Низенький человек сунул таблетки в карман и стал прощаться.

– Гаврилыч, меня подожди, – сказала женщина с синяком (тот присел) и обратилась к Волкову: – Опять мой в запой ушел. Сил моих больше нет! Помогите, Вадим Кириллович! – Она говорила просительно, однако смотрела на Волкова цепко и недоверчиво.

Волков снял со стены какой-то корешок.

– Это любисток. Надо настоять его вместе с четырьмя лавровыми листьями в полулитре водки. Настаивать две недели.

– Две недели! Ох…

– Алкоголик выпивает такой настой и начинает чувствовать к водке отвращение. Но это не на всех действует.

– Дай вам бог здоровья… Еще у нас одна беда. Дочка у нас задурила. К мужику одному на шею вешается. Ей – семнадцать, только-только исполнилось, а ему – двадцать пять. Из них два отсидел.

– Это Серега что ли? – поинтересовался Гаврилыч. Юля вся напряглась. Аня тоже пробудилась от своей задумчивости и прислушалась.

– Ну. Первый парень на деревне! – Она зло усмехнулась. – Гонит ее от себя, материт, а она все равно… И мы не пускаем. А она: «Жить без него не могу»… У них еще до его женитьбы началось. Но когда он женился, она к нему и близко не подходила. Людка у меня порядочная. А как Юльку выгнал…

– Я сама ушла! – перебила Юля.

– … так она совсем голову потеряла. При каждом случае шасть к нему. Он ее иногда и отлупит. Придет домой в синяках, в слезах, а отец еще добавит…

– Никакая женщина в мире так не достойна уважения, как русская женщина, и ни к какой женщине не относятся с таким неуважением, как к русской женщине, – с глубокомысленным видом произнес Волков.

Валера записал. Гаврилыч буркнул:

– Русская баба сама себя не уважает. Это прежде всего. Оттого и ее не уважают.

– Запирать ее уже стали. С ним говорили. А толку! Да не нужна мне она, избавьте вы меня от нее, говорит, видеть ее уже не могу. Что делать, Вадим Кириллович? В суд на него подать? За совращение несовершеннолетней.

– Вам, бабам, только бы мужика засадить, – заворчал Гаврилыч. – Совращение… Порядочная… Как будто она у тебя в Усадьбу Киргиза не ходила.

– Так это он ее туда и заманил, гад. Только какая-нибудь девка подрастет, расцветет – он уже кругами ходит. Вот Машка повзрослела, Свиноматки старшая. Теперь за нее возьмется.

– Свиноматки? – удивленно перепросила Даша.

– Да есть у нас одна мать-одиночка. Это ее кликуха. Семь детей нарожала. – Презрение и недоброжелательство зазвучали в ее голосе. – И все от разных мужиков. Ну как же не Свиноматка? Мол, аборт – это убийство. А сама – пьяница. Материнский капитал пропивает. В доме – грязища! Дети голодные, чумазые. Машка по помойкам ходит, бутылки собирает. Скоро эту горе-мамашу родительских прав лишат. Уже документ готовится.

Волков резко встал и взволнованно прошелся по избе, утратив всю свою степенность. Потом сел и снова принял солидный вид.

– Дочка говорит, – продолжала она – что руки на себя наложит, если его посадят.

– В отношениях между людьми прав тот, кто сильнее любит, – изрек Волков. Женщина озадачено взглянула на него. Валера записал. Волков помолчал.– Запирать, конечно, нельзя. Это насилие над личностью. В суд тоже подавать не стоит. Это крайняя мера. Может быть, вначале у них была взаимная любовь…

– У Сергея – любовь? – горько усмехнулась женщина.

– Надо ждать, – продолжал он. – В этом положении всякое действие хуже бездействия. Со временем она сама поймет, что не того полюбила.

– Вот несчастье на мою голову! – всхлипнула она.

– Самое большое несчастье – утратить способность чувствовать себя несчастным, – нравоучительно произнес Волков. – Остальные несчастья человек в силах перенести.

Женщина вытерла слезы и снова с недоумением уставилась на него. Юноша снова записал. Он сидел в напряженной позе, не откладывая ручку, не сводя глаз с Волкова, видимо боясь пропустить что-нибудь важное.

– Я тут вам сальца домашнего принесла.– Женщина положила руку на лежавший на столе рядом с ней сверток. Потом еще раз сдержанно поблагодарила и стала прощаться.

– Чаю попейте, – сказала Ира.

