Эльфийка, а вслед за ней Диего шагнули в портал, канцлер остался на поляне в одиночестве. Но он недолго стоял в онемении - и не такое ему приходилось видеть в своей жизни. Хлопнув громко в ладоши, он призвал слугу скрывающегося всё это время за деревьями...

Предназначение, или - я тебе пригожусь.

Она бежала. Мышцы буграми ходили под серой длинной шерстью. Справа и слева мелькали стволы деревьев, кусты, пучки жухлой травы, выглядывающей из-под снега. Человеческие голоса и лай собак, доносившиеся издалека, подстегивали ее, и она, шумно переведя дыхание, прибавила ходу.

Впереди показался овраг. Он стремительно приближался и буквально на глазах делался шире и глубже. Она напрягла лапы и прыгнула. Полет продолжался всего пару мгновений, лапы коснулись снега на другой стороне расщелины, и, пробежав по инерции еще несколько шагов, волчица остановилась и стала вслушиваться во внезапно обрушившуюся на нее тишину леса. Человеческих голосов и лая собак не было слышно. В нос не бил их мерзкий запах. Лес наполнен привычными звуками. Вот вспорхнула тетерка. А там лопочет заяц, устраиваясь на дневную лежку. Дальше, вон за теми деревьями, мышкует лиса. А над всем этим разносится монотонное, успокаивающее постукивание дятла.

В желудке привычно засосало. Волчица облизнулась и повела носом. До зайца совсем близко. Но прежде, чем сделать шаг по направлению к добыче, она снова прислушалась, на этот раз к себе.

Волчица шумно вздохнула, загоняя внутрь человеческую сущность, и снова повела ушами. Голод напомнил о себе, вызвав легкую дрожь во всем теле. Запахи стали гуще и насыщенней. Она совершенно бесшумно двинулась вперед, едва касаясь снега кончиками лап. Зайца она прекрасно слышала и чуяла. Тот, сжавшись в тугой, мускулистый комок, притаился под кустом, очевидно, надеясь переждать опасность. Когда он обнаружил волчицу, бежать было уже поздно, но косой попробовал. Он сделал большой прыжок в сторону. Но волчица серой молнией метнулась к нему, и ее острые зубы сомкнулись на трепещущем загривке.

Первый голод был утолен. Облизнувшись, волчица побежала по едва видимой тропе, углубляясь в лес. Солнце уже вовсю сияло на небосклоне, и пора было устроиться на днёвку. Добравшись до поваленной сосны, волчица улеглась в кустах на сухой траве, которая пучками торчала из снега, положила голову на лапы, прикрыла хвостом нос и закрыла глаза.

Всеслава осторожно вынырнула из вязкой тьмы. Сознание зверя и её собственное не сливались, и когда волчица бежала, принюхивалась, охотилась и выбирала место днёвки, царевна как бы наблюдала за ней со стороны. Но вот сейчас вдруг ощутила, что это сильное тело принадлежит ей одной. Все, без остатка. Всеслава осторожно коснулась сознания волчицы и почувствовала, как душная тьма отступает.

В первое мгновение, осознав себя в теле зверя, Всеслава запаниковала, и зверь сам упрятал её глубоко внутрь, чтобы не мешала. Теперь же, когда царевна была относительно спокойна, их сознания с волчицей слились воедино, и Всеслава почувствовала себя сильной. Лес не пугал, звуки и запахи, окружающие её, стали казаться привычными, знакомыми, не страшными. И откуда-то пришла спокойная уверенность, что в шкуре зверя царевна не навсегда.

Солнце почти село, когда волчица встрепенулась и подняла голову. Разбудил ее не голод, а человеческий крик. Она поднялась, втянула в себя морозный воздух и побежала в ту сторону, откуда явственно доносились звуки борьбы.

Седой ворон сидел в развилке сухой ели и с интересом наблюдал, как на прижавшегося спиной к раскидистому дубу человека надвигается огромный медведь. Серая шерсть обвисла клоками, бока ввалились, маленькие глазки налиты кровью. Ворон, приглядевшись, с удовлетворением отметил, что у человека нет страшного оружия, рогатины, а всего лишь небольшой топор дровосека сжимают его побелевшие пальцы. Медведь рыкнул, прижал уши и бросился на человека. В тот же миг из кустов выскочила волчица и одним огромным прыжком взлетела на спину шатуна. Она вцепилась в широкий загривок, намертво сжав челюсти. Медведь взревел, завертелся на месте, мышцы волной заходили под свалявшейся шерстью. Он мотнул головой, взмахнул передней лапой, а человек, подскочив почти вплотную, ударил топором прямо в оскалившуюся пасть. Раз, другой, третий... Неопрятная туша рухнула, а волчица отлетела в сторону.

