Что неясно совершенно и сейчас: как и зачем этот мудрый муж вообще забрел в городок благополучия, добра и некой солидарности, ибо этот философ слыл достойным, закаленным "безрыбьем", не-патриотом своей и чужой "Родины"!

Но как бы то ни было, он восхищался здесь пестрой весенней картиной: что-то припоминая, сопоставляя, пригибая и даже обрывая некоторые пышные соцветия, а иногда сдувая с них небесную пыль... вынюхивая, в конце концов!

Он вообще часто певал дифирамбы собственному, и не только, носу; необыкновенно он ценил "тонкие" носы!

В такой вот обонятельный момент мимика его чистого и благородного лица неожиданно выдала пренебрежительное "фи!".

-SСrbus aucupАria - дерево или кустарник, вид рода Рябина, семейства Розовые, - неожиданно изливалось торжественным и сухим тоном где-то за спиной философа, - при цветении источается неприятный запах. Причиной тому газ триметиламин...

-И что это!.. что за хула! - несколько поворачиваясь и видя перед собой немолодого уже "грызуна науки", держал ответ философ, - Мой нос старательно и давненько чует "прогрессивный" век, а значит, и нечистоплотность вдруг приблизившейся со спины "ученой объективности", уж извините...

оба раскланялись.

35!

Вот такую методику связывает многоуважаемый и, быть может, самый честный сэр, сэр Роджер Пенроуз с проблемой "свободы воли"?

"... Рассмотрим сначала первую из этих методик, которую можно связать с проблемой свободы воли. В экспериментах Либета и Корнхубера на голове испытуемых укрепляли электроды, позволяющие регистрировать электрическую активность мозга, после чего испытуемому давалась возможность нажимать на заданную кнопку в любой момент времени по собственному желанию. Усредненные результаты многочисленных экспериментов (приведенные на рис. 3.20, а) наглядно демонстрируют, что каждому действию испытуемого (повторяю: он знает и верит, что поступает в соответствии лишь с собственным волевым решением) соответствует электрическое возбуждение длительностью около секунды, т. е. принятие спонтанных решений (актов свободной воли) связанно с временной задержкой порядка одной секунды..."

Рискнем подсказать британским ученым, что можно было бы и списать данную временную задержку - на недоумение испытуемого от неожиданно свалившейся собственной "свободы воли", которую он "раздел", в которую уверовал даже! Ну, в это так я верю... а кое-кто, проученный десятилетиями, мою эту веру, наверное(!), знает...

Известно, что некая палка-копалка была первейшим орудием человечества. Видимо, господа ученые также возжелали быть чем-то подобным... но уже говорящим орудием! Ну что ж, во что-то наступил очень добрый, прогрессивный, очень цивилизованный и талантливый век, очень сострадательный, очень человечный... и никакого рабства! Это, наверное, к деньгам!

36

Во всех этих бесконечных новостях обернутого и шелестящего мира хотелось бы обратить внимание на вот такую "обученную" новость: жизнь на планету "Земля" занесли, с добротной долей вероятности, метеориты.

Да, космос, видимо, кишит жизнью... вот именно жизнью скитающейся и "ничегонезначащей", да и вообще - невидимой!

Так жили и живут в "невесомой" современности великие странники, величайшие одинокие, непонятые и непонятные, совсем призраки. Всё так же и они - словно блуждая, сгорая, оставляют шанс.

А во что "упасть" - это уже Вечная Проблема.

37

Мне перестала служить моя добрая, такая старая кровать; я даже не знаю теперь, где бы мне отчаяться! Какие ещё только не подстерегают нас в будущем измены... ну что ж, проваливайте себе, дезертировавшие - за "счастьем"!

38

О покосившихся домах, или о единственной философии далекого архитектора

Допущу, что есть и ещё кто-то, кто уже созерцает полуразрушившиеся и покосившиеся дома человеческой постройки, не испытывая даже ничтожного грамма пессимизма или другой унылой заразы.

