Проснись! Проснись! Сова кричит —
Закат раскрасил неба синь:
То эльфов музыка звучит —
«Король идёт! Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!»
Как сладок звук эльфийских флейт —
Они раскрасят неба синь:
«Проснись! Проснись!» — И сна уж нет:
«Король идёт! Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!»*
Он пропел первые четыре строки оживлённо и весело, заставляя колокольчики звенеть в такт музыке; но последние две спел довольно медленно и спокойно, и просто размахивал цветами над головой, а закончив первый куплет, принялся объяснять.
— Нашего эльфового коголя зовут Оббегвон, — (наверное, он хотел сказать «Оберон»), — и он живёт за озегом — вон там — и вгемя от вгемени пгиплывает на маленькой лодке, и тогда мы идём и встгечаемся с ним, и, понятное дело, поём эту песню.
— И тогда ты идёшь к нему ужинать? — зловредно предположил я.
— Тебе нельзя говогить, — поспешно сказал Бруно, — так ты мне мешаешь петь.
Я сказал, что больше этого делать не буду.
— Сам я никогда не говогю, когда пою, — продолжил Бруно чрезвычайно серьёзным голосом, — поэтому и тебе не надо. — Затем он снова взмахнул колокольчиками и запел:
Ах, слушай, слушай — как прекрасен
Колоколов волшебных звон!
Они поют легко и ясно,
И лес их песней поражён!
Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь — почётная роль:
Да здравствует наш Волшебный Король!
Смотри, смотри — как освещён
Наш лес огнями светлячков!
Собрал всех праздничный трезвон —
Ведь ужин наш уже готов!
Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь — почётная роль:
Да здравствует наш Волшебный Король!
Смотри же и слушай! Спеши поскорей —
Пока не пробили полночь часы —
Попробовать яства лесных королей,
Что слаще рассветной медовой росы!
Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь — почётная роль:
Да здравствует наш Волшебный Король!*
— Тс-с, Бруно! — зашипел я предупреждающим шёпотом. — Она идёт!
Бруно перестал играть, чтобы Сильвия его не услышала, а затем, заметив, как она медленно пробирается сквозь высокую траву, вдруг неожиданно ринулся на неё головой вперёд, как маленький бычок, крича:
— Смотги в дгугую стогону! Смотги в дгугую стогону!
— В какую сторону? — спросила Сильвия довольно испуганным тоном, одновременно озираясь по сторонам, чтобы разглядеть, где может скрываться опасность.
— В ту стогону! — сказал Бруно, осторожно разворачивая её лицом к лесу. — А тепегь иди спиной впегёд, только не тогопись, — не бойся, не споткнёшься!
Но, тем не менее, Сильвия споткнулась; собственно говоря, он так торопился, что потащил её через такие залежи маленьких веточек и камней, что вообще удивительно, как бедной девочке удалось удержаться на ногах. Но он был слишком возбуждён, чтобы думать о том, что делает.
Я молча показал Бруно то место, куда её лучше всего привести, чтобы перед нею сразу открылся весь сад. Это был маленький пологий холмик, размером примерно с картофелину; и, когда они взобрались на него, я отступил под сень деревьев, чтобы Сильвия меня не увидела.
Я услышал, как Бруно торжественно воскликнул: «А теперь можешь смотгеть!», после чего последовал взрыв аплодисментов, который, впрочем, произвел один Бруно. Сильвия молчала — только стояла и смотрела, крепко сжав ладони, и я даже испугался, что ей не понравилось.
Бруно тоже наблюдал за ней с беспокойством, и, когда она спрыгнула с кочки и начала расхаживать по маленьким дорожкам, он стал осторожно ходить за ней, явно беспокоясь о том, чтобы она составила собственное мнение обо всём этом, без каких-либо намёков с его стороны. И когда она наконец глубоко вдохнула и вынесла свой приговор — торопливым шёпотом и пренебрегая правилами грамматики: «Это самая препрелестнейшая вещь, какую я раньше видела в своей жизни!» — малыш выглядел таким же довольным, словно сей вердикт вынесли все судьи и присяжные во всей Англии, вместе взятые.
— И ты вправду сделал всё это сам, Бруно? — спросила Сильвия. — И только для меня?
— Мне немножко помогли, — начал Бруно и весело рассмеялся, увидев, как она удивлена. — Мы занимались этим весь день, — я подумал, что тебе понгавится... — И здесь у бедняги начала дрожать губа, и через мгновение он расплакался и, подбежав к Сильвии, пылко обхватил её за шею и уткнулся лицом ей в плечо.
В голосе Сильвии также ощущалась лёгкая дрожь, когда она прошептала:
— Ну что, что случилось, милый? — и попыталась поднять его голову и поцеловать.
Но Бруно вцепился в неё, всхлипывая, и не мог успокоиться, пока не признался во всём.
— Но я хотел... испогтить твой сад... сначала... но... я никогда... никогда... — И тут последовал новый поток слёз, в котором утонула оставшаяся часть фразы. Наконец он выдавил из себя: — Мне понгавилось... сажать цветы... для тебя, Сильвия... и я никогда ещё не был так счастлив... — И наконец розовощёкое лицо оторвалось от её плеча, всё мокрое от слёз, и потянулось к ней в ожидании поцелуя.
К этому моменту Сильвия тоже начала плакать и ничего не сказала, только «Бруно, милый!» и «Я никогда ещё не была так счастлива...», хотя почему двое детей, которые никогда ещё раньше не были так счастливы, должны оба плакать, осталось для меня великой загадкой.
Я тоже чувствовал себя очень счастливым, но я, разумеется, не плакал: вы же знаете, «великаны» никогда не плачут, — мы предоставляем это делать эльфам. Только, думаю, в тот момент немножко накрапывало, потому что я почувствовал одну-две капельки на своих щеках.
После того они ещё раз обошли весь сад, цветок за цветком, словно это была длинная фраза, которую они произносили по буквам, с поцелуями вместо запятых и огромным объятием вместо точки, когда дошли до конца.
— А ты знаешь, Сильвия, что это было моей сместью? — начал Бруно, серьёзно глядя на неё.
Сильвия весело рассмеялась.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, откинув обеими руками назад свои длинные каштановые волосы, и посмотрела на него весёлыми глазами, в которых ещё поблескивали крупные слезинки.
Бруно набрал воздуха и подготовил рот к труднейшему испытанию.
— Я хотел сказать «мес-тью», — уточнил он. — Тепегь понятно? — И он выглядел таким счастливым и гордым тем, что наконец правильно произнёс это слово, что я даже ему позавидовал. Я склонен думать, что Сильвия совсем не «поняла»; но она чмокнула его в обе щеки, чего, похоже, также было достаточно.
И вот они побрели вместе прочь, среди лютиков, нежно обнимая друг друга за талии, шепча и смеясь, и ни разу даже не оглянулись на меня, несчастного. Да, один раз, уже совсем перед тем, как я потерял их из виду, Бруно повернул голову вполоборота и нахально кивнул мне на прощание. И это вся благодарность, которую я получил за все свои труды!
Я знаю, вам жалко, что история подошла к концу — верно? — поэтому я скажу вам ещё только одну вещь. Самое последнее, что я видел, было вот что: Сильвия наклонилась поближе к Бруно, обнимая его за шею, и шептала умоляющим голосом прямо ему в ухо:
— Знаешь, Бруно, я совсем забыла это трудное слово, — пожалуйста, скажи его ещё раз. Ну пожалуйста! Ну только один разочек, милый!
Но Бруно не стал повторять попытку.
Перевод с английского Андрея Боченкова.
