- Странные вещи ты говоришь, учитель, - ответил Иуда, - если сомневаться в писании, то где истина?

- Послушай, что я расскажу тебе, Иуда, народ иудейский, до того, как пришел в Египет, состоял из кочевых племен и не знал Бога Единого, а молился многим богам. Главным богом для них был Элоах, была и великая проматерь богов, Ашера, богиня любви и плодородия Астара, бог земледелия Баал, умирающий и воскресающий бог Таммуз, богиня охоты Анатбетэль. Когда предки наши пришли в Египет, египтяне тоже молились разным богам, впервые Бог дал откровение фараону по имени Эхнатон, который написал гимн единому Богу Атону, запретив культы всех прочих богов. Он отстранил от власти жрецов, которых называли бессмертными и считали равными богам, они обладали тайным знанием, которым не делились даже с фараонами, ибо знание дает власть.

Во времена Эхнатона Египет не вел ни одной войны, на земле египетской процветала любовь, ибо открылась фараону великая истина, что только сила любви ведет к процветанию и благости. Но жрецы не хотели терять свою власть, и Эхнатон знал, что, когда его не станет, они вернут прежних богов и разрушат веру в единого Бога Атона. Потому решил он дать Завет Бога иудейскому племени с тем, чтобы вышли они из земли египетской и несли веру в Единого Бога в те земли, куда придут, и далее по всей земле. Завет был дан через Моисея, который не принадлежал к нашему племени, а происходил из рода фараонов. Но бессмертные подменили закон, данный Богом, совратили народ наш с истинного пути, они обольстили его властью над другими народами, чтобы через него, уверовавшего в избранность свою, править всеми теми землями, куда войдут иудеи.

Скрижали, на которых Моисей начертал слова Бога, были разбиты, а вместо них даны другие, на тех, первых, было начертано - "Бог есть любовь", а на тех, что были даны после - "Око за око, зуб за зуб".

- Но Моисей разбил скрижали во гневе на народ, который ослушался пророка, сотворил себе золотого тельца и стал молиться ему, а Моисей учил не сотворить себе кумира и не преклоняться перед идолами, - возразил Иуда.

- Народ не сам сделал это, золотого тельца отлил Аарон, назвавшийся братом Моисею, он сказал народу: "Вот ваш Бог, молитесь ему!". Аарон не был Моисею братом, он был подослан бессмертными, чтобы подменить Завет и убить Моисея.

- Разве Моисей был убит? - удивился Иуда. - Во Второзаконии сказано о смерти пророка много лет спустя, но до сей поры неизвестно никому, где покоится его прах.

- Скажи, Иуда, мог ли пророк Моисей, которого все почитали и знали, как человека кроткого и богобоязненного, унизить себя до гнева, разбить святыни, данные от Бога, приказать левитам убить людей, обольщенных тем, кто обязан был вразумлять их, а не соблазнять? Разве мечом убеждает пророк людей, а не словом Божьим? Разве мог тот, кто призван Богом нести любовь и просвещение, поднять меч на народ свой? Три тысячи человек были убиты тогда, мог ли сотворить такое тот, кто нес людям заповедь "Не убий"?

- Но кто? Кто тогда? - робко спросил Иуда.

- Тот, кто пришел вместо Моисея, кто покрывал свое лицо покрывалом, чтобы люди не узнали его и не заподозрили подмены. Ведь не скрывал он лицо свое перед начальниками, которые были заодно со жрецами, задумавшими подменить закон.

- Моисей сказал, что от лица его исходит сияние, которое может напугать людей, так написано в писании, в книге Исхода.

- Сияние могло лишь убедить людей, что перед ними пророк, зачем было скрывать его? Только для того, чтобы не увидел народ, что перед ними не Моисей, которого они знали, а другой. Иного объяснения я не вижу, - ответил Иисус.

- Не знаю, чем возразить тебе. Не смею, но и принять слова твои мне трудно.

- Не смеешь? Или не находишь, что можно возразить мне? - спросил Иисус.

- Не нахожу, - тихо произнес Иуда.

- Если даже ты, читавший Завет, сомневаешься в словах моих, что скажут другие ученики на слова мои? Потому не говорил это им, они еще не готовы, чтобы уразуметь то, что я говорю, потому говорю тебе, а не им. Но я должен донести это до других.

- До кого же хочешь ты донести сказанное мне? Кто, кроме меня, может уразуметь тебя?

