— Что ты делаешь?

— Где она?

— Кто?

— Сэм... — Его голос послал дрожь по моей спине. Он был в самом деле взбешен. Я не думала, что он мог разозлиться.

— Что?

— Где Кэйтлин?

— А что? Что ты с ней сделал? — Сэм тоже была зла.

Я предположила, что они были в моей комнате, поскольку создавалось впечатление, что они были далеко от меня. Еще я заметила, что Сэм старалась не врать, насколько это было возможно.

— Я знаю, что она здесь, Сэм.

Его шаги то приближались, то отдалялись. Перед мысленным взором я представила, как он промаршировал в спальню Сэм, столкнулся с тем, что она была пуста, потом обошел ванную, кухню, затем гостиную.

— Если она здесь, тогда где она, Мартин? — Сэм ходила за ним по пятам. Они снова прошли мимо шкафа. Казалось, он возвращался обратно в мою комнату.

Потом все стихло, и я затаила дыхание, сжимая руки перед собой. Потом произошла действительно ужасная-ужасная вещь. Из-за чего моя кровь застыла в жилах, а все тело оцепенело.

— Если ее здесь нет, Сэм... — Его тон был ледяным, за пределами ярости. — Тогда почему туфли, которые она надевала ранее, рядом с ее кроватью?

Сэм ничего не сказала. Я накрыла лицо руками и закрыла глаза. Я была такой идиоткой. В словаре под словом "идиотка" должна была быть моя фотография. Но это было не важно. На самом деле ничего не имело значения, потому что он нашел бы меня и тогда я умерла бы от разбитого сердца и смущения.

Замешательство, унижение, огорчение, беспокойство, волнение... Боже! Игра в синонимы не помогала!

Я услышала шаги.

Он подошел.

Я услышала, как он дернул дверную ручку.

Он был здесь.

Я услышала, как распахнулась дверь.

Это был он.

Услышала легкий щелчок выключателя.

Я не могла открыть глаза. Я исчерпала свое мужество раньше в ресторане. У меня ничего не осталось.

Но, услышав, что дверь закрылась, я опустила руки и оказалась лицом к лицу с очень злым Мартином Сандеки.

Все было верно. Он был в шкафу со мной, и он просто закрыл дверь. Я уставилась на него. Я знала, что выглядела перепуганной, потому что часть его злости ослабела, превратившись в осторожность.

Наконец он выдал:

— Паркер.

— Сандеки, — ответила я автоматически.

— Что ты делаешь?

— Ух... — Я выпустила дыхание, которое задерживала. Мои глаза метнулись к двери позади него, и я выдала правду: — Я прячусь в шкафу.

Его брови все еще были нахмурены, но взгляд немного смягчился. Заговорив, он произносил слова очень медленно, словно старался не спугнуть меня.

— Почему ты прячешься в шкафу?

— Почему люди прячутся в шкафу? — Мой голос был слабым, подбородок дрожал, и как только новые слезы затопили мое зрение, взгляд начал немного расплываться.

Мартин выгнул одну бровь и шагнул ближе, поднимая, потом показывая мне ладони своих рук. Он был меньше чем в полуметре, когда нежно обернул свои длинные пальцы вокруг моих плечей.

— И часто ты прячешься в шкафу? — Его голос был мягким, а взгляд скользил по моему лицу, наверное, покоренный растекшейся тушью и получившимися в результате чёрными кругами под глазами.

Я внезапно поняла, что раньше у нас уже был такой разговор. Кроме того, это было в химической лабораторной, я была неспособна почесаться, испытывая зуд. Может быть, я не так сильно продвинулась, как думала. Может быть, все эти месяцы попыток быть кем-то другим, лучше, сильнее, более страстной были бессмысленны.

Или, может быть, это было из-за Мартина. Видимо, я всегда была бы девочкой, прячущейся в шкафу, прячущейся от Мартина Сандеки.

— Иногда. — Я подавилась словом, моя челюсть сжалась, я желала, чтобы слезы отступили. Вместо этого одна все-таки скатилась по моей щеке. Его глаза проследили ее движение, затем снова вернулись ко мне.

— Ты это каждый день делаешь? — спросил он почти шепотом, его большой палец легонько коснулся рукава моего платья.

Он смущал меня, и я судорожно всхлипнула, уронив подбородок на грудь и сказав:

— Нет. Только по особым случаям, например, когда я выставляю себя идиоткой и говорю Мартину Сандеки, что я все еще в... в... в...

Я не закончила, потому что он скользнул пальцем к моему подбородку, поднял мое лицо к своему и поцеловал.

О Боже, о Боже, о Боже, он же поцеловал меня.

Это был всепоглощающий, голодный, настойчивый, требовательный, беспощадный поцелуй. Он уничтожал меня собой, охватив языком мой рот, не оставляя мне никаких шансов вздохнуть или выпрямиться, или подумать.

И это продолжалось и продолжалось. Мартин наклонил голову в сторону, потом в другую, его руки бродили по моему телу, захватывая и сжимая, дотягиваясь к подолу моего платья, скользив по мягкому шелку. Только когда его пальцы остановились на подвязках моего пояса, он поднял голову и позволил мне вздохнуть. И то, только потому что он хотел отпустить ряд ругательств, убедившись, что я на самом деле надела чулки и носила кружевные трусики.

— Черт возьми, — закончил он, его глаза переместились обратно ко мне, беспокойные и при этом решительные.

Между тем я все еще пыталась отдышаться.

— Мартин, я...

— Паркер, я чертовски люблю тебя. Я всегда любил тебя. И никогда не переставал.

Я не могла поверить его словам. Я внезапно ощутила себя невесомой, ошеломленной и разрывающейся от такого значительного уровня счастья, что просто едва сдерживала инстинктивное желание станцевать джигу.

Он продолжил, что прозвучало непреклонно и при этом нежно:

— И ты очень-очень взбесила меня, когда ушла сегодня вечером.

— Я сожалею о том, что сделала это. — Я кивнула, улыбаясь, потому что была на миллионном уровне счастья.

— Я прощаю тебя. — Он ухмыльнулся в ответ.

Это заставило меня нахмуриться. Не я одна была идиотом, так что указала пальцем в его грудь.

— Но честно признай, ты заказал закуски.

— И что с того?

— И что с того? Ну, я говорю тебе, что люблю тебя, а ты заказываешь улиток.

Все еще улыбаясь, Мартин наклонился и поцеловал мою шею, потом укусил. Это было немного больно и ощущалось чудесно. Его дыхание было горячим напротив моей кожи.

— Ты шокировала меня до чертиков. Я не знал. Понятия не имел. Я никогда не понимал, о чем ты думаешь. Ты все скрываешь за этими великолепными серыми глазами...

Мне недоставало его острых зубов, и я наклонила голову набок, давая ему лучший доступ, прижимаясь к нему. Я не могла думать. Все, что я знала: мы были в шкафу, целуясь, его влюбленные руки подняли мою юбку, а образная горелка Бунзена в моих трусиках требовала удовлетворения.

— Мартин...

— После тебя никого не было. Никого. — Его губы поглощали меня, обжигая кожу. — Ты — все, о чем я думаю, все, чего я хочу. Ты — все.

Ох! Удар прямо в сердце.

Я уперлась руками в его грудь, прежде чем он смог снова захватить мои губы, нуждаясь в том, чтобы рассказать ему всю правду.

— Слушай, подожди, я знаю, нам есть о чем поговорить, это все очень неожиданно, но...

— Неожиданно? — Он немного отступил. Его пренебрежительный тон и немного шокированное выражение лица сказали мне, что он был не согласен.

— Да, я имею в виду, что в одну минуту мы друзья или работаем над тем, чтобы быть друзьями, а в следующую минуту я говорю тебе: "Я все еще люблю тебя". — Я искала его глаза, чтобы убедиться, что он действительно смотрел на меня. Я хотела, чтобы он понял, это было не временно, мои чувства не изменились бы. — Но ты должен знать, для меня это не было неожиданностью. Я приняла решение на прошлой неделе, после того как ты все объяснил в Нью-Йорке, но до того как ты приходил в кофейню. Я хочу быть с тобой. Я не желаю быть просто друзьями. Я на это не согласна.

Он улыбнулся уголком губ, а его руки сжали меня крепче.

— Кэйтлин, я решил еще в тот момент, когда ты зашла в химическую лабораторию в прошлом году, что мы никогда не будем просто друзьями. Мы никак не смогли бы быть просто друзьями. Нас бы это ни за что не устроило.