Когда Гаральд с друзьями уже был у входа в ущелье, солнце еще висело высоко над горами, и, вроде бы, не было причин для остановки, но путь им внезапно преградил волк. Он возник неожиданно, ни Гаральд, ни Жак, ни тем более Жульен, не заметили, как, когда и откуда он появился. Волк стоял возле засохшего дерева и молча смотрел путников. Он, лесной хищник, владыка ночей, осмелился появиться перед людьми среди бела дня. Когда путники приблизились к нему, волк оскалился и глухо зарычал. Лошади заржали и дернулись, пятясь назад.

- Ах ты тварь неблагодарная! - крикнул Жульен, хватаясь за лук. - Тебя подкармливали, а ты на нас нападаешь! Да я тебя сейчас!

Но Гаральд жестом остановил его.

- Он не нападает, он не дает нам идти дальше, он предупреждает нас.

Волк сел, поднял морду к небесам и тревожно завыл.

- Да, - сказал Гаральд, - дальше идти опасно, зверь чует беду, нам нельзя входить в ущелье.

- Да это просто глупое животное! - возмутился Жульен - о чем он может нас предупреждать?

- Животные часто чувствуют то, чего не могут чувствовать люди, - отозвался Жак, поглаживая обеспокоенную появлением волка лошадь.

- Если тамплиеры решили устроить нам засаду, - сказал Гаральд, - то лучшего места для этого не сыскать.

Жульен возражал, бравировал, убеждая друзей, что тамплиеры уже давно прошли весь путь, и если и ждут их, то где-то возле замка Гаральда или виконта

де Ламбера, но чувствовалось, что бравада его напускная. Жак смотрел на дело иначе, он соглашался с Гаральдом, темное, узкое ущелье весьма подходит для засады, отряд, войдя в него, будет лишен возможности маневра или отхода.

- Если и есть тропа через перевал в обход ущелья, - сказал он, - то мы не пройдем по ней с лошадьми, по таким тропам могут ходить только козы.

- Кстати насчет коз, - вставил свое слово Жульен, - мы только что проходили мимо отары овец, там, на склоне ее пасет пастух и трое ребятишек. Наверняка они знают все тропы в этих горах.

- Ты прав, Жульен, - ответил Гаральд, - нужно вернуться и расспросить пастухов.

Они развернулись и поскакали назад, к пасущим стадо овец пастухам, Гаральд обернулся, волка у дерева не было, он исчез, словно растворился в пространстве.

Вскоре путники увидели отару, она паслась на широкой поляне, на склоне горы, немолодой крестьянин-пастух, с длинной седой бородой, сидел на камне, а мальчишки бегали вокруг овец, выполняя команды пастуха. Увидев путников, пастух поднялся и пошел им навстречу.

- Доброго дня Вам, - приветствовал его Гаральд, - да хранит Бог Ваших овец.

- И вам доброго дня, странники, - ответил старик.

- А скажите, - спросил Гаральд, - не видели ли Вы отряд рыцарей, что проходил по этой дороге?

- Да, мессир, видел, довольно давно, рыцари вошли в ущелье, только, думаю, там, в ущелье они и остались, - ответил пастух.

- Почему ты так думаешь? - спросил Гаральд. - Сам говоришь, видел их довольно давно, сколько дней назад, не припомнишь?

- Точно припомнить не могу, было то еще до того, как волк нашу овцу задрал, а овцу он задрал на прошлой неделе. Потом один рыцарь приходил к нам, все расспрашивал, не проезжали ли по этой дороге, - тут он сделал паузу, оглядев внимательно путников, - трое вооруженных всадников, не вас ли ждут они, мессир? Уж не разбойники ли вы? Ведь это те рыцари, что охраняют паломников, идущих в Святые места.

- Нет, старик, мы не разбойники, - ответил Гаральд, - я странствующий художник, а это мои друзья, но с рыцарями этими встречаться нам не резон. Скажи, нельзя ли как обойти это ущелье? Нет ли другой дороги или тропы?

- Дороги нет, а вот тропа есть, ведет она через тот перевал, - пастух указал рукой на седло перевала, которое едва маячило в дымке, на горизонте, - тропа крутая, и довольно опасная, верхом по ней не проехать, а пеши, если вести лошадей в поводу, пеши, пожалуй, можно пройти.

- Тропу нам покажешь?