- Первосвященники, Анна и Каиафа. Они многое знают, они несут ответственность за судьбу нашего народа, но не ведают, какие беды уготованы ему. Только они могут изменить путь, предначертанный нам бессмертными, путь, ведущий в пропасть, они, как слепые, что ведут слепых, нужно, чтобы прозрели они, но не желают саддукеи говорить со мной. Ты, Иуда, был любимым учеником Каиафы, ты вхож к нему, можешь ли сделать так, чтобы он принял и выслушал меня? И, прежде всего, с Анной хочу говорить я.

- Я поговорю с ним, постараюсь убедить, чтобы выслушал тебя, - ответил Иуда. - Но какие беды грозят народу нашему?

- Жрецы, что подменили Завет, хотят сделать народ иудейский тем кнутом, которым понуждают рабов к повиновению, но, когда терпение рабов иссякнет, они вырвут кнут из руки хозяина и сломают его, ведь самого хозяина, того, кто бьет их кнутом, они не видят. Государство наше разрушится, а народ расселится по всей земле, ведь все народы станут подвластны бессмертным, и кнут нужен будет везде. Потому-то и запрещено в книге Неемии, и во Второзаконии Моисеевом брать замуж дочерей иноземцев и отдавать своих дочерей гоям, и сказано, что лучший из гоев достоин смерти, чтобы не было дружбы между теми, кто должен стать кнутом и теми, на чьи спины этот кнут обрушится.

- Значит ли это, что весь народ иудейский должен стать войском и силою меча покорить другие народы? - спросил Иуда. - Но как возможно это, если государство будет разрушено, а народ рассеян?

- Есть сила более могущественная, чем сила меча, во Второзаконии сказано, чтобы иудеи не давали в рост ничего брату своему, но давали в рост иноземцам, с тем, чтобы покорились они иудеям, которые станут богаты, и гои сделаются должниками их. Тогда тот, кому должны, может диктовать свою волю тем, кто должен. Но не смогут все евреи в чужих землях жить так, чтобы не смешиваться с гоями, найдутся такие, что, несмотря на закон, будут брать в жены дочерей иноземцев, ибо жить будут на их земле, и не все смогут жить на их земле по своим законам. Тогда произойдет то, что произошло, когда левиты убивали братьев своих, ближних своих, левиты станут обрезать "сухие ветви", устраивая погромы силами тех, кто возненавидят иудеев за то, что те дают в рост и держат в повиновении их.

Священники, те, кто ведет народ свой, могут избавить его от этой страшной участи, если прозреют, и уведут людей с опасной дороги. Варавва хочет поднять восстание против римлян, священники, саддукеи, поддерживают его. Но ведаю я о том, что восстание будет жестоко подавлено римлянами, а государство наше навсегда перестанет существовать, этого и добиваются бессмертные, им нужно, чтобы власть их распространилась по всей земле, чтобы кнут везде доставал.

- Я понял тебя, учитель, - ответил Иуда, - я сейчас же пойду и поговорю с Каиафой, надеюсь, что смогу его убедить.

Иуда вернулся на следующий день, к вечеру, тяжелый, темно-красный закат висел над городом, низкие, темные тучи были обагрены пламенем заката, и казалось, что налиты они кровью, которая вот-вот прольется с небес. Иуда поприветствовал учителя, но молчал, зная что тот ждет ответа.

- Что сказал тебе Каиафа? - спросил Иисус.

Иуда промедлил и тихо произнес:

- Он сказал, что разговаривать будет с тобой только тогда, когда тебя доставят к нему в цепях.

- Ну, что ж, я готов и на это, пусть меня схватят, закуют в цепи и доставят к Каиафе, лишь бы он выслушал меня.

- Но тебя станут судить судом синедриона, они предадут тебя на смерть.

- Они не смогут обвинить меня по Закону ни в чем, что подлежит наказанию, я знаю Закон не хуже их, по Закону мне не грозит смерть.

- Они могут найти лжесвидетелей и обвинить тебя в том, чего ты не совершал.

- Знаю, что подвергаю себя смертельной опасности, но если есть хоть один шанс из тысячи, что священники услышат меня и поймут, я должен его использовать, нет у меня иного пути. Пойди к Каиафе и скажи, что я согласен на его условия, пусть меня доставят к нему в цепях, скажи, что знаешь, где и когда они меня смогут взять, укажешь им на меня. Но с одним условием, чтобы прежде, чем отдать меня на суд синедриона, Анна выслушал все, что я скажу, выслушал, подумал, а уж потом принимал решение.