– Спасибо. Дел по хозяйству много.

Они с Гаврилычем ушли. Волков посмотрел на часы.

– Может быть, есть вопросы?

– Учитель, а хотите вопрос типа на засыпку? – спросила Оксана. И в глазах, и в голосе ее был вызов.

– Люблю такие вопросы.

– Короче, что было вначале: яйцо или курица?

– Оксана, это легкий вопрос. Конечно, яйцо. Предположительно, отряд куриных произошел непосредственно от археоптерикса. Значит, первая курица, которая была лишь чуть-чуть больше курицей, чем археоптериксом, вылупилась из яйца, снесенного археоптериксом. Я, конечно, немного утрирую…

– Какие три книги вы бы взяли в космическое путешествие? – задала трафаретный вопрос Даша. Она всегда его задавала, когда брала интервью.

– «Война и мир», «Идиот», «Братья Карамазовы». Еще есть вопросы? Нет? Тогда на сегодня все. – После этих слов он стал раскованней и естественней.

– Почему же Наташа не пришла? – удивилась Ирина.– Это первый раз.

Оксана бросила на Волкова быстрый и острый взгляд. Даше показалось, что он смутился от этого взгляда. Она хотела сказать, что Наташа никогда уже не придет, что ее нет, но в последний момент вспомнила о своем решении не говорить ничего лишнего.

– Из Желтого Яра вообще никого не было, – заметила Юля. – Тоже впервые.

Стали пить чай.

– Ты чем-то расстроена, Анюта? – спросил Волков.

Та вскинула на него свои изумительные глаза: большие, ярко-синие, лучистые. Их синь красиво сочеталась с очень темными ресницами и бровями и очень светлыми волосами. Что-то дрогнуло в ее лице. Однако она овладела собой.

– Нет, Учитель.

– А с рукой что? Порезала?

– О сучок поранила.

Ира с доброй улыбкой обратилась к юноше:

– Бери, Валера, варенье, не стесняйся. Ты же любишь сладкое.

– Да, – сознался он, наивно и доверчиво поглядывая на всех. – А мне сестра даже много сахара класть в чай не разрешает. Диабетом заболею, говорит. От нее только и слышно: это нельзя, то нельзя. От тортов, от пирожных отказалась. А сама их обожает.

– Надо есть то, что хочется, – сказал Волков. – Если даже допустить, что торты ей вредны, то та польза от положительных эмоций, которые она получит, съедая торт, может пересилить вред от него. А главное, организм лучше любых врачей знает, что для него полезно, а что вредно. Всегда прислушивайтесь к своему организму.

Валера снова достал тетрадь и записал. Оксана фыркнула.

Вскоре он ушел. Даша выключила диктофон, сунула телефон украдкой в карман.

– Самый старательный ученик: ни одной проповеди не пропускает, – с улыбкой заметила Ира. – Ну, еще и Наташа до этого не пропускала… Анюта, а ты совок не брала?

– Я?.. Нет, тетя Ира.

– А что, в Климовке больницы нет? – спросила Даша, вспомнив Гаврилыча.

– Какая там больница, – буркнула Оксана. – Тут даже школы нет. Типа из Желтого Яра автобус за учениками приезжает.

Даша ждала, что Волков заговорит с ней, станет расспрашивать. Однако он лишь раза три бегло взглянул на нее.

– Странно, что Семеныч на лекцию не пришел, – озабоченно произнес Волков. – Не мог же он заблудиться.

Оксана взглянула на Юлю:

– Вы же с ним вместе за грибами пошли.

– Мы потом… в разные стороны разошлись.

– Нет, это он реально в деревню слинял, бухнуть, – решила Оксана. – Ему же раз в полмесяца обязательно нажраться надо…

– Оксана! – воскликнула Ира.

– Душа, говорит, требует.

– Так еще и десяти дней не прошло, – заметила Юля.

– Все-таки я пойду поищу, – сказал Волков.

– И я с вами! – в один голос воскликнули Юля и Оксана.

– Нет, лучше я один.

Все, кроме Даши, вышли во двор. Юля стала объяснять, в какую сторону пошел Семеныч. Даша приоткрыла дверь в угловую комнатку, увидела раскладушку, стол, табуретку, полку с книгами. На столе стояла пишущая машинка и небольшое зеркало.

– Я типа не поняла. Ты что высматриваешь? – раздался за ее спиной голос Оксаны. Дашу покоробил бесцеремонный тон. – Короче, сюда без спросу не заходят.