- Покажу, конечно, отчего ж не показать, но те, рыцари, они тоже спрашивали, нет ли тут другой дороги? - ответил пастух.

- И что ты ответил им?

- Я ответил, что другой дороги нет, они ведь про дорогу спрашивали, а про тропу не спрашивали.

- Если они еще вернутся и спросят, не говори про нас ничего, - попросил Гаральд, - ведь ты мог нас и не видеть. Каждый день тут пасешь овец?

- Да, мессир, каждый день, но не всегда здесь, так что, мог и не видеть, - согласился старик.

-- Иисус и Пилат

Толпа ревела. "Распни его, распни! Отпусти нам Варавву!", - доносилось до прокуратора. Понтий Пилат спустился с трибуны, и крикнул стражников:

- Приведите ко мне Иисуса из Назарета!

Двое легионеров подвели Иисуса к нему.

- Слышал? - спросил прокуратор Христа. - Они требуют, чтобы я казнил тебя и отпустил им Варавву!

- Слышал. Но ты же знаешь, что моей вины нет, ты сам признал это.

- Я своего мнения не изменил, знаю, что ты не виновен в том, в чем обвиняют тебя, но ответь, почему они, те, которых ты учил любви к ближнему, которых ты учил любить врагов своих, требуют, чтобы я распял тебя и отпустил Варавву?

- Я учил людей жить по совести, не признавать кумиров, не преклоняться перед идолами, а следовать промыслу Божию, не за вождем идти, а за правдой, но люди еще не готовы к этому. Им, обольщенным кумирами, привыкшим преклоняться перед идолами, проще следовать за вождем, чем самому отвечать перед Богом за деяния свои. Всю ответственность за свои поступки возлагают они на вождя. Зачем думать самому, если есть вождь? Он мудрее, он знает то, чего не знаем мы, он решит все за нас. Так считают они, вождь возьмет все грехи на себя, только он будет отвечать перед Богом, чтобы не случилось, вождь смертью своей, кровью своей искупит все грехи их, они же, слепо следуя за вождем, останутся чистыми и безгрешными перед Богом, ибо не сами выбирали свой путь, потому и не им отвечать.

Я же учу, что Бог дал людям, в отличие от зверей, свободу выбора, а вместе с ней и ответственность за дела свои. И никто, слышишь, никто и никогда ни жизнью, ни кровью, ни смертью своей не сможет искупить грехов иных людей, только сам человек, жизнью, кровью, смертью своей может искупить свои грехи, потому, как свободен он, а свобода предполагает и ответственность за выбор свой, за дела свои, ответственность перед Богом и людьми, и никто не может переложить ответственность свою ни на вождя, ни на кумира, ни на Бога. Как бы ни был высок престол вождя, он несет ответственность за себя и за тех, кто доверился ему, ибо, кому многое дано, с того многое и спросится. Но не может он снять ответственность ни с одного их тех, кто исполнял волю его, не сможет искупить грехи тех, кто шел за ним, ибо каждый из них - человек, каждому дана свобода выбора и ответственность за деяния свои. Не может также ни чьих грехов искупить и Бог, ибо он дал свободу выбора каждому, и однажды дав ее, уже не отберет, и каждый сам отвечает за дела свои.

Тяжек крест, который предлагаю людям я, вот и выбрали они Варавву, вождя, который возьмет на себя и искупит все их грехи. Но это ложный путь, хотя и кажется он им проще, но он ведет к погибели.

- Почему же никто из тех, кто поверил в тебя, кто ходил за тобой и внимал речам твоим, никто не подал голоса своего в защиту твою? - спросил Понтий Пилат.

- Их вера еще не окрепла, - ответил Иисус, - зерно, брошенное в землю, прорастает не сразу, нужно время, чтобы пробился росток сквозь почву, но семена брошены, и если мне не придется видеть всходы, то пожинать плоды будут пришедшие после меня.

- Я возвращаюсь туда, - прокуратор показал рукой на трибуны, - к первосвященнику и толпе, и если услышу хоть один голос в защиту твою, как бы ни был он слаб среди рева толпы, я отпущу тебя. Если нет - отпущу им Варавву, это их выбор, и им держать ответ.

- Уведите! - крикнул он страже.

Двое легионеров увели Иисуса Назареянина, и когда двери темницы уже закрылись за ним, прокуратор услышал: