Только на лестнице стало немного спокойнее, беготня и игры проходили в-основном в коридоре, и мало кто решался выскакивать туда, где было опасно, и только на подоконниках сидели и болтали несколько старшеклассников. – «Ну у вас и обстановочка…» – «А что вы хотите? Кто в состоянии с ними справиться? Скоро ведь каникулы.» – «Насколько я помню, в моей школе, когда я её кончал, не было ничего подобного.» – «Когда это было?» – Она быстро повернулась и посмотрела мне в лицо. – «Лет десять назад здесь тоже не было ничего, а вот теперь появилось. Так вы по какому делу?» – «Видите ли, я журналист и писатель, и собираю материалы про Р. Мне сказали, что вы знакомы с бывшим классным руководителем Р., и, может быть, вы даже сами его знали?..» – «Кто же вам такое сказал?» – «В учительской. А что, это неверно?..» – «Нет, вам сказали правду.» – Она сразу стала строже. Мы спустились уже до второго этажа и шли по коридору. – «Спасибо за помощь. Давайте сюда тетради.» – Теперь она говорила сухо, и перемена не обещала ничего благоприятного ни мне, ни двум молодым учительницам, выдавшим её старую тайну, что она хорошо поняла, и неслась теперь к кабинету, возможно, с не самыми добрыми намерениями.
Кроме двух молодых учительниц в кабинете находилась ещё одна женщина – явно постарше, и когда старушка влетела в открытые двери и уронила стопку тетрадей и книг на ближайший стол, она набросилась на женщину постарше, не ожидавшую ничего подобного. Она называла её старой сплетницей и воровкой, доставая из памяти какие-то её, видимо, давно забытые ошибки и погрешности, пока минуты через две не остановилась, позволив изумлённой невинной жертве вставить наконец вопрос. – «Что с вами, Тамара Сергеевна? Я вас не понимаю.» – Разошедшаяся старушка странно посмотрела на женщину, потом обернулась ко мне, и потом уже только обратила внимание на молодых учительниц, тихо сидевших в углу. Основной натиск прошёл, и вела она себя не так активно. – «Так это вы распространяете старые сплетни? это из-за вас мне приходится терпеть унижения, как будто всё давно не кончено, а сами, небось, тоже небезгрешны, знаю я вас.» – «Да как вы можете, – старшая начала медленно подниматься, – при чём здесь мы вообще: мы всего лишь помогли человеку, а вы, Татьяна Сергеевна, уже закатываете скандал, как будто здесь произошло не бог весть что такое.» – «И бросаетесь на людей ни за что ни про что, – вылезла напрасно пострадавшая, – как собака бешеная.» – «Это я собака?! Тогда вы… ты… ехидна беззубая!» – Скандал переходил в новую стадию, с обоюдными обвинениями и выпадами, за которыми могла начаться потасовка с членовредительством, и я наконец решил вмешаться. – «Женщины, женщины, прошу вас, пожалуйста, не надо продолжать. Из-за такой мелочи устраивать выяснение отношений – совершенно несерьёзно, я ведь всего лишь хотел узнать адрес учителя, и что такого необычного и оскорбительного в моей просьбе, из-за чего вы подняли весь шум? Прошу вас – успокойтесь, а потом вы дадите мне адрес, и я уйду и не буду больше напоминать о том, о чём вам так неприятно думать.» – Это произвело на них впечатление, и не сразу, но они всё-таки стали успокаиваться, глядя друг на друга исподлобья, но больше не выражая свои мысли вслух. Они долго молчали, перекладывая журналы и тетради на столах или просто разбрасывая вокруг суровые строгие взгляды, пока старушка наконец не очнулась. – «Хорошо. Но пусть они выйдут.» – Я сразу бросился к молодым учительницам, почти шёпотом уговаривая их согласиться и не возобновлять выяснение отношений, совершенно ненужное и напрасное, и они не стали сопротивляться и тихо покинули кабинет. Но намного сложнее оказалось дело с третьей учительницей, постарше: она явно давно враждовала со старушкой, и лишняя порция оскорблений, которая перепала ей совершенно напрасно, оставалась заметным раздражителем, и только упоминание газеты, от чьего имени я как бы пришёл в школу, произвело наконец впечатление, и она вышла за дверь.
