Наша засада не единственная. Возле Александровска ЕГО поезд поджидает Андрей с товарищами. Так что, может быть, ОН до нас и не доедет. Будет ли это означать, что мы работали впустую? Разумеется, нет, поскольку успех нашего дела есть результат о б щ и х усилий. К тому же, как показывает практика, запасной вариант часто выступает на первый план.
Я, кажется, накаркал: вчера мы узнали, что царский поезд благополучно проскочил Александровск. Что случилось? Не сработало устройство или (скорее всего) наши друзья арестованы? Если так, то полиция обследует весь путь и может нагрянуть сюда в любую минуту. Мы с Соней в доме одни. Как в первый день нашего здесь пребывания. Мы ждём поезд. Я выговорил себе это пусть символическое, но столь притягательное право последнего жеста - право соединить пластинки коммутатора и замкнуть цепь. А Соня подаст мне знак, чтобы я сделал это вовремя. Ещё днём я расчистил через сад-огород в снегу дорожку до того места, где Соня займёт свой наблюдательный пост. Оттуда железнодорожная линия видна как на ладони. Теперь стемнело. Я сижу за столом и от нечего делать пишу эти строки. Передо мной стоит коммутатор и горит свеча. Сбоку потрескивают дрова в печи. Если ворвётся полиция, мои записи полетят в огонь. Соня тихо сидит на кровати. Она, конечно, переживает за Андрея, хотя не показывает виду. Время течёт тягуче и медленно, как глицерин. Но вот, наконец, Соня встаёт, говорит: пора, и надевает шубку...
Тогда я спрятал дневник в карман и задул свечу. Дописываю теперь, когда всё позади. В комнате сделалось совсем темно, только печное пламя отбрасывало на пол слабый отблеск. Зато за окном стало как будто светлее. Слегка облитый мерцанием звёзд мутно белел снег. На его фоне мне хорошо была видна тёмная Сонина фигурка. Хрупкая фигурка девушки, бросившей вызов колоссу. Но разве для этого родятся девушки? О, гнусное время, гнусные люди, что вы делаете с нами?!. Как шпана в подворотне, засвистел паровоз. Первый состав. В нём - багаж и прислуга, и Соня пропускает его. Проходит минут двадцать, но время тягуче, как глицерин, и двадцать минут кажутся часом. Вот снова - пыхтение и стук колёс. Я не свожу глаз с тёмной фигурки. И когда она резко поднимает руку, в которой держит светящийся, зеленоватый, пропитанный фосфором платок, я соединяю провода. Громыхнуло. Вместе с комьями земли вагон взлетел на несколько метров и рухнул, развалившись на части. Следовавшие за ним сошли с рельсов. А передние завалились на бок, и паровоз встал как вкопанный. Я быстро покинул дом. В воздухе пахло яблоками и абрикосами. Не нравится мне этот запах, сказал я подошедшей Соне, царь, конечно - фрукт, но не в прямом смысле, и пахнуть так не должен. Мы вышли на соседнюю улицу и сели в пролётку, в которой нас ждал "Робеспьер".
Обидно, чертовски обидно! Оказалось, что по какой-то причине составы в пути поменяли местами, и поезд с ЕГО вагоном прошёл первым. И мы взорвали багажный вагон, где везлись из Крыма фрукты. Лишили Его Величество десерта... Но ничего, ничего. Мы терпеливы, и ОН не уйдёт от нас. И наш скорбный труд не пропадёт даром.
5
Здравствуй, дружок. Послушай, я расскажу тебе сказку.
Далеко-далеко, на одном из островов Северного Ледовитого океана в снежной берлоге у белой медведицы родились два медвежонка. Это случилось среди зимы, в январе. Снаружи царствовал мороз, завывал ветер, но в берлоге было тихо и тепло. Медведица спала. Полусонные медвежата жались к большому телу матери и сосали её молоко. Так продолжалось до апреля.
