Мартин: Да. "Средиземье: Тени Мордора".

Кэйтлин: Какой у тебя адрес? Я уже в пути.

* * *

Мартин жил в Верхнем Ист-Сайде. Найти его здание не составило труда, и поездка на метро была относительно короткой — всего с одной пересадкой. Когда я приехала, портье, казалось, ждал меня, потому что он поприветствовал меня как миссис Паркер, проводив в вестибюль к столу дружелюбной консьержки. Ее звали Мэй, и она была чрезвычайно жизнерадостной.

— Разве ты не прелесть, дорогая? Мистер Сандеки заранее позвонил, сказав, чтобы мы ожидали тебя. Я отведу тебя наверх, в его квартиру.

— Ох, я не против подождать, пока он вернется домой.

— Чепуха, дорогая. Он потребовал, чтобы тебя сразу же проводили наверх. К тому же, кто знает, когда он будет дома? — Она наклонилась ко мне, когда мы зашли в лифт, и прошептала: — У него свободный график, так что ты можешь прождать до полуночи.

Мартин жил на шестом этаже, его квартира была в самом-самом конце длинного коридора. Мэй все время болтала, и, если честно, я понятия не имела, о чем она говорила. Остаться с Мартином, когда я была уставшей, голодной и на мели, казалось разумной альтернативой каждодневной беготне за поездом туда-обратно, между Нью-Йорком и Нью-Хейвеном.

Теперь же, реально столкнувшись с апартаментами Мартина, я уже начала сомневаться в своем здравомыслии. Я задумалась, может, стоило добавить новое жизненное правило: никогда не оставаться в квартире бывшего парня.

Мэй отперла замок и открыла дверь, практически заталкивая меня внутрь, когда я замешкалась у входа. Впрочем, она не зашла в квартиру. Спотыкаясь, я сделала несколько неуверенных шагов в пространстве, увлеченно оглядываясь по сторонам.

Первое, что я заметила, — квартира Мартина не была слишком декорированной. Если не принимать во внимание размер, впечатляющий вид на Центральный Парк²⁴ и тот факт, что у него было настоящее патио с креслами и столиком, которые сейчас были покрыты снегом, все остальное было скромным. Уютным. По-домашнему.

Визуально стены были просто белые, но, в основном, комната была увешана медового цвета книжными полками, полностью заставленными книгами. В центре гостиной у него был потертый темно-коричневый кожаный диван, два подходящих кресла из той же кожи, кофейный столик в стиле шейкера²⁵ и похожий на антикварный чертежный стол в углу, весь покрытый бумагами и эскизами, приколотыми к пробковой доске сбоку.

Еще у него был каменный камин без декора, но над каминной полкой висела большая картина с изображением восьми гребцов в лодке, выполненная в стиле Норманна Роквелла²⁶. Это была единственная картина или фотография, которую я заметила. Гостиная выглядела, словно удобная библиотека.

— Ладненько. Ты на месте. — Я услышала, как крикнула мне Мэй, прежде чем дверь в квартиру защелкнулась, закрываясь. Обернувшись, я обнаружила, что она ушла, оставив меня в одиночестве дома у Мартина.

В спину что-то кольнуло, и я вспомнила о тяжелом рюкзаке, который таскала последние несколько часов. Вздохнув, я положила спальный мешок на кресло и высвободилась от своего багажа, позволяя упасть ему на диван. Тогда я поняла, что мне нужно было облегчиться... в другом плане.

Я решила, что не стеснялась бы, вторгаясь в личное пространство Мартина, поскольку он меня пригласил, и отправилась на поиски ванной. За первой открытой мной дверью была очень аккуратная, очень большая спальня. Белые стены, в глубине комнаты кровать без изголовья и изножья. Небесно-голубое одеяло. Прикроватная тумбочка и комод искусственно состаренные — все тот же стиль шейкера. Если бы я не распознала мастерство работы по дереву, то предположила, что они были куплены на гаражной распродаже. Оба были абсолютно без украшений. Очевидно, это была гостевая спальня.

