— А я рад видеть вас, Спаркмен, — отозвался тот, слезая с коня и протягивая руку для сердечного рукопожатия.
— Верю, майор, я вам без слов верю. Однако вы подъехали как раз вовремя. Бекон жарится, а вот и хлеб. Сядем-ка на корточки, честь по чести, по-походному, и вкусим со смиренной душою, что Бог послал Я так полагаю, вы нынче уже не думаете продолжать путь?
— Нет, — отвечал тот, — конечно, если получу позволение пристроиться на ночь у вашего костра. Но кто это там в фургоне? Мой добрый друг миссис Грейлинг, если не ошибаюсь?
— Вы угадали, майор, — ответствовала сама дама, с радушной поспешностью вылезая из фургона и приветливо протягивая ему руку.
— Право, миссис Грейлинг, как же я рад вас видеть!
И новоприбывший с галантностью истинного джентльмена и сердечностью старого соседа выразил свое удовольствие от встречи с добрыми друзьями.
Когда обмен приветствиями был окончен, майор Спенсер охотно подсел к костру, а Джеймс Грейлинг, поборов нежелание, снова углубился в лес, вернувшись на время ужина к обязанностям караульщика.
— А это кто с вами? — спросил Спенсер, разглядев при свете пламени темную приземистую фигуру шотландца. Спаркмен вполголоса передал ему все, что успел узнать о незнакомце, а затем представил их друг другу по всем правилам.
— Мистер Макнаб — майор Спенсер. Мистер Макнаб говорит, что он самый что ни на есть синий и дрался при Кэмдене, когда генерал Гейтс помчался со всех ног догонять ополченцев. И еще он дрался в «Девяносто Шестом» и при Коупенсе, так что, выходит, он, можно сказать, свой.
Майор Спенсер пристально посмотрел в лицо шотландцу — что явно пришлось тому не по вкусу, — задал было ему несколько вопросов в связи с теми эпизодами, в коих он не отрицал своего участия, но, видя, что тот отвечает с явной неохотой — столь неестественной для солдата, с честью прошедшего войну, — молодой офицер, не утративший душевной деликатности на грубых ухабах военных дорог, естественно, свои расспросы прекратил. Однако он продолжал разглядывать его хмурое лицо со все возраставшим любопытством и тревогой. Позднее, когда отужинали вернулся Джеймс Грейлинг, он объяснил Спаркмену, собравшемуся в дозор на замену племяннику:
— Где-то я видел этого шотландца, Спаркмен, и наверняка при каких-то интересных обстоятельствах. Но где, когда, как - не могу вспомнить. С его лицом связано что-то для меня неприятное, тяжелое. Ну право, где я мог его видеть?
— Мне и самому его вид не по сердцу, — признался Спаркмен. — Не иначе как он был скорее тори, чем вигом. Да только теперь это уже все равно: он сидит у нашего огня, мы преломили с ним вместе кукурузную лепешку, и нечего ворошите старый пепел, только пыль подымать.
— Да-да, конечно, — согласился Спенсер. — Даже если бы он действительно оказался тори, это не должно нас ссорите теперь. А вот настороже быть надо. Я рад, что вы не забыли, как вести разведку на болотах.
— Такое разве забудешь, майор? — горячо, хотя и шепотом, отозвался Спаркмен, прикладываясь ухом к земле. — Я слышу, Джеймс уже поужинал, майор. Это его свист. Пойду условлюсь с ним, как будем сторожить нынче ночью.
— Рассчитывайте и на меня тоже, Спаркмен, раз уж мы ночуем вместе, — сказал майор.
— Ну уж это ни в коем разе, — последовал ответ. — Сторожим мы с Джеймсом по очереди. Конечно, ежели вам будет охота по-полуночничать с одним из нас, то пожалуйста, это другое дело, поступайте как вам нравится.
— Хорошо, не будем из-за этого ссориться, Джоэль, — миролюбиво проговорил молодой офицер, и они вместе вернувшись в лагерь.
