- Там могила, в которую вбили кол, - выпалила ему в спину Лика.

- Если хорошо посмотришь, поймешь, она там не одна, - ответил Доминик.

Эти слова привели девочку в замешательство. Она рассчитывала на удивление, возмущение или хотя бы очередной алогичный вопрос. Но полная осведомленность и сопутствующая ей спокойная циничность были тем, чего она никак не ожидала.

- Откуда ты знаешь? - Лике пришлось выбрать из массы вертящихся вопросов один.

- Вот ты и нашла фольклор, как он есть, в чистейшем виде, не облагороженном и не романтизированном веками, - ехидно улыбнулся Доминик и закрыл за собой дверь своей комнаты.

С улицы донесся шум. Это вернулись одногруппники с Лаурой.

В сельском магазине удалось разжиться водкой, крепленым вином, конфетами, парой штук колбас, сыром и пельменями. Судя по их лицам, для счастья этого было вполне достаточно. Вечер обещал быть долгим.

Лика сделала себе салат и молча наблюдала, как девушки пытаются зажарить обнаруженного в морозилке цыпленка. По их словам, должно было получиться не хуже, чем в Макдональдсе, но получалось не очень. Наконец, когда кухня полностью провонялась паленым маслом, а цыпленок стал больше похож на облезлую ворону, девушки выключили огонь и понесли свое блюдо к столу. Там их уже поджидал издевательский хохот Никиты.

- Вы с братом сюда ради нас приехали? - спросила Лика у Лауры, когда все немного успокоились.

- Что? Да. Нет, - встрепенулась та. - Я приехала. Доминик здесь уже давно сидит. Окончил университет и приехал сюда летом. Не знаю, что он тут делает один, - Лаура скорчила гримасу.

- А что он учил в университете?

- Историю. Хотел быть археологом - открывать миру еще неведомые культуры. Хи-хи. Но потом ему стало это неинтересно, так же, как вообще все в мире.

Несмотря на то, что было уже за полночь, ужин продолжался.

Лика поднялась к себе в комнату и легла в постель. Снизу по-прежнему доносился смех. Девочка потушила свет ночника и с головой залезла под одеяло.

***

- Я не знаю, почему, но мне кажется, ты единственный человек, который может меня понять. Ты - единственный человек, кому я могу сказать об этом и кому я хочу сказать об этом.

Лика не слышала слов, которые на удивление быстро вылетали из рта Доминика. Всегда молчаливый и сдержанный, сейчас он говорил пылко, даже сбивчиво, а главное - безостановочно. Словно боялся ответа на свою самую первую фразу, свое признание, вытолкнутое из себя с муками Эдипа узнавшего, кто он.

Наконец, в комнате стало тихо. Тишина была свинцовой, под ее тяжестью звенело в ушах и бушевало в висках. Два сердца стучали так, как мелькали бы лапки шустрого кролика, если бы за ним гнался матерый охотник. Эту тишину надо было немедленно разбить, чтобы она разлетелась на триллионы осколков, но где найти подходящее орудие, чем запустить в этого вязкого, холодного и к тому же невидимого врага?

Лика не находила подходящих слов. В голове вертелось только одно, но его ни в коем случае не следовало произносить. В самом деле, что можно ответить человеку, который со всей серьезностью считает, что он вампир? Конечно, можно предложить ему обратиться за некоторой психологической помощью, наверно, можно пошутить, а может, следует просто убраться подальше, оставив беднягу наедине со своими фантазиями. Ни один из вариантов, как назло, абсолютно не подходил.

Доминику нельзя было не верить. В его ледяных глазах было столько отчаяния и боли, что им нельзя было не верить. В этих глазах сверкали айсберги, и, если глаза есть отражение души, то можно было только догадываться, что с ней случилось.

О том, что Доминик странный, знали все. О том, что он считает себя вампиром, благодаря сарказму Лауры, было тоже ни для кого не секрет. Но сейчас он сидел на Ликиной кровати, не двигаясь, скорчившись от напряжения, распахнув два замерзших океана своих глаз, ожидая приговора. И то, что было известно всем, приобретало новый смысл, смысл тайного знания.

