Распылять жалость, словно шипучий красочный аэрозоль, совершенно неразумно. В конце концов, вы пытаетесь благонамеренно выкрасить чужое, как вам кажется сомнительной раскраски, здание, но вас тут же, как невинную овцу, хватают... за вандализм! Увы, жалость может довести даже до тюрьмы, ну, или, в лучшем случае, до исправительных работ.

И вот, начиная с этого момента, вы принимаетесь, если огонь разума в голове ещё не погас или вы не какой-нибудь святой идиот, работать над собой, и всюду искренне удивляться: "Как же я смог довести себя до такого запущенного, нездорового состояния, до такой пустившей могучие корни болезни? Что же мне не помешало низвести главное?.. О Боже!.. если б я знал... то и Тебя пожалел бы позже!"

71

Отныне с мелочами нам предстоит совершенной трудности, но и совершенного интереса, работа. То, о чем фанатики тревожились в течение нескольких тысячелетий, вновь найдено, и совсем даже недавно.

Но, чтобы приступить к работе, друзья, следует прогнать прочь всех "сорок" и праздношатающихся прохвостов! Разве не поленятся они выкрасть и сбыть нашу драгоценность! Эти негодяи готовы торговать даже жизнью!

72

Да, но ты тем временем готов и достоин развязать войну? Тебя переполняет неразгаданное, бешеное волнение, потому как некое неизбежное и таинственное влечение, похабно смеясь, выкрало на любопытных глазах твою доморощенную власть... и ты остался ни с чем?

Вперед! И куда более позорная рассеянность была омыта кровью.

73

Всё кончено! но ты вновь готов и достоин развязать войну? Тобой зудит грандиозное презрение едва ли не ко всему живому, потому как ты отыскал своего злодея, но весьма унизился, возвращая "своё" по праву?

Вперед! И куда более позорное "нисхождение" было омыто кровью.

74

Но спрашивается: как же этот некогда ласковый юноша преобразился в такого угарного тирана? Как же он пришел к такому безобразию, к такой строгой крайности, к такой выразительной и шумной беспредельности? И такое бывает, когда с непониманием - есть желание во что бы то ни стало иметь крайне пошлое дело! Пусть здесь не боятся пророчествовать: будущее имеет в себе опасность - невиданных размеров, цивилизованной, тирании. И тому причина будет одна - непонимание; но непонимание иного, как бы высшего, порядка, которое выудит-таки тяжеловесное чудовище-тирана.

Жить, чтобы преодолевать непонимание, но только догадываться или рассуждать вот о чем: а есть ли вообще границы познания? Не горька ли такова перспектива? Возможно, что в этом вопросе у человека бывало только одно средство как бы подслащения этого интересного и многообещающего блюда - не дружба ли? И я не верю в дружбу тиранов!

75

И что же, неужели нам горячо расстраиваться, ежели некая страсть и невероятное желание явятся к нам на глаза вовсе не рука об руку с той самой "ангельской" красотой? Не будем же здесь и пытаться быть каким-нибудь жестоко-строгим и требовательным, ибо вся эта дутая мишура посыплется, едва танец покажет нам своё первое, страстное движение, движение достойное самой жизни!

"И не надо было мне никаких-таких ангельских лиц!" - восклицает прельщенный данным жизнеутверждающим, горячим, сиюминутным и блистательным шедевром. - "Здесь, должно быть, ещё красиво умирают!.."

И: Здесь ещё имеют шанс закончить именно действительной трагедией, здесь невозможно и минутное расслабление в виде "спасения" чего бы там ни было, именно здесь дурно спят в самых замечательно застеленных кроватях и только ещё здесь радостно недовольны собой во имя будущего Решения, к которому останется искренне равнодушна и сама смерть!..

Ибо разве вы ещё не знаете Новость Плача настоящего времени? Разве не знаете, что смерть отшельнически торжествует вдвоём, ослепленная и пораженная красотой невыразимого Бога?..