Когда она поднялась, охотник уже смотрел прямо на нее, натянув лук. Волчица выдержала взгляд, а потом в мгновение ока скрылась в кустах. Ворон осуждающе каркнул и тоже сорвался с места.

На лес опустилась ночь. Волчица бесшумно бежала вдоль тропы, притворяясь бестелесной тенью. Иван шел ходко. По-видимому, встреча с медведем не лишила его решимости. Волчица догадывалась, куда он направляется, и это её тревожило. Почему? Она не знала, не могла объяснить, как не могла объяснить и того, почему вмешалась в его схватку с шатуном.

Потянуло дымом. Впереди была деревня. Волчица приотстала, принюхиваясь и прислушиваясь, а когда вновь настигла Ивана, он уже перелезал через высокий крепкий забор. Волчица выждала несколько мгновений, одним прыжком перемахнула забор, уселась под ближайшим кустом смородины и приготовилась к томительному ожиданию. Но всё произошло очень быстро. Скрипнула дверь. Охотник появился на крыльце, что-то пряча за пазуху. И в этот миг звякнула цепь и гавкнула собака. Раз, другой, а потом захлебнулась бешеным лаем. Иван бросился к забору, но со всех сторон к нему уже бежали люди с криком: "Держи вора!". Охотника скрутили, ударили несколько раз и засунули в погреб, устроенный в стороне от дома, недалеко от собачьей будки. Задвинув на крышке тяжелый засов, люди ушли, не выставив стражу. Наверное, решили, что никуда до утра пойманный не денется.

Когда двор опустел, в доме погасли огни, и установилась относительная тишина, волчица выбралась из своего укрытия и осторожно, крадучись, направилась к погребу. В будке снова заворочалась собака, звякнула цепь. Но в этот раз волчица не дала шавке ни разу гавкнуть. Выплюнув клок шерсти, она одним прыжком оказалась у крышки погреба. Засов, конечно, ей сдвинуть не удастся. Заворчав от бессилия, волчица метнулась к крыльцу дома, сама не понимая, зачем. И тут краем глаза увидела что-то, тускло блеснувшее в снегу. Монисто! Оно, наверное, выпало из-за пазухи Ивана, когда его схватили.

Волчица осторожно подцепила монисто зубами - и ткнулась лицом в снег, корчась от боли. Приподнявшись на дрожащих руках, трясясь от холода, девушка крепко сжала в кулаке монисто. Всё верно. Иван говорил же, что оно с оберегом. Должно быть, поэтому Всеслава снова в своем теле, человеческом.

Снег остро колол босые ступни, ночной мороз обжигал тело. Царевна быстро подбежала к погребу и схватилась за засов. На мгновение мелькнула мысль, что монисто придется отдать охотнику, а это значит, что она снова станет зверем. Острое сожаление разлилось внутри, Всеслава отдернула руки от засова, глубоко вздохнула, поеживаясь, а потом решительно вытащила из скоб тяжелый засов и откинула крышку. На неё пахнуло сыростью и чем-то кислым. Сморщившись, она громким шёпотом крикнула в темноту:

- Иван! Выбирайся, быстрее!

Темнота зашевелилась, заворочалась, и вот из погреба, слегка покачиваясь, выбрался охотник. Одежда на нем была в беспорядке, под глазом огромный синяк, губы распухли. Девушка на мгновение удивилась, что видит всё так отчетливо, хотя вокруг было довольно темно, но тут Иван поднял голову и замер с открытым ртом. Всеславу опалило жаром. Она словно увидела себя со стороны: чумазая, растрепанная и...совершенно обнаженная.

- Вот, возьми, и беги скорее к своей Олюшке, - забормотала она, впихивая ему в руку монисто. - Да поторопись же ты!

Едва охотник сжал в пальцах тускло блестевшее украшение, новая боль ослепила Всеславу. Через пару мгновений она, вскочив на все четыре лапы, потрусила мимо отшатнувшегося охотника к забору, перескочила через него и, перейдя на рысь, побежала к лесу. У опушки обернулась. Человеческая фигура, чуть пригибаясь, быстро двигалась к тому же лесу, чуть левее от неё. Волчица провожала охотника взглядом до тех пор, пока он не скрылся за деревьями, и тоже углубилась в лесную чащу.