— Прошу прощения! — крикнула я.
Женщина обернулась. Ее лицо было усталым и настороженным.
— Да?
— Миссис Шапиро? Кристина? Доктор Шапиро дома?
— Миссис Блум, — поправила она. — Я теперь миссис Блум.
— Но вы были миссис Шапиро? Вы были замужем за доктором Шапиро?
Женщина прищурилась.
— Впервые вижу такого молодого судебного пристава.
— Я не судебный пристав.
Я даже не знаю, кто это такой.
— Я — Джой Шапиро Крушелевански. Моя мать…
— О господи, — перебила женщина. — Кэндейс.
— Да. Извините за беспокойство, но вы не знаете, где мой дедушка?
— Сейчас? Понятия не имею.
Миссис Блум повернулась к дому и полезла в карман, наверное, за ключами. В маминой книге новая жена отца Элли была стройной. Возможно, когда-то так и было. Но с тех пор из стройной она стала тощей, почти иссохшей, как одна из актрис, чьи фотографии печатают на обложках таблоидов под заголовком «Анорексия???». У бывшей миссис Шапиро были жилистая шея и костлявые руки. Розовый халат с короткими рукавами и треугольным вырезом обнажал потрескавшиеся локти и плоскую грудь.
— Вы не знаете, где он? — повторила я. — У вас нет другого его адреса или номера телефона?
— Нет, — отрезала миