Я смотрела на нее с искренним восхищением.

– Эт-то очень глубоко. Макси глотнула пива.

– Слышала у Опры. Я кивнула:

– Опра – это голова. Но, должна сказать, при прочих равных условиях я бы предпочла оказаться пленницей твоего тела, а не моего. Тогда я по крайней мере смогла бы носить бикини.

– Но ты понимаешь? Мы обе в тюрьме. Тюрьмы плоти. Я пьяненько захихикала. На лице Макси отразилась обида.

– Как, ты не согласна?

– Согласна, – сквозь смех ответила я. – Просто подумала, что «Тюрьмы плоти» – название порнографического фильма.

– Отлично, – отсмеявшись, продолжила Макси. – Но я привела веский аргумент?

– Разумеется, – заверила я ее. – Я знаю, что не должна придавать столько значения тому, как выгляжу. Я хочу жить в мире, где о людях судят по их способностям, а не по размеру одежды. – Я вздохнула. – Но знаешь, чего я хочу больше всего? – Макси смотрела на меня, ожидая продолжения. Я мялась, взяла стаканчик текилы. – Я хочу забыть о Брюсе.

– На этот счет у меня тоже есть теория, – торжествующе заявила Макси. – И моя теория – дать волю ненависти.

Она чокнулась со мной, мы выпили, поставили стаканчики на липкую стойку бара, под тихонько покачивающимися бюстгальтерами, когда-то облегавшими груди знаменитостей.

– Не могу его ненавидеть, – печально вздохнула я. Внезапно мне показалось, что мои губы формируют слова, находясь в добром футе, а то и двух от моего лица. Словно решили отделиться и отправились на прогулку по зеленым лугам. Такое случалось со мной всегда, если я выпивала лишнего. С коленями, локтями и запястьями тоже начинало твориться что-то странное. Подвижные части суставов будто выходили из зацепления. Кроме того, напиваясь, я с головой уходила в воспоминания. И в тот момент, поскольку из музыкального автомата лилась песня «Grateful Dead» (вроде бы «Кэссиди»), я вспомнила, как мы заехали к Джорджу, другу Брюса, чтобы вместе отправиться на концерт «Dead», и, ожидая, пока Джордж оденется, ускользнули в кабинет, где я сделала Брюсу быстрый и качественный отсос под чучелом головы оленя на стене. Физически я сидела в «Хогс и хайферс», а мысленно стояла перед Брюсом на коленях, руками обжимала его ягодицы, его колени прижимались к моей груди, Брюс дрожал всем телом и ахал: «Я тебя люблю», а я думала, что создана для этого, ни для чего больше – только для этого.

– Конечно, ты можешь. – Макси выдернула меня из подвалов прошлого в пропитанное текилой настоящее. – Скажи мне, что в нем самое ужасное?

– Он очень неряшлив.

Она восхитительно наморщила носик.

– Не такой уж это и кошмар.

– О, ты просто представить себе не можешь. Все эти волосы, они оставались в ванной, он никогда их за собой не убирал, а если уж такое случалось, то клал, в мыле, отвратительные, склизкие, на угол ванны. Когда я увидела это в первый раз, то закричала.

Мы опять выпили. Щечки Макси раскраснелись, глаза сверкали.

– И потом... и потом у него отвратительные ногти на ногах. – Я рыгнула как могла деликатно, прикрыв рот тыльной стороной ладони. – Такие желтые, толстые, шероховатые...

– Грибок, – туг же определила Макси.

– И еще его мини-бар. – Я постепенно расходилась. Поиск недостатков Брюса все больше мне нравился. – Всякий раз, когда его родители летали куда-то на самолете, по возвращении они привозили с собой маленькие бутылочки водки и виски. Он держал их в коробке из-под обуви, и если кто-то хотел выпить, говорил: «Возьми что-нибудь из мини-бара». – Я помолчала, роясь в памяти. – Вообще-то это мило.

– Я как раз собиралась это сказать, – кивнула Макси.

– Но со временем начинало раздражать. Я прихожу к нему, у меня ужасная головная боль, я хочу водки с тоником, а он идет к мини-бару. Я думаю, он просто жалел денег на то, чтобы купить нормальную бутылку.

– Скажи мне, он действительно был хорош в постели? – спросила Макси.

Я попыталась подпереть голову рукой, но локоть меня не послушался, и я стукнулась лбом о стойку. Макси рассмеялась. Бармен нахмурился. Я попросила стакан воды.

– Хочешь знать правду?

– Нет, я хочу, чтобы ты солгала мне. Я же кинозвезда. Все остальные лгут.

– Правда, – начала я, – правда состоит в том, что... Макси, смеясь, наклонилась ко мне.

– Не молчи, Кэнни, выкладывай.

– Ну, конечно, он хотел пробовать что-нибудь новенькое, я это ценила...

– Давай же... это не переда... не передовица... – Она закрыла глаза. – Не виляй. Я задала простой вопрос. Хорош он или нет?

– Правда... – пошла я на второй круг, – правда состоит в том, что у него... очень маленький.

Ее глаза округлились.

– Маленький, ты хочешь сказать... в смысле – там?

– Маленький, – повторила я. – Крошечный. Микроскопический. Стремящийся к нулю! – Признавшись, я облегченно выдохнула. – Я не про твердый. В стоячем положении он в принципе был нормальным. А вот в висячем он словно вдвигался в тело и выглядел прямо-таки как маленький... – Продолжить я не смогла, потому что залилась смехом.

– Что? Хватит, Кэнни. Перестань смеяться. Сядь прямо. Скажи мне!

– Волосатый желудь, – выдавила я. Макси аж завизжала. От смеха слезы брызнули из глаз, я каким-то образом развернулась, моя голова ткнулась ей в колени.

– Волосатый желудь! – повторила она.

– Ш-ш-ш! – осекла я ее, пытаясь выпрямиться.

– Волосатый желудь!

– Макси!

– Что? Ты думаешь, он может меня услышать?

– Он живет в Нью-Джерси, – очень серьезно произнесла я.

Макси забралась на стойку, рупором приложила руки ко рту.

– Дамы и господа, внимание! Волосатый Желудь живет в Нью-Джерси!

– Если не собираешься показывать нам свои сиськи, слезай со стойки! – крикнул пьяный мужчина в ковбойской шляпе. Макси элегантно показала ему палец, потом слезла.

– Слушай, а ведь из этого можно сделать ему псевдоним. Гарри Акорн[36]

. Гарри А. Корн.

– Только никому не говори. – Язык у меня заметно заплетался. – Никому.

– Не волнуйся. Не скажу. И я очень сомневаюсь, что наши с мистером Корном пути могут где-то пересечься.

– Он живет в Нью-Джерси, – повторила я, и Макси смеялась, пока текила не потекла у нее из носа.

– Итак, – заявила она после того, как прокашлялась и прочихалась, – ты сохнешь по парню с крохотным крантиком, который очень плохо к тебе относился?

– Он не относился ко мне плохо. Был таким милым... внимательным...

Но она не слушала.

– Милых и внимательных хватает на каждом углу. Как и тех, пусть это и печально, у кого маленькие крантики. Ты заслуживаешь лучшего.

– Я должна им переболеть.

– Так переболей наконец! Я настаиваю!

– Но как? Что для этого нужно?

– Возненавидь его! Как я тебе и говорила.

Но я не могла возненавидеть Брюса. Хотела бы, но не могла. Против воли мне постоянно вспоминалось что-то особенно нежное. Как однажды, перед Рождеством, я попросила его прикинуться Санта-Клаусом, а сама прикинулась девочкой, которая пришла в торговый центр, чтобы сфотографироваться. Как забралась к нему на колени, не отрывая ноги от пола, чтобы не надавить всем своим весом, и прошептала на ухо: «Это правда, что Санта-Клаус приходит только раз в году?» Как же он смеялся, когда я повалила его на кровать и, прижимаясь всем телом, спела: «Лучший мой подарочек – это ты».

– Эй. – Макси сунула мне в руку стаканчик с текилой. – Лекарство.

Я выпила одним глотком. Макси ухватилась рукой за мой подбородок, заглянула мне в глаза. Но я видела перед собой четыре огромных глаза, два каскада вьющихся волос, две россыпи веснушек и два идеальных по форме подбородка. Моргнула, и два лица Макси Райдер слились в одно. Она же пристально вглядывалась в меня.

– Ты все еще его любишь.

Я наклонила голову, прошептала:

– Да.

Макси отпустила мой подбородок. Моя голова упала на стойку бара. Макси подняла меня. На лице бармена отражалась тревога.

– Я думаю, она выпила достаточно, – заметил он. Макси его проигнорировала.