— Баля! Баля! — закричала Юлька, испугав бабушку. — Все! Почти распустился! Смотри, вон, листочки видны! Видишь? Видишь? — затараторила Юлька и замерла… Она отгадала, угадала про подарок, и эта отгадка была такой волнительной и красивой, что наверняка, — верной.

— Знаешь, завтра я подарю их Димке! Книгу и веточки!

            — Подаришь! Подаришь! — улыбалась бабушка. — Только надо будет завернуть как следует, чтоб по дороге на замерзли… А пока — спать, спать, спать.

            ***

            Праздники — это здорово!!! И каждый класс, и актовый зал, в котором состоится школьный концерт, и даже коридоры, – все было украшено плакатами, бумажными гирляндами и разноцветными шарами.

В школу Юлька прибежала пораньше: надо было спрятать драгоценный букет, чтоб никто не увидел. В 3-ьем «Б» пользовались старыми партами со специальным ящиком для книг и тетрадей. Но это был праздничный день, — учебники и тетради остались дома. Юлька осторожно положила букет вглубь парты и уселась ждать.

            Скоро класс начал заполняться. Ввалились Вовка с Юркой и Сашка-задира. Потом и Димка. Класс наполнился. А через минуту вошла и Тамара Андреевна. Все затихли. Повисла торжественная пауза.

            Тамара Андреевна, немолодая статная женщина с круглым добродушным лицом, с теплыми, почти горячими руками, с мягкими, плавными движениями, любила свой 3-ий «Б», а третьеклашки любили ее, потому что знали, что она добрая и хорошая. Ругала редко, но если и ругала, — сердилась недолго.

Иногда, чтобы в классе не забывали о дисциплине, вдруг начинала воспитывать: учила отвечать хором и гулять строем. К счастью, длились эти учения не больше двух недель. Вообще, Тамара Андреевна любила казаться строгой и важной; одевалась в темное; волосы и брови красила в черный, прическа, похожая на военную башню, дополняла ощущение могущества, и даже тайной угрозы. Зато третьеклашки знали, — рядом с ней ничего не страшно, и сама она никого не боится. И за это еще больше любили свою учительницу.

            Единственное, чего боялась Тамара Андреевна, тщательно скрывая свой страх от детей, — выйти за рамки общепринятых представлений.

Есть устоявшиеся понятия: «хорошо» и «плохо», «можно» и «нельзя», но бывают минуты, когда их  оказывается недостаточно, и нужно какое-то внутреннее чутье, живое чувство. Такие моменты пугали Тамару Андреевну больше всего. Так, не по злобе, не по глупости, а единственно из боязни нарушить границы понятного, она избегала всевозможных отклонений от сложившихся устоев. Но ее мягкое доброе сердце не всегда считалось с этим страхом. Тамара Андреевна считала это душевной слабостью, частенько сердилась на себя, и, как могла, боролась со своим характером, но то и дело оказывалась поверженной...

            Праздничная речь классной руководительницы была длинной и пышной. Но Юлька ничего не слышала. Она думала только о том, как подарит Димке тополя, как он удивится и обрадуется. Ведь он поймет, как долго и терпеливо пришлось лелеять этот букет. Ну, и книжка —тоже хорошо, потому что интересно.

            Наконец, прозвучал призыв обменяться подарками. Когда очередь дошла до их парты, Юлька кое-как сунула Димке книгу и полезла в ящик парты. Долго и громко шуршала бумага… Бешено колотилось сердце...  И вот он — роскошный букет! Горьковатый запах тополя, дух солнца и наступающей весны заполонили весь класс. В Димкиных зеленых глазах заплясали золотистые искорки, по щекам разлился румянец радости. Класс притих.

            Тамара Андреевна встревожилась: не принято, не понятно, прекратить надо…

            — Теперь, — скомандовала она, становясь строгой и сердитой, — девочки расскажут о своих подарках всему классу. Я вызываю по фамилии, а вы отвечаете, что подарили!

            Юлькина очередь. Она встала, предчувствуя недоброе, взяла книгу:

            — Книга о животных…

            — Так… — кивнула Тамара Андреевна.