За следующей дверью оказался шкаф с простынями, одеялами, подушками и полотенцами или, как ранее я назвала их, чтобы поддразнить Мартина, постельное белье. Я проверила, была ли на его полотенцах монограмма. Была. Я ухмыльнулась.

За следующей дверью была ванная. Щелкнув выключателем, я вздохнула от удивления и восхищения. Ванная была классической и очень классной. Плитка была в черно-белую клетку, сбоку стоял умывальник-стойка, а ручки, казалось, были из антикварного фарфора.

Душ представлял собой кабинку со стеклянной дверью, а туалет выглядел одновременно старым и новым. Возможно, эта уборная была воссоздана в старинном стиле. Мне нужно было дернуть за цепочку, свисающую из керамической коробки, чтобы смыть, что, честно говоря, было интересно.

Пришлось бы постараться, чтобы удержаться от смыва унитаза без причины.

Но, как и спальня, он был совершенно лишен ненужных вещей. Единственными предметами в ванной, кроме светильников, были два белых полотенца, туалетная бумага, дозатор для мыла и пустая корзина для мусора.

Вернувшись обратно в гостиную, я решила написать ему сообщение, чтобы дать знать, что добралась.

Кэйтлин: Пишу из твоей квартиры.

Мартин: Ты роешься в моих вещах?

Кэйтлин: Да. И я испачкала все твое постельное белье.

Мартин: Просто держись подальше от моих любимых часов.

Я поймала себя на том, что смеялась над его последним сообщением. Переписываться с Мартином было весело. Это заставило меня вспомнить наши разговоры во время весенних каникул, саркастические перебранки, поддразнивания. Сообщения напомнили мне о том, как легко и правильно это ощущалось между нами.

Мой телефон завибрировал, и мне пришлось моргнуть несколько раз, чтобы сфокусировать внимание на экране.

Мартин: Я уже почти дома, взял пиццу. Твоя комната — первая слева по коридору. Располагайся.

Мое сердце забилось сильнее от мысли, что я так скоро увидела бы его, и я сказала ему, черт побери, успокоиться.

Теперь мы были друзьями. Если я виделась бы с ним, мне пришлось бы научиться контролировать реакции своего тела. Мне было нужно научиться становиться равнодушной. Это означало больше никакой победной джиги и никакого колотящегося сердца.

Перетащив рюкзак с дивана в скудно обставленную комнату, обнаруженную до этого, я распаковалась. Пока я не повесила смокинг, в шкафу было пусто, что непривычно было увидеть, у кого были пустые шкафы? Проходя мимо, я поймала свое отражение в зеркале. Волосы были заплетены в две длинные толстые косички по обе стороны головы. На мне была огромная мужская футболка с концерта, мешковатые брюки-карго и конверсы. Этот наряд отлично подходил для путешествий, потому что был удобным, и мне было наплевать, если он испачкался бы.

Что, несомненно, было непривлекательно. Мне не понравилось, как я выглядела в нем.

Я решила переодеться в один из комплектов, купленных ранее: темные (женские) джинсы, приталенную, с длинными рукавами красно-белую рубашку в стиле регби с числом Авогадро на спине. Мне казалось это забавным.

Продавщица в магазине не знала, что такое число Авогадро, но сказала мне не застегивать кнопки на воротнике, оставляя глубокий вырез. Она сказала, что это подчеркнуло бы мое декольте и что это было сексуально, если оставить его открытым. Бросив взгляд вниз на свою грудь, я заметила, что был виден всего лишь край черного лифчика. Я решила, что, оставляя ее открытой, я становилась действительно сексуальной. Однако, подумав, все-таки застегнула одну кнопку, чувствуя себя комфортнее. Взглянув в зеркало, я оценила себя. Мне было комфортно, и я не была неряшливой, мне было хорошо оттого, как я выглядела, все это пришло на место неуверенности. Мне нравилось, что я могла соединить свою внутреннюю чудачку с новым стилем. Мне нравилось все.