По мере развития военных действий в Америке и обострения противоречий европейских держав центром дипломатической борьбы становился Париж, столица государства - основного соперника Англии в Европе. Именно сюда в декабре 1776 г. приехал Б. Франклин, завязавший тайные переговоры с французским правительством. Касаясь его приезда, И. С. Барятинский в подробном шифрованном донесении от 4 (15) декабря 1776 г. подчеркивал важность миссии Франклина и огромное впечатление, произведенное им во Франции. "Публика столько им занята, - писал Барятинский, - что ни о чем ином более теперь и не говорят, как о причинах его сюда приезда..." Сообщая далее о "сенсации, каковую он произвел" во французской столице, и о предполагаемых целях его миссии, Барятинский отмечал, что, по "общему мнению" дипломатического корпуса, "Франклейнов сюда приезд" произведет, конечно, "важный евенемент"28 (от франц. evenement - событие).
Специальное донесение Барятинский посвятил весной 1777 г. молодому маркизу Лафайету (1757-1834), который вместе с другими французскими офицерами отправился в Бордо, "нанял корабль", вооружил его, "заплатив за все то до пяти тысяч ливров", и уехал в Америку "в намерении вступить в службу воюющих колоний". Русский посланник сообщал далее, что Лафайет открыл "свое намерение Франклейну и Дину и просил их на то совета". Оба американца "похвалили его предприятие, но не дали ему никакого совета, а, напротив того, ему сказали, что они имеют нужду в инженерах и артиллерийских офицерах, но что другие офицеры им не надобны, однако и такой сухой ответ не мог отвратить его". Покидая Францию, Лафайет привел домашние дела "в совершенный порядок и с собой взял наличными деньгами более ста пятидесяти тысяч ливров и множество ружья и амуниции". По словам Барятинского, это событие произвело "великую сенсацию в публике и у двора. Все {42} крайне удивляются, что такой молодой человек, будучи в наилучшем здесь положении, взял такую странную партию, но при том делают заключения, что он, быть может, и человек искусный в рассуждении всего его поведения в сем предприятии и в сохранении секрета". Король сим поступком весьма недоволен", - писал царский дипломат и ссылался далее на отзыв французского правительства, "что естьли-де Англия возьмет их в полон и поступит с ними со всей строгостью, здешний двор не может сделать никаких домогательств в их пользу"29.
Серьезный удар международному престижу Англии нанесло известие о капитуляции английских войск под командованием генерала Бургойна при Саратоге 17 октября 1777 г. А. С. Мусин-Пушкин очень скептически смотрел на новые военные приготовления Англии, справедливо полагая, что их результатом будет лишь дальнейшее сплочение сил восставших колонистов. "Самое искусство доказало, - отмечал посланник в Лондоне в декабре 1777 г., - что с начала здешних на Америку намерений усиливались американцы не инако, как точно по мере рановремянных здешних угрожающих их приуготовлений"30. После долгих проволочек 6 февраля 1778 г. министр иностранных дел Франции Верженн подписал с американским посланником Б. Франклином два важных договора: о союзе и торговле 31. Комментируя неофициальные сведения о заключении "трактата" и его условиях, И. С. Барятинский писал в С.-Петербург 26 февраля (9 марта) 1778 г.: "Франция сделала оплошность, что долго медлила сие сделать, ибо она могла бы иметь выгоднейшие кондиции с американцами, естьли бы решилась на сие в прошедшем июле месяце; тогда американцы щитали бы себя обязанными Франции и что независимостью должны они помощи ее. Теперь же де американцы чувствуют, что они получают вольность собственными своими ресурсами, и притом ведают, что Франция решилась к сему приступить тогда только, когда была точно уведомлена о приключении ген [ерала] Бургоена. По исчислению времени полагают, что помянутый трактат должен быть объявлен в будущем апреле месяце, притом сказывают, что уже и план войны с Англиею здесь сделан. Гишпанцы будут действовать в Средиземном море, а Франция - в океане"32. {43}
Нельзя не отметить в этой связи, что в продолжение всего периода войны США за независимость Париж оставался одним из важнейших (если не главным) центров информации как царского правительства, так и русского общества о международной политике, и в частности о событиях, связанных с войной. Богатейшая информация содержалась прежде всего в донесениях российского посланника в Париже И. С. Барятинского. Кроме того, во Францию часто приезжали из России представители высшей аристократии, а также видные деятели русской культуры. В их числе можно упомянуть княгиню Е. Р. Дашкову, графа А. П. Шувалова, графа И. Г. Чернышева, Д. И. Фонвизина и др. О последнем нельзя не сказать особо. Выдающийся деятель русской культуры, знаменитый писатель XVIII в. Денис Иванович Фонвизин с конца 1769 г. служил в Коллегии иностранных дел, был секретарем, ближайшим помощником и другом графа Н. И. Панина 33.