76

"Ах, воин, но вынесешь ли ты этот ниспосланный тебе упорным дьяволом уют?" По праву это замечательный вопрос! Один мой стародавний знакомый имел, да и имеет, роскошную и небольшую как бы фазенду, увенчанную замечательной, светлой, сказочно свежей и невероятно цветущей в некоторое время года верандой. У него, случалось это нечасто, останавливались требовательные гости.

- Удивительно, - восклицал он мне однажды, - но слышал я от этих достаточно дерзких молодых людей всегда одно и то же, разве под различными "покрывалами". Один: вот здесь я посидел бы как следует; другой: поистине, в этом месте я бы и делал - что читал; третий бы - скучал, четвертый бы - мечтал, пятый бы так и проспал! Но я пока смело справляюсь, и более пяти минут ни с кем не задержался в этом уюте. Об уюте долго и тяжко хлопочут, но быстро забывают это безумие...

Но что же это может когда-нибудь означать? Неужели действительный воин, вставший наконец на собственные ноги - как бы чуточку и сознательно забывчив? За что же теперь только он, овладевший подлинной человеческой осанкой, в силах воевать? Не за свободу ли?

77

Когда-то давно... очень давно! Далеко не седовласый мудрец решил ничего не забывать - и разодеть наконец мировую память в исключительно своем вкусе. Вкус же, увы, оказался по нынешним меркам что надо... То есть оказался роднёй сомнительному "вкусу" краснокожих.

Наш мудрец любил мстить, и мстил часто и всем на свете! И даже не ограничивался самим светом: под его мстительную, тяжелую руку попадался и сам "бог"! Но "бог" бывал тогда моложав, потому здорово переносил потусторонние побои и глубокие, многочисленные колкости... короче, молодость - неплохая штука и подруга выносливости.

Как можно было догадаться, начал свой эксперимент герой с головы памяти, на которой вдруг поместил ярко-алый, примятый с левой стороны особенно, колпак; до сего курьезного момента память носила на голове своей прекрасную необыкновенно повязку. Тут же её лицо показалось ему не под стать новому "убранству": лицо, естественно, на таком кричащем фоне побледнело. Мудрец взялся за нездоровые, неестественные румяна и принялся обделывать лицо памяти, уже начинающей ощущать на себе некий тощий перст страдания.

Она тут же попыталась бежать. Но, увы... мудрец здравствовал в своем царстве далеко не один, а с целой тучею заметно более юных приспешников, которые любили далеко разбрасывать острые камни. Память, с детства босая, едва не плача, вымаливала себе у помешенного царя что-нибудь на ноги, но осталась босой. И тут же получила новый наказ: сменить свою панёву (память уже была давно просватана) на варварские штаны. Сорочку же вождь дурно подрезал, но решил оставить: она его самого здраво увлекала, ведь была вышита с действительным народным, порядочным вкусом. Молодые ученики в тайне выдохнули, то есть очень обрадовались такому решению старшего, и далее тихо удивлялись сказочному, магическому изделию.

И как-то вдруг один талантливый юноша склонил учителя к поэтическому сочинительству! Недолго мучаясь, был воздвигнут литературный памятник - сочинен гимн "К памяти". Как и положено, гимн "К памяти" был зачитан до дыр всем уважаемым юношеством, а письменность тут же подверглась страшенным гонениям...

Но царствие прошло. Память выпорхнула из-под суровой тирании... но ровно до новой встречи с теперь уже "просвещенными", которые проникли в дело и поняли вот что: над памятью нечестно посмеялись и жутко опозорили. Потому память тут же была настоятельно преображена, но не до своей первоначальной и скромной степени.

Вчера и сегодня она роскошествует и даже самостоятельно водит полками, пафосно диктует свои истинные сочинения... и внимание! друзья, танцует вовсе не с кем попало.

Да только сокровища, надаренные в недавнем времени, по наивности своей прячет под подушкой, то есть рядом с настрадавшейся головой.