Иной раз, если позволяет местность, я особенно изучаю крушение: как тихо сползает недостойный более фундамент в землю, как бы хороня себя самое; как промерзшие, переломленные и лопнувшие кое-где окна с как бы плачевной морозной улыбкой наблюдают такое самозабвение, и накоптивший своё дымоход... в общем состоящий из тройки кривых кирпичей...

Но будущий архитектор грядет? Не всякий ли дом разрушается ради его более достойного произведения?..

Вторая забавность: мы вообще живем в его произведении... и ведь оно Рушится, да! с большой буквы! Куда же он тогда грядет?.. к чему же он пригрядет? И разве, выстроив вновь, он останется доволен собою?..

Кто постиг эту затруднительную философию Ваятеля? Немногие счастливцы, кто уже дерзает смотреть в обе стороны, и доверять себя единственного... многому?

P.S. Эта мысль каким-то образом сама ещё похожа на некий фундамент, на котором должно ещё возвыситься человеческое Сознание.

39

А: Не правда ли, у нас сегодня очевидно прекрасное настроение, профессор? Потому ко мне в голову постучалась невинная, так скажем, дурь; на это у неё какой-то даже собачий... нет, девичий нюх!.. Давайте всё-таки и мы утвердим вот что: женщина умнее мужчины...

Б: Весьма боюсь упустить шанс, уважаемый мой друг, вас подколоть. Зачем же она столь хитра - всего этого не понимать?.. хотя, хотя... ведь "Истина - это женщина!"*

А: Да! у вас величественная память! И ещё неизвестно для кого есть более кара, когда восстать перед такой "женщиной" нам... с поникшим видом! да и не только видом!*

Б: Но не перерастает ли всё это, как бы вам сказать... в не очень приличную игру влюбленных?..

А: Нет, нет! Человек - не повторяется!..

Б: Как! Что это?! Боюсь, вас не поймут... филологи.

Смех с мехом

40

Эти два аскета, друг друга отрицающие, презирающие, хохочущие с убеждений своих оппонентов (мы говорим о священниках и ученых*), воткнулись (или воткнутся), в конце концов, в одно и то же. Разве что первые сообразили своё Чудо во "сне", другие же сообразят - наяву. Вот тогда и посмотрят, была ли доселе ученая "серьезность" как Серьезность; в тот светлый, но громоподобный, день закончится всякая "объективность". А вот кто хорошо смеялся с этого "противостояния" - истинно посмеется ещё лучше!

41

На добротной высоте, конечно, слишком разреженно. Многое, что с легкостью "зажигалось" на базаре, что веселило зажиточное представление, здесь не дает даже жалкой искры. Поэтому, увы, в горах как бы скучно... Находили действительных горцев слишком даже аккуратными в веселье, т.е. здесь скромно как-то смеются. Уличная же сирена испытуя такое, тотчас выкручивает на пальцах, что возымела к философу пару вопросов: "Почему так?", "Да и над чем смех?" И вот, натолкнувшись на подобный курьез, получив "неблагополучный", "невменяемый" ответ, жгучий повеса впервые чувствует озноб; он ни разу и никак! не смеётся дорогой, улепётывая восвояси. И только дома уже, со своей освоенной перспективы, он готов умереть от смеха по поводу леденящего кровь приключения!

42

Но, подобно грозовой туче, надвигаюсь поразмыслить над временами года, задуматься над этим великим ходом, который, должно быть, окажет характерное влияние на другой ход - ход человеческой мысли. Может быть, этот трюк-круговорот природы содержит в себе далеко не второстепенную бумажную загадку? Итак, в сторону, любители кроссвордов!

Убеждаю себя начать размышление с зимы; но оставим в покое европейскую зиму, она нам нимало не интересна и удручающе покойна. Воображение нас несет в космическую Арктику, куда-нибудь на суровые широты, где чешут спины о лед легендарные белые медведи! К суровым полярным ночам, в непостижимую, беспросветную пургу! На обжигающий кажется и звезды беспощадный мороз!..