В 1777-1778 гг. Д. И. Фонвизин ездил в Европу как частное лицо и длительное время находился в Монпелье и в Париже. Во время своего пребывания во Франции Фонвизин регулярно переписывался со своей сестрой и Петром Ивановичем Паниным, братом руководителя ведомства иностранных дел. Письма Фонвизина - замечательный образец художественной прозы XVIII в., интересны для нас они и как ценные исторические документы, запечатлевшие важные международные события того времени. В своих письмах Фонвизин неоднократно обращал внимание на все обострявшиеся отношения Англии и Франции в связи с войной в Америке. "Англичан здесь терпеть не могут, - писал Д. И. Фонвизин 31 декабря 1777 г. (11 января 1778 г.), - хотя в глаза обходятся с ними очень учтиво, однако за глаза бранят их и смеются над ними... Американские их дела доходят до самой крайности, и они в таком отчаянии, что, думать надобно, отступятся от Америки и объявят войну Франции: ибо издревле всякий раз, когда ни доходила Англия до крайнего несчастья, всегда имела ресурсом и обычаем объявлять войну Франции"34.
Некоторое время спустя, в марте 1778 г., Д. И. Фонвизин сообщал в письме к П. И. Панину, "что положение здешних дел столь худо, что война, конечно, неизбежна". Франция заключила "трактат с американ-{44}цами, как с державою независимою... Словом, война хотя формально и не объявлена, но сего объявления с часу на час ожидают. Франклин, поверенный американский у здешнего двора, сказывают, на сих днях аккредитуется полномочным министром от Соединенных Американских Штатов"35. Вообще о Франклине Фонвизин упоминал неоднократно и, в частности, в августе 1778 г. сообщил о своей встрече с ним. "В заведенное нынешним годом собрание под именем rendez-vous des gens de lettres (т. е. встреча литераторов. - Н. Б.),- писал Фонвизин, - прислали ко мне инвитацию, так же как и к славному Франклину, который живет здесь министром от Американских Соединенных Провинций. Он, славный английский физик Магеллан и я были приняты отменно хорошо, даже до того, что на другой день напечатали в газетах о нашем визите"36. Комментируя встречи Фонвизина с Франклином в Париже, П. А. Вяземский писал: "Представитель юного просвещения России был собеседником с представителем юной Америки"37.
Надо сказать, что Б. Франклин умело пользовался своим выдающимся положением всемирно известного ученого и литератора для установления неофициальных контактов с дипломатическими представителями европейских стран. Такие контакты были у него и с русским посланником в Париже И. С. Барятинским. Более того, в октябре 1779 г. на формальное нарушение принципа непризнания дипломатических представителей восставших американцев пошло и само царское правительство. Дело в том, что осенью 1779 г. в С.-Петербург пришло сообщение от иркутского генерал-губернатора Ф. Н. Клички о появлении в районе "Чукоцкого носа" "нераспознатых" иностранных судов. Основанием для тревоги послужило, по всей видимости, письмо Клички на имя А. А. Безбородко от 16 (27) июля 1779 г., в котором иркутский генерал-губернатор писал со слов проводников-чукчей казацкому атаману о том, что "у урочища по их званию Яняней, а по-русски Одинокова камня или протянувшегося в море к востоку мыса прибегали два судна, из которых первое трех-, а другое двухмачтовое, с коих выезжали люди на вельботе на берег и у чукоч гуляли и при том дарили их складными ножами и они с чукчами обходились ласково, разговоров же их они, чук-{45}чи, никаких не разумели, которые оттуда шли подле Чукоцкого носа и проливом [в] Северное море проходили к западу до о-ва Кульчина, а, побыв у оного, возвратились обратно в Восточное море. И тех людей чукчи по платью и по обхождению почитают за русских. А как оным в тех местах быть нельзя, потому что по известным мне обстоятельствам никогда из Охоцка и Камчатки промышленных судов трехмачтовых во отправлении не бывает, и потому надобно тем видимым чукчами судам быть иностранным, а не русским"38.