- Ведь они говорили тебе, те люди в деревне? Они предупреждали тебя? - Доминик улыбнулся уголками рта, и было невозможно разобрать, чего в этой улыбке было больше - ехидства, презрения, злобы или обиды.

Он встал и вышел из комнаты. Тишина вернулась.

***

Лика почувствовала, что у нее онемели ноги. Она почему-то спала полусидя, поджав их под себя, поперек кровати. Ей было неудобно и тревожно. Девочка вытянулась и стала растирать пощипывающие лодыжки. Что-то было не так. Она чувствовала себя разбитой и виноватой. Опять эти чувства, которым так сложно найти объяснение. После нескольких минут раздумий в ее голове как вспышка блеснула одна-единственная причина - Доминик. Он приходил к ней ночью, он сказал ей, что он вампир. И только ему известно, ради чего он на это решился.

По ногам все еще ползали мурашки. Сквозь щели в задернутых шторах в комнату начало проникать утро. Свет крался по полу, дотянулся до стола, на котором стоял стакан с водой, начал играть с его гранями, складывать радужную мозаику.

Это был всего лишь сон. Один из ее многочисленных кошмаров. Ей приснился Доминик. Это не могло быть правдой.

Лика сделала глоток из искрящегося стакана, узор на полу дернулся и полетел вверх по обоям.

Это не могло быть правдой. Не могло. Быть. Правдой.

***

Жареный цыпленок, приправленный вином и водкой, на ужин стал очередной причиной всеобщей неявки гостей к завтраку. Отдыхала и хозяйка. По обыкновению в гостиной сидели только Лика и Доминик. Никто из них не проронил ни слова. Застывшие в своем предсмертном ужасе птицы тупо сверкали на них своими черными зрачками. Тишина была острой как лезвия лопастей. Каждый еле различимый шорох и каждое прикосновение белоснежной чашки к блюдцу, легчайшее трение тонкого фарфора было как удар ножом в самое сердце. Лика чувствовала себя слоном с десятитонными бубенчиками на шее, который вторгся в чужой дом как раз в тот момент, когда все присутствующие встали, чтобы почтить минутой молчания память безвременно почивших.

Бежать из этой тишины было некуда. Идти в деревню она не хотела. Каждый из живущих там людей напоминал ей марионеточных человечков, которых посадили в картонные коробки, предварительно внушив им, что этот мир прекрасен и лучше мира нет.

Оставался только лес. Вряд ли в это время года в этом был какой-то смысл, но это был единственный вариант.

Лес оказался совсем заброшенным. Здесь было много высохших деревьев, которые давно погибли, но все еще стояли, опершись о ветки друг друга. Некоторые тропинки были преграждены упавшими стволами. Чтобы обойти их приходилось углубляться в чащу, где было еще беспорядочнее. Лика ожидала увидеть серебряную паутину, сверкающую на холодном ноябрьском солнце, золотой ковер из листьев, запоздавшие грибы-одиночки. Но все, что попадалось ей на глаза, - это сухие, вцепившиеся в друг друга ветки, колючие кустарники, отвратительные наросты лишайников и трутовиков, грязно-желтый выцветший мох и разбросанные то там то сям бутылки из-под алкоголя.

Лениво озираясь по сторонам, девочка выхватила из общей неприглядной картины серое пятно за кустами можжевельника. Еще взгляд - и Лику насквозь пронзила ледяная стрела ужаса. Пятно двигалось. Девочка замерла. Перед ней стоял волк. Лика закрыла глаза, снова открыла. Волк не исчез. Огромный, серый и лохматый. Это было безумие, но девочке показалось, что он ей был знаком.

"Волки не нападают на людей", - пронеслось у Лики в голове.

"Волки редко оставляют стаю", - пронеслось еще быстрее.

"Красная Шапочка, где твои пирожки?", - за эту мысль Лика была готова сама себя придушить.

Волк начал рычать. Игра в гляделки ему явно приелась. Спасаться бегством было бы глупо. Лика стояла, затаив дыхание, как мраморная статуя, рискуя оказаться в положении более достойном сожаления, чем безрукое изваяние Венеры Милосской.

Помощь пришла так же внезапно, как и волк: из-за деревьев показался Доминик. Он уверенно шел на противника, обдавая его струей колючих льдинок.