— Больше никакой водки, — строго велела себе она и пригорюнилась, вспомнив, что заставило ее обратиться к водке: Джим. Джим, отменивший свою поездку в Чикаго.

Подсунувший ей Саймона Стайна. А ведь Эми предупреждала, что ее чувства сильнее, и доказательство налицо. Эми оказалась права. Но что она сделала не так? И чем может снова его завоевать?

— Что заказываете, леди? — спросила официантка, держа наготове ручку.

Роуз, как слепая, провела кончиками пальцев по меню, словно по точкам и дырочкам Брайля.

— Блинчики, — выдавила она наконец.

— Какие именно?

— Блинчики на пахте, — вмешалась Мэгги, взяв меню у сестры. — Мне то же самое. Два больших апельсиновых сока и кофейник кофе, пожалуйста.

Официантка отошла.

— Я и не знала, что ты поешь, — заметила Мэгги. На Роуз от ужаса напала икота.

— Я не пою. Я разбираю судебные тяжбы, — ответила она.

Мэгги плюхнула в чашку кофе, принесенную официанткой, четыре пакетика подсластителя.

— Правда, здорово повеселились?

— Здорово, — согласилась Роуз и снова икнула. Тушь и тени для век, тщательно наложенные этим вечером Мэгги, потекли и смазались. Настоящий енот! — Так что ты собираешься делать? — неожиданно спросила она.

— С чем?

— Со своей жизнью?

Мэгги насупилась.

— Теперь понимаю, почему мы никогда никуда не ходим вместе, дорогая моя старшая сестра. Опрокинула полбокала вина и решила обнародовать десятиэтапный план моего перевоспитания?

— Я просто хочу помочь. Тебе нужна цель, — оправдывалась Роуз.

Снова появилась официантка и поставила перед ними тарелки и кувшин с горячим кленовым сиропом.

— Погодите, — попросила Роуз, пьяно щурясь на официантку. — Скажите, вам здесь нужны люди?

— По-моему, да. Принесу анкету вместе с чеком.

— Не считаешь, что ты у нас слишком образованна? — завелась Мэгги. — Колледж, адвокатская степень… а мне, значит, остается только подавать блинчики?

— Но это не для меня, а для тебя самой, — пояснила Роуз.

— Ну да, блинчики — это верх моих способностей.

— Я хочу, чтобы ты чем-нибудь занялась, — объявила Роуз, жестикулируя с хмельным размахом. — Хочу, чтобы сама оплачивала телефонные счета. И, может, давала немного денег на продукты.

— Я ничего не ем! — вознегодовала Мэгги, что было не совсем так. Она действительно ела немного: английскую пышку там, немного молока с хлопьями тут, кусочек того, кусочек другого. В особые расходы она никого не вводила. И Роуз отнюдь не отличалась скупостью, да и денег у нее хватало. Мэгги видела отчеты, присылаемые банком сестры и подшитые в хронологическом порядке в большую папку, озаглавленную «Банковские отчеты». И все же живо представила, как Роуз бродит по кухне с блокнотом и ручкой, составляя список: «Один диетический цыпленок по-восточному. Полстакана апельсинового сока. Два пакета поп-корна. Три чайных ложки соли…»

Мэгги почувствовала, как вспыхнуло и загорелось лицо.

— Я отдам тебе деньги, — отчеканила она.

— Нет у тебя денег, — возразила Роуз.

— Ничего, достану.

— Когда? Когда произойдет это счастливое событие?

— У меня же было собеседование.

— Рада за тебя, но это не работа.

— Сдохни со своими блинчиками! Я ухожу, — прошипела Мэгги, швыряя на стол салфетку.

— Сядь и ешь, — устало бросила Роуз. — Я в туалет.

После ее ухода Мэгги несколько раз вяло ткнула вилкой в блинчики, но так ничего и не съела. Когда подошла официантка с анкетой и списком вакансий, Мэгги вытащила из сумки сестры ручку, а из бумажника — двадцатку, заполнила анкету на имя Роуз, поставив крестики против каждого варианта рабочих часов и добавив в разделе «Приложения» единственную фразу: «Я сделаю все!»

Отдала анкету официантке, вылила на блинчики сестры ягодный сироп, зная, что та терпеть не может цветные сиропы, и выскочила из ресторана.