Глава II
У костра скоро обо всем договорились. Спенсер снова выразил готовность принять участие в ночном дежурстве, вызвался и шотландец Макнаб, но его предложение только послужило лишней причиной отказать и майору. Спаркмен решительно настоял на своем и, отправив Джеймса Грейлинга в одиночку обходить дозором окрестности, сам занялся тем, что нарубил веток и соорудил некое подобие шалаша для своего бывшего командира. Миссис Грейлинг и Люси спали в фургоне. Шотландец без долгих приготовлений растянулся возле костра, а сам Джоэль Спаркмен, закутавшись в плащ, устроился под фургоном полусидя, прислонясь спиной к колесу. Оттуда он время от времени вылезал, подбрасывал дров в огонь, задрав голову, смотрел в небо, оглядывал спящий маленький лагерь и, возвратившись на свое неудобное ложе, беспокойно, с перерывами, дремал. Так прошли первые два часа, и Джеймс Грейлинг сменился с дозора. Спать ему, однако, не хотелось, он уселся у костра, извлек из кармана книжицу под заглавием «Учитесь читать» и при свете колеблющегося смолистого пламени приступил прямо под открытым небом к этому естественному для юного возраста занятию, имея в виду наверстать понемногу те семь драгоценных лет, которые у него отняли волнующие события минувшей войны. За этим делом и застал его бывший командир, когда, так и не заснув, вышел из шалаша и сел с ним рядом у костра. Спенсеру всегда нравился этот мальчик. Они выросли в одной местности, первые военные успехи Джеймс сделал у него на глазах и при его одобрении. А разница в возрасте между ними была как раз такая, когда в сердце у младшего может родиться горячая привязанность к старшему другу, нисколько не противоречащая уважению, которое должен питать солдат к своему командиру. Грейлингу было от силы семнадцать, а Спенсеру лет тридцать пять — самый расцвет мужества. Сидя у костра, они толковали о прежних временах и вспоминали разные случаи, болтая весело и добродушно, как это свойственно молодости. Расспрашивали друг друга о том, куда и с какими намерениями они едут. У Джеймса Грейлинга своих намерений, строго говоря, не было. Были планы и виды его дяди, о которых нам здесь нет нужды знать больше, чем уже было рассказано выше. Однако Джеймс поделился ими со Спенсером во всех подробностях, будто с родным братом, и Спенсер с такой же готовностью открылся своему собеседнику. Оказалось, что он тоже едет в Чарлстон, а оттуда морем в Англию.
— Я тороплюсь в город, — заметил Спенсер, — так как оттуда
через несколько дней в Англию отходит Фалмутский пакетбот, и я должен плыть на нем.
— В Англию, майор? — с непритворным изумлением переспросил юноша.
— Да, Джеймс, в Англию. А почему тебя это так удивляет?
— Господи, ну как же! — простосердечно воскликнул его собеседник. — Да знай они, как знаю я, сколько вы перекроили у них красных мундиров, они бы вас на первом же ихнем пекане повесили!
— Да нет, едва ли, — улыбнулся майор.
— Но вы, конечно, перемените имя? — спросил юноша.
— Нет, — отвечал Спенсер. — Явись я туда под чужим именем, вся эта поездка оказалась бы ни к чему. Дело в том, Джеймс, что один старый родственник в Англии оставил мне изрядное наследство. И я смогу его получить, только если докажу, что Лайонел Спенсер — это я. Так что придется мне сохранить свое имя, как ни велик может быть риск.
— Вам виднее, майор. А только я все же думаю, догадайся они, как от вас досталось ихним солдатам при Хобкерке, при Коупенсе, в Юте и в других местах, уж они бы нашли способ вас повесить и не посмотрели бы, что мир. И потом, какая вам надобность ехать в эдакую даль за деньгами, когда у вас своих денег пропасть?
—Вовсе не такая уж пропасть, — возразил Спенсер, поневоле с опаской взглянув туда, где лежал шотландец и как будто спал крепким сном. — Да и вообще в деревне откуда быть деньгам? Даже на дорогу я должен буду достать в Чарлстоне. При мне сейчас только и хватит, чтобы туда добраться.
—Вот это уж чудеса так чудеса, майор. Я всегда думал, что в ваших краях нет людей богаче вас; но если вы сейчас в таких стесненных обстоятельствах, майор... только не сочтите за дерзость, но, может, вы позволите мне одолжить вам пока что гинею-другую, у меня есть лишние, а вы потом из английских денег вернете.
И юноша извлек из-за пазухи полотняный кошелек и в следующее же мгновение представил глазам офицера его более чем скромное содержимое.