Промолчать о тополях было невозможно. Не то, что класс, – вся школа пропиталась сладковато-пряным запахом. Доброе лицо Тамары Андреевны посуровело: лоб прорезали тонкие и глубокие морщины, брови сдвинулись к переносице, взгляд стал холодным. В полной тишине, боясь и стыдясь, Юлька выдавила:                                     — И  букет…

            — Выйди к доске, — голос учительницы звучал уничтожающе. — Что это за веник?

            Юля закусила губу, чтоб не зареветь, и как будто онемела. Тамара Андреевна тоже молчала. Третьеклашки поняли: сейчас будут воспитывать, – поняли, и, на всякий случай, съежились. Грозный голос классной руководительницы, обращаясь к целому классу, спросил:

            — Где у нас мусор?

            — В корзине, — ответил, робея, детский хор.

            — Где у нас виноватый?

            — В углу.

            — Юля, слышала, что говорит класс? Мусор должен лежать в корзине! – Тамара Андреевна посмотрела на часы, чтоб прикинуть срок наказания для Юльки, но оказалось, – пора спускаться в актовый зал, тут уж не до карающих расчетов. – Выброси свои палки. От угла, на этот раз, освобождаю, – скоро концерт, будешь петь со всеми. Но старайся как следует, – тогда я прощу тебе эту историю.

            Юлька не могла просто «выкинуть» свою драгоценность. Она аккуратно положила ее в пустую мусорную корзину, как в хрустальную вазу. Там, свободно раскинувшись, вызволенный из неволи, и оказавшийся в центре внимания, тополиный букет смотрелся еще пышнее, роскошнее и величественнее.

— Теперь все вниз, — скомандовала Тамара Андреевна.

            Третьеклашки, молча, вышли из класса, выстроились и привычными рядами зашагали в актовый зал. Класс опустел. «Хорошо бы выбросить этот хлам куда подальше», — подумала Тамара Андреевна, взглянув на букет, – подумала, но не смогла. И, рассердившись на свое мягкодушие, бросилась догонять неровный строй, даже не заперев дверь в классную комнату, что случалось с ней очень редко.

            ***

            Зал был полон народу: учителя, ученики, родители, приглашенные гости сначала долго рассаживались, потом слушали поздравления, потом выступала директор, потом кто-то из родителей… Потом свет погас и начался концерт. Третий «Б» выступал хорошо, пел стройно, и даже с воодушевлением, и только Юлька не могла выдавить ни звука. Стыд сковал все ее существо. Так она и стояла, безмолвно раскрывая рот и покачиваясь в такт музыке, а после первых же хлопков в зале, – трусливо удрала со сцены, чтобы, оставаясь незаметной, дождаться окончания концерта…

Наконец, концерт закончился. Зажегся свет. В зале все улыбались, поздравляли друг друга, дарили тюльпаны и мимозы. Где-то в этой толчее ждала ее Баля, единственный человек, способный все понять, рассудить, расставить по местам, и хотя Юлька боялась столкнуться с Тамарой Андреевной, или хуже того, с Димкой, но другого выхода не было, и она рванула наугад, в самую середину зрительного зала.

            Черные, синие, зеленые, серые юбки, платья, брюки, сумки, - перед глазами все расплывалось и мелькало, и, наконец: вот оно! – родное лицо. «Баля, Баля», — шептала Юлька, готовая раскричаться. Баля разговаривала с незнакомой женщиной, очень красивой: высокой, зеленоглазой, темноволосой. Женщина то и дело улыбалась, и на щеках ее появлялись ямочки. Но не время для разглядываний… Юлька протиснулась, добралась, схватила бабушку за руку, за теплую, сухую, спасительную руку и только тут перевела дыхание. Женщина, ласково взглянув на Юльку, попрощалась и отошла. Наверное, тоже кого-то ждала. А теперь скорее домой! Подальше от школы!

            Короткий праздничный день закончился. Школа пустела, родители и ученики  расходились по домам. Юлька шла, крепко вцепившись в Балю, словно боялась потеряться. А Баля молчала, будто чувствовала, что происходит в маленькой 9-летней душе, ни о чем не спрашивала, ничего не говорила, просто шла рядом и держала за руку.