Вернувшаяся к столу Роуз ошеломленно уставилась на мешанину в своей тарелке.

— Ваша подруга ушла, — сообщила официантка. Роуз медленно покачала головой.

— Не подруга, а сестра, — поправила она. Заплатила по счету, натянула жакет, морщась от боли в стертых ногах, и похромала к выходу.

16

— Мне достаточно, — покачала головой Элла, прикрывая ладонью бокал с вином. Это был их первый ужин в ресторане, первое официальное свидание, на которое она в конце концов согласилась после долгих уговоров Льюиса. Мало того, разделила с ним бутылку вина, что, как позже поняла, было ошибкой. Прошли годы — не менее десяти лет — с тех пор, как Элла пила вино в последний раз, и, разумеется, оно ударило ей в голову.

Льюис отставил бутылку и вытер губы.

— Ненавижу праздники, — признался он так буднично, словно речь шла о нелюбви к артишокам.

— Что? — не поняла она.

— Праздники. Просто не выношу. И никогда не выносил.

— Но почему?

Льюис налил себе полбокала.

— Сын никогда ко мне не приезжает, — коротко пояснил он, — и это ставит меня на одну доску со здешними кумушками.

— Он вообще здесь не бывает? — нерешительно спросила Элла. — А вы… разве…

— Проводит все праздники с родителями жены, — с трудом выговорил Льюис, и уже по одному тону Элла поняла, насколько эта тема для него болезненна. — Обычно мы видимся в феврале, когда у детей каникулы.

— Ну… и это неплохо, — возразила Элла.

— Еще бы! Я безобразно их балую. Жду не дождусь, когда они снова заявятся, но все же в праздники нелегко приходится.

Он слегка пожал плечами, словно давая понять, что это не худшая в мире вещь, но Элла на собственной шкуре знала, что такое одиночество.

— А как насчет вас? — Он наконец задал вопрос, которого все время ожидала Элла, потому что, как бы ни был деликатен Льюис, как бы им ни было хорошо вместе, все же она не могла вечно избегать этой темы. — Расскажите о своей семье.

Элла вынудила себя расслабиться, расправить плечи и не сжимать кулаки. Она ведь знала, что это неизбежно. И вполне естественно.

— Видите ли, — начала она, — мой муж Аира был преподавателем в колледже. Читал историю экономики. Мы жили в Мичигане. Он умер пятнадцать лет назад. Удар.

Таковы были обычные, общепринятые в «Эйкрс» сведения об усопших супругах: имя, должность, год и причина смерти (леди, например, не колеблясь шептали «рак», но ничто не могло вырвать у них неприличное продолжение «простаты»).

— У вас был счастливый брак? — допытывался Льюис. — Понимаю, это дело не мое…

Он осекся и с надеждой уставился на Эллу.

— Это был… — пробормотала она, играя ножом для масла, — вполне типичный для своего времени брак. Он работал, я вела дом. Готовила, убирала, развлекала гостей.

— А какой был Аира? Чем любил заниматься?

Самое смешное, что Элла почти ничего не могла сказать о муже. В голове почему-то все время вертелось слово «достаточно»: Аира был достаточно приличным, достаточно умным, достаточно хорошо зарабатывал, достаточно любил ее и Кэролайн. Правда, был немного скупым (сам он предпочитал считать себя экономным) и довольно тщеславным (Элла не могла не поморщиться, вспоминая, сколько внимания муж уделял своей внешности), но по большей части вполне сносным человеком и партнером по жизни.

— Он был… славным, — выдавила она наконец, понимая, что характеристика оказалась весьма сдержанной, мягко говоря. — Он был хорошим добытчиком, — добавила она, отчетливо сознавая, как старомодно это звучит. — И хорошим отцом.

Последнее было не совсем верно. Аира, со своими учебниками по экономике и запахом меловой пыли, был, казалось, навеки озадачен Кэролайн, которая потребовала надеть на нее балетную пачку, перед тем как впервые идти в детский сад, а в восемь лет объявила, что станет отзываться только на титул «Принцесса Мейпл Магнолия». Аира с головой ушел в рыбалку, футбол и бейсбол и, вероятно, жалел, что его единственный ребенок не родился сыном или по крайней мере обычной девочкой.

— Так у вас есть дети? — допрашивал Льюис. Элла глубоко вздохнула.