорошие отношения. Женщины обнялись, и не сразу можно было сказать, кто кого успокаивает. Разомкнув объятия, Полайя повернулась к Сайли:

- Ты сегодня особенно красивая, - сказала она и обняла девушку. А потом добавила: - Он всегда гордился, что ты станешь его, - она чуть сильнее сжала руки, и только в этом и проявилось её хорошо скрываемое горе. Волчицы всегда должны быть сильными, особенно женщины Альфа-вожаков. Сайли тоже сжала объятия, безмолвно выражая свое сочувствие. Полая отошла на шаг: - Здравствуй, Бренд.

- Здравствуйте, Полайя.

- Идемте в дом, нас уже ждут, - сказала женщина и повела приехавших в свой дом.

Поместье Гродвольнов было большим, как и их семейный дом. Снаружи он напоминал средневековый замок, но обставлен был современно. Сайли всегда нравилось это сочетание рыцарского величия и современной лаконичности. Они с Рейном должны были жить здесь, в волчьей стае не приветствуется раздельное проживание. Но Рейн всегда говорил, что здесь столько места и комнат, что если они захотят, то месяцами могут не сталкиваться с его семьёй. Просторная прихожая уходила на второй этаж широкой лестницей, за которой начиналась огромная комната, в которой раньше проводили балы, а в современности подрастающее поколение устраивало шумные вечеринки, когда взрослые отлучались на пару дней по делам. Справа от лестниц была дверь в столовую и кухню, слева – в уютную гостиную, а из неё – в рабочий кабинет вожака стаи. Именно там, по словам Рейна, и творились самые темные дела: принимались судьбоносные решения, свергалась власть и назначалось наказание членам стаи, а особенно членам семьи Гродвольнов.

Гордон, глава семьи и Альфа-вожак стаи, а по совместительству отец Рейна, был суровым человеком. Он справедливо правил волками и не признавал неповиновения, не прощал лжи и предательства. Рейн часто говорил, что его отец сделан из гранита, и только честность могла спасти человека от его гнева. Таким же был и Маркос, отец Сайли, разнились они лишь в темпераменте: Гордон не отличался сдержанностью, и его громогласный голос вмиг оглушал виновного, тогда как Маркос, наоборот, всегда был сдержан, но его спокойный угрожающий тон действовал не хуже криков Гордона.