- Куда ты денешься, если он захочет тебя услышать!

- А директор когда в отпуск пойдёт?

- Это будет сюрприз для всех, - смеялась та. - Никто не знает.

Екатерина зазвала её, бегающую по отделам, к себе:

- Семён Маркович сказал, "пятьдесят -- на пятьдесят". Согласна?

- Согласна.

- Тогда я заказываю. Посмотрим, что ответят.

- Спасибо.

Елена Рашитовна сразу поручила ей всё соцсоревнование, итоги которого ей предстояло ежемесячно стандартным трафаретом записывать на огромных стендах при входе в фойе первого этажа, так же как и итоги деятельности всего леспромхоза. Показала всю свою отчётность, не ежедневную, слава Богу, "Как я устала от этого!", познакомила её со всеми своими папочками по расчётам норм выработки для каждого участка в отдельности, не скрывая, делилась трудностями, с которыми столкнулась за все годы работы. У ней даже были записи всех проблем, которые она решала с самого первого дня в этом леспромхозе, с вопросами-ответами, источниками информации, с номерами страниц учебников, приказов, указаний свыше, даже перепиской подколотой -- кладезь информации для Аксаны; все телефонные номера соседних леспромхозов, с которыми она поддерживала связь, даже лесобиржа во Владивостоке, где она сама побывала по вопросам труда; море учебной литературы; акты ревизий вышестоящей организации не только нашего, но и других леспромхозов; вопросы с ответами для аттестации всех категорий нормировщиков и экономистов. Елена каждый день спрашивала и снова задавала ей теоретический материал, и Аксане ничего не оставалось, кроме как с головой погрузиться в новое бескрайнее информационное поле.

- Боже мой! - Думала она. - Это будет продолжаться до самого лета! Жить некогда! О каком замужестве они говорят!

На деле всё оказалось проще, Елена ведь только через полтора месяца в отпуск пойдёт. У ней не голова, а дом советов, она знала так много тонкостей, так любила свою работу, с таким интересом рассказывала о разных людях, с которыми ей пришлось столкнуться. Аксана была поражена её глубокомыслием, а ведь чуть-чуть всего её постарше.

- Елена Рашитовна, я ещё никогда не видела, как взрывники работают.

- Интересуешься? Устрою. Сумки готовь. И денег побольше.

- Зачем?

- Отправлю в сопки. Там сейчас разгар охоты, на каждом углу, под каждым кедром пушниной торгуют, можно поторговаться.

- Что-то сопок я здесь не заметила.

- Мы ж пеньки добываем на старых вырубках абсолютно во всех леспромхозах края, на каждом есть наш участок, почти половина из них в сопках. Багульника мне привезёшь.

- Если найду.

- Спросишь, ребята покажут, нарежут. Вези целую охапку.

- А когда это будет?

- Как только с Женей договорюсь. Ты только в любой момент должна быть готова. Он завезёт тебя домой на пять минут, переоденешься, сумки, деньги в руку -- и сразу вышла.

- Ладно, сегодня же всё приготовлю.

х х х

Как интересно! Она мчится на первом сидении по широкой грунтовой дороге! Вдаль от селения! Подальше от примелькавшихся лиц! Сзади трое молодцев, хороших знакомых ребят. Вообще-то, в Приморском крае, как она поняла, дорог нет, кроме одной, которая тянется вдоль железной дороги со стороны Китайской границы от Хабаровска до Владивостока. Во всех посёлках понятия не имели об асфальте, в Чугуевке она видела его только в одном месте -- между цветущих газонов у входа в своё управление, даже у райкома, на площадях, у ресторана, даже у канифольного не было асфальта перед заводоуправлением. Для любой новой дороги просто снималась почва, бульдозером выравнивалась каменистая поверхность и, самое главное, по бокам делались глубокие откосы, не менее одного метра ниже полотна, и это -- на десятилетия вперёд безо всякого их содержания. Если, конечно, в каком-нибудь месте случайно не размоет водным потоком, в этом случае здесь появляется мост.