«Ну зачем вы так, Татьяна Сергеевна?..» – «Как же – нужен он мне, забулдыга старый, пьяница опустившийся, так бы и пристукнула…» – Она подняла маленькие кулачки и помахала в воздухе. – «Ладно, пишите.» – Я быстро достал блокнот и ручку и торопливо стал заносить то, что она диктовала. – «Только не рассказывайте ему, что здесь было.» – Я твёрдо пообещал. – «Вы уж извините меня, Татьяна Сергеевна, что я вызвал такие неприятные воспоминания, так уж получилось.» – Я разливался бы и дальше, внутренне сочувствуя случайно обиженной старой женщине, но неожиданно резко открылись двери и в учительскую зашли сразу несколько человек: сначала две женщины, уже немолодые и достаточно нарядно выглядящие, потом красивый мужчина с усиками и ещё одна женщина, старше их всех. Первые двое были, судя по всему, директор с завучем, а по виду оставшихся сложно было понять: кто они? – но почти наверняка они не представляли для моей работы какой-то пусть минимальной ценности, и знакомством с ними я собирался пренебречь. Пока они заходили и осматривались, старая учительница прошла вдоль стенки и осторожно выскользнула из кабинета, оставив меня наедине с гостями. Одна из женщин достала ключ и стала открывать дверь в глубине кабинета, где висела табличка «директор», а вторая недолго присматривалась ко мне, и наконец подошла ближе. – «Это вы пришли по делу? Мне тут сказали…» – «Да, я насчёт Р. А вы – завуч?..» – «Да. Что вы хотели конкретно?» – «Видите ли, я собираю материалы об Р., максимально достоверные и желательно полные. Школа, естественно, то место, которое нельзя ни в коем случае обойти, ведь здесь он формировался, рос у всех, можно сказать, на глазах, и поскольку его родителей уже нет в живых, то совершенно логично, что начинать надо со школы.» – «Хорошо. Но сейчас у нас комиссия из района, – она скосила глаза на двоих оставшихся не при деле, – и придётся вам подождать… А вообще-то знаете что, – она чуть задумалась, – присоединяйтесь к нам. Мы вас тоже используем.» – Я не очень хорошо понял, что она собиралась использовать и в каком качестве, но общее предложение выглядело благоприятно и давало мне хорошие шансы на успех.
Директор наконец открыла кабинет, и двое членов комиссии зашли вслед за нею. Мы остались вдвоём, и завуч подошла к двери в коридор и пару раз повернула собачку, закрываясь изнутри. – «Это зачем?» – «Чтобы не мешали. Знаете что, вы пока побудьте тут, а если кто-нибудь постучится и скажет, что из комиссии, вы ему откроете – хорошо?» – «Ладно.» – «Но только из комиссии.» – Я был немного удивлён таинственностью, но выполнение такой незначительной просьбы вело меня к достижению цели, и почему было не выполнить её? Я встал у двери, а завуч прошла в кабинет директора, где шла негромкая беседа, и закрыла за собой дверь. Беседа стала громче, но я всё равно ничего не мог разобрать, да и не хотелось подслушивать чужой безразличный мне разговор. Я подошёл к стене, где под портретами знакомых и неизвестных мне деятелей висело две огромные доски: на одной оказался прилеплен огромный лист ватмана с расписанием занятий педагогов, по которому совсем недавно учительница давала мне советы; судя по обозначениям, в школе работали три кандидата наук, один заслуженный учитель и ещё многочисленные педагоги с какими-то странными и непонятными титулами и обозначениями. Ясно было, что в обычной школе не могло появиться такого созвездия, и то, что Р. кончал именно эту школу, выглядело совершенно естественно и оправданно: он принадлежал к будущей элите, и кому как не могучему рассаднику мудрости и знаний было выпускать в жизнь мощные и самобытные характеры и таланты.
Вторая доска оказалась увешана мелкими бумажками и страницами чуть побольше: на них были напечатаны и написаны от руки объявления и приказы, имевшие значение в-основном для учителей, с поздравлениями или реже объявлением выговоров и замечаний, но для школьников здесь тоже имелась кое-какая нужная информация: сообщалось о штрафе, наложенном на двоих семиклассников за разбитое в туалете стекло, а команда шахматистов младших классов поздравлялась со вторым местом на городской олимпиаде, и кто-то из них за выдающийся результат отмечался особо; как всё это напоминало мою школу: и можно было позавидовать всем, кто здесь учился.