В апреле медведица очнулась, разгребла передними лапами ход в снегу и вышла вместе с детёнышами на волю. Свет дня на минуту ослепил медвежат. Они растерялись от простора и, боясь потеряться в нём, бежали за единственным ориентиром в этом огромном мире - своей матерью. А та, покинув пределы острова, побрела по заснеженному льду в поисках добычи. Вот она отыскала лунку и замерла перед ней, как ледяная глыба с чёрным пятном - носом. Через некоторое время из воды показалась тёмная с проседью головка, казалось, лишённая шеи и сразу переходящая в толстое туловище. Медведица ударом лапы оглушила тюленя и, зацепив его когтями, вытащила на лёд. Она поела шкуру и сало, к мясу же не притронулась, поскольку белые медведи едят мясо только в случае крайнего голода. Однако редко что в природе пропадает даром: к лёгкой добыче уже принюхивался песец, выглядывая из-за ближайшего тороса. И едва медвежье семейство отошло в сторону, он кинулся к остаткам пиршества.
Так началось знакомство медвежат с этим миром. Целыми днями они следовали за матерью, которая охотилась или просто брела, чтобы потомство её становилось выносливей и быстрей осваивалось в окружающей среде. Короткие остановки означали для медвежат время обеда: медведица ложилась и кормила их, не способных до полутора лет к другой пище, своим молоком.
Между тем солнцу надоело периодически прятаться за ледяными торосами, и оно зависло над линией горизонта. Наступил полярный день. И хотя удары лучей были не прямыми, а скользящими, этого хватило, чтобы снег и лёд дрогнули, стали таять. Издавая резкие звуки, т р е с к а л с я водный панцирь. Льдины расходились в разные стороны, образуя узкие и широкие полыньи. В этих проходах проплывали иногда чёрные гиганты, которые при выныривании выпускали фонтаны пара. Это были киты. Однажды подобное существо вынырнуло и замерло на месте. Оно отличалось от китов тем, что не имело рта, глаз, не фонтанировало, да и хвост у него был какой-то куцый. На спине у него большой нарост торчал. Медведица и медвежата с удивлением смотрели на невиданное чудовище. Вдруг из "нароста" вышли двуногие создания с голыми плоскими мордами. Заметив косолапое семейство, они оскалились и стали перебрасываться между собой негромкими звуками, надо сказать, весьма разнообразными. Ты, конечно, догадался, дружок, что это была подводная лодка и приплывшие на ней люди. Медведице уже приходилось сталкиваться с людьми, и она поспешила прочь, не ожидая от них ничего хорошего. Она чувствовала, что, несмотря на свой малый рост, они представляют опасность. Они неприятно пахнут дымом и, главное, они носят чужие шкуры. Вот и сейчас один нарядился песцом, другой - оленем, третий - медведем. Но это были не песец, не олень и не медведь. Это были самозванцы.
Гонимый солнцем лёд отступал всё дальше на север, и вместе с ним отступали наши герои. Они проходили мимо островов архипелага, задерживаясь на некоторое время на каждом из них. Острова в летнюю пору (особенно прибрежные их части) являют собой густонаселённый крикливый базар. На каменистых пляжах устраивают лежбища моржи и тюлени. В трещинах и нишах скал гнездятся разнообразные птицы, прилетевшие сюда с юга выводить птенцов. Толчея и неразбериха способствуют удачной охоте. Медведица подкрадывалась к лежащим на берегу морским зайцам и бросалась на них. Чуткие тюлени, вовремя заметив её, ныряли в воду. Но не все успевали спастись. Тюленята, не привыкшие ещё к опасностям, терялись и, то один, то другой, замешкавшись, попадали охотнице в лапы.
Какой гвалт поднимался, когда она шла по берегу! Пляжники, вопя и толкая друг друга, спешили скрыться в родной стихии. Кайры, полярные крачки и бургомистры, хотя им ничто не угрожало, взмывали со скал и заслоняли небо крикливыми тучами. Как дикаря, впервые попавшего в город, медвежат поначалу немного пугало обилие живых существ. Но вскоре они освоились, почувствовав, что царица положения здесь - их мать.
Иногда медведица охотилась в воде. Хорошо плавая и ныряя, она всё-таки уступала тюленям в скорости, и потому использовала фактор неожиданности. Она издали подныривала под небольшую льдину, где отдыхала нежилась ленилась её добыча, и всей массой тела резко поднимала льдину с одного конца. Вставший на дыбы естественный плот сбрасывал с себя гроздь тюленей, один из которых на собственной шкуре, возможно, успевал почувствовать, что значит быть звеном пищевой цепочки, или без вины виноватым.