УАЗик тянул вверх, это она заметила. Рядом с дорогой -- хвоя. Местность изменилась -- горы. Она не назвала бы их сопками. Сопки -- это Владивосток, другими она их не представляла. Однако, крутизна приличная, градусов тридцать.

Вышли из машины. Днём уже были нулевые температуры. На ней ветровка с капюшоном, под которой тёплая белая курточка. День стоял тихий, пасмурный, утром даже пролетали редкие снежинки.

- Женя, я должна вернуться с охапкой багульника и с пушниной.

- Понял. Заедем.

Совсем рядом послышалась череда взрывов. Мужчины остановились, и каждый про себя что-то шептал.

- Во-время приехали. Пойдём. Сейчас как раз вторую закладку будут делать, посмотришь весь процесс. Здесь будем не больше часа, ещё на два участка надо заехать.

Вот, теперь она знает, как это делается -- бурят, закладывают взрывчатку, отходят в укрытие, нажимают на пульт, и считают, сколько взрывов прогремело, обычно за один такой сеанс восемь-двенадцать пеньков разлетаются. На следующий день сюда приходит бригада заготовителей, собирают, довытаскивают из земли оставшиеся, измельчают, если надо, чистят, грузят, вывозят.

- А почему в Кокшаровке не взрывают?

- Там пеньки не такие смолистые, при взрыве в труху превращаются, и почвы не такие каменистые, можно и "ковырялкой" выцарапать.

Уже после обеда он остановил машину, сам по колена в снегу добрался до пригорка, нарезал большой веник стеблей, связав низ, бросил ей под ноги. Потом остановились у конторки небольшой, даже без вывески.

- Пойдём пушнину смотреть, - улыбался он. - Что хочешь-то?

- Шкуру медвежью.

Он внезапно остановился:

- Медвежью? Кто ж тебе её здесь продаст? - Задумался. - Ты больше вслух-то такие слова не говори никому. Так, что делать будем? - Задал сам себе вопрос. - Тебе какого медведя, бурого или гималайского?

- Гималайского. С белой грудкой.

- Всё-таки мы давай сюда зайдём, ты посмотри там просто так, из любопытства, что есть, а я с начальником потолкую с глазу на глаз. Не получится если, то в другое место заедем, знаю куда.

Это была заготовительная контора, куда промысловики сдавали весь мех, добытый во время легального сезона охоты. Насмотрелась Аксана глазами своими -- на всю жизнь хватит. Удивилась только, что соболь был таким маленьким, на картинках в её книге этот зверёк был много крупнее норки. Конечно , задала вопрос. Оказалось, что шкурку соболя, мздра которого была очень тонкой, ссаживают, то есть сжимают, как бы уплотняют, видимо, что-то пропустила она при прочтении. Были здесь и выдры, расценки у которой были за один квадратный сантиметр, говорят, очень ценный мех, но она ничего привлекательного в нём не нашла. Висели роскошные шкурки лисиц. Но покупать она ничего не собиралась. У Жени тоже результата не было, и они уехали отсюда ни с чем.

- Сейчас мы заедем к очень хитрому человеку, - наставлял он её по пути, - никаких вопросов ему не задавай, даже про цену. Поняла? Он сразу поймёт, что ты новенькая, и сам запросит в два раза дороже. Если у него есть товар, осматривай долго и придирчиво, выделанная шкура стоит дороже. Если решишь брать, смело отдавай ровно половину, не больше.

Они подрулили к хорошему частному домику.

- А если у него нет?

- А если нет, тогда закажем. Через него многие реализуют свой нелегал. Я вмешиваться не буду, могу только помочь поднести.

Видно было, что они с хозяином были давным-давно знакомы, оба приветствовали друг друга по-свойски. Ни разу она не услышала в их беседе слов "шкура", "медведь", "бурый", "гималайский".

- Хитрый, есть у тебя что-нибудь?

- Всё есть.

- Давай нам маленького.

- Пойдёмте.

Они вошли в сарайку, где было два отделения. Он вынес, разложил на полу выделанную шкуру. Аксане она показалась маловата. Она, присев, щупала выделку, переворачивала, любовалась мехом, опять переворачивала, опять щупала. Потом недовольная встала: