Примерно через час после моего прибытия, через сорок пять минут после назначенного срока, Джейн Слоун села напротив меня, поставила рядом с тарелкой большое зеркало и большую бутылку воды «Эвиан».
– Привет. – Ее грудной голос вырвался сквозь сцепленные зубы, после чего она взялась за бутылку и брызнула водой себе в лицо.
Я смотрела на нее во все глаза, ожидая, что она сейчас все обратит в шутку, но напрасно. Николас Кей сел рядом, вскинул на меня глаза, улыбнулся:
– Извините, что опоздали. – Выглядел он как на экране телевизора – хорошенький и аккуратненький.
Джейн Слоун тем временем вновь поставила бутылку, резко отодвинула масленку, взяла салфетку, сложенную в форме лебедя, небрежным взмахом руки развернула, тщательно вытерла лицо. И лишь вернув салфетку на стол, в серо-бежевых, черных и алых пятнах, соблаговолила начать разговор:
– Этот город – сущий кошмар для моих пор.
– Извините, – ответила я и тут же почувствовала себя круглой идиоткой. За что я извинялась? Я-то ее порам ничего не сделала.
Джейн небрежно махнула рукой, показывая, что мое извинение за Филадельфию ничего не меняет, взяла серебряный нож и начала тыкать им в масло, выложенное цветком в масленке, которую уже отодвинула на мою половину стола.
– Так что вас интересует?
– Гм-м... – Я торопливо вытащила из сумочки ручку и блокнот. Вопросы я приготовила заранее. Хотела спросить, какими принципами она руководствовалась, подбирая актеров на роль, кто ее фавориты в киноиндустрии, какие ей нравятся телевизионные передачи, но все вопросы вылетели из головы, за исключением одного: – Как у вас родилась идея фильма?
Не отводя взгляда от масленки, она ответила:
– Увидела по телевизору.
– То позднее комедийное шоу на НВО[19]
? – подсказал Николас Кей.
– Я позвонила режиссеру. Сказала, что, по моему мнению, можно сделать фильм. Он согласился.
Круто. Вот так, значит, делаются фильмы. Эта странная, маленькая, ненавидящая масло миниатюрная Эльвира с разбрызгивателем на бутылке снимает трубку, набирает номер, и – гопля! Запускается фильм!
– Так... вы написали сценарий? Вновь взмах прозрачной руки.
– Я только руководила!
– Мы наняли нескольких парней из «Субботнего вечера!», – добавил Николас Кей.
Еще круче. Я не только ничего не пишу для «Субботнего вечера!», но даже не парень. И я рассталась с мыслью рассказать ей о том, что написала сценарий. Они бы смеялись надо мной всю дорогу до Питсбурга.
Подошел официант. Джейн и Николас хмурились, уставившись в свои меню. Официант в отчаянии посмотрел на меня.
– Я буду osso bucco[20]
, – оправдала я его надежды.
– Прекрасный выбор, – просиял официант.
– Я буду... – начал Николас. Последовала долгая-долгая пауза. Официант ждал, с ручкой наготове. – Джейн все долбила масло. Я почувствовала, как капелька пота скатывается по шее, по спине, ныряет в трусики. – Вот этот салат, – наконец указал он.
Официант наклонился, чтобы посмотреть, на какой строчке застыл его палец.
– Очень хорошо, сэр. А что будет дама?
– Салат-латук, – пробормотала Джейн.
– Салат?.. – не понял официант.
– Салат-латук, – повторила она. – С красными листьями, если такой у вас есть. Вымытый. Уксус отдельно. И я не хочу срезанные листья, – добавила она. – Только сорванные. Рукой.
Официант все записал и ретировался. Джейн Слоун медленно подняла на меня глаза. Я вновь раскрыла блокнот.
– Гм-м...
«Салат-латук, – подумала я. – Джейн Слоун ест на ленч салат-латук, а я буду сидеть перед ней и уминать телятину». Хуже того, я никак не могла придумать, о чем мне ее спрашивать.
– Скажите, какой эпизод в фильме вам больше всего нравится? – наконец выжала я. Ужасный вопрос, вопрос новичка репортера школьной газеты, но все лучше, чем ничего.
Она наконец-то улыбнулась едва заметной, мимолетной улыбкой. Потом покачала головой:
– Не могу. Слишком личное.
Господи, помоги мне. Спаси меня. Обрушь торнадо на «Времена года», вырви бизнесменов из-за столов, разбей фарфор. Потому что я умираю.
– И что дальше?
Джейн пожала плечами и загадочно улыбнулась. Я почувствовала, как пояс моих корректирующих фигуру колготок сдался и пополз вниз, на бедра.
– Мы вместе работаем над новым проектом, – подал голос Николас Кей. – Я собираюсь написать сценарий... с парой моих друзей из колледжа... а Джейн – показать его студиям. Вы бы хотели об этом послушать?
И он с энтузиазмом принялся описывать, как мне показалось, самый тупой фильм, который кто-то мог снять. Что-то насчет парня, который наследует бизнес отца, выясняет, что партнер отца – жулик, и с помощью какой-то дамы восстанавливает справедливость. Я записывала, не слушая, правая рука механически двигалась по странице, левая – запихивала еду в рот. Тем временем Джейн разделила салат на две части: в одну отправились в основном части листьев, в другую – стеблей. Покончив с этим, она на треть опустила зубцы вилки в уксус, потом подцепила верхний лист из листовой части и отправила в рот. Последовало шесть жевательных движений. За это время Николас смел с тарелки свой салат и умял два куска хлеба, а я расправилась с половиной osso bucco – готовили во «Временах года» восхитительно. За листьями последовали стебли, наконец Джейн вытерла губы салфеткой, вновь взяла нож и начала тыкать в несчастное масло.
Я протянула руку и подвинула масленку к своей тарелке. Во-первых, не могла больше на это смотреть, во-вторых, понимала: надо что-то делать, потому что с интервью ничего не выходило.
– Перестаньте, – строго сказала я. – Масло вам ничего не сделало.
Над столиком повисла тишина. Тяжелая тишина. От этой тишины повеяло могильным холодом. Джейн Слоун смотрела на меня мертвыми черными глазами.
– Молочный продукт. – Слова эти она произнесла как ругательство.
– Третья по объему производственная отрасль в Пенсильвании, – возразила я, не представляя себе, так ли это. Но прозвучало убедительно. Если я отправлялась на велосипедную прогулку, то коровы начинали попадаться мне на глаза уже в нескольких милях от города.
– У Джейн аллергия, – вставил Николас. Улыбнулся своему продюсеру, взял за руку, и вот тут до меня дошло: они – пара. Пусть ему двадцать семь, а она... Господи, да она как минимум на пятнадцать лет старше. Пусть он человек, а она... уже нет.
– Что еще?
– Скажите мне... – промямлила я, при виде этих переплетенных пальцев из головы разом вышибло все мысли. – Скажите мне о фильме что-то такое, чего никто не знает.
– Некоторые эпизоды снимали на той же площадке, что и «Манекенщица», – ответил Николас.
– Это есть в материалах для прессы, – фыркнула Джейн. Я это знала, но решила не блистать эрудицией и убраться отсюда, прежде чем засвидетельствую реакцию женщины, съевшей на ленч шесть листьев салата, на вопрос официанта, что подать ей на десерт.
– Вот что я вам скажу, – продолжила она. – Продавщица в цветочном магазине. Она моя дочь.
– Правда?
– Ее первая роль. – В голосе Джейн звучала гордость, где-то даже застенчивость. Впервые она стала похожей на человека. – Я отговаривала ее... она уже одержима своей внешностью...
«Любопытно, от кого это у нее?» – вертелось на языке, но я промолчала.
– Я этого никому не говорила. – Уголки рта Джейн дернулись. – Но вы мне понравились.
«Господи, помоги репортерам, которые ей не нравятся», – подумала я и еще пыталась найти адекватный ответ, когда она встала, подняв и Николаса.
– Удачи вам, – пробормотала Джейн, и они поплыли к двери. Именно в этот момент к столику подкатили тележку с десертами.
– Что-нибудь для мадемуазель? – участливо спросил официант.
Нельзя винить меня за то, что я ответила «да».
– И что? – во второй половине дня спросила Саманта по телефону.
– Она ела на ленч салат-латук, – простонала я.
– Салат?
– Салат-латук. Только салат-латук. С уксусом. Я чуть не умерла.
– Только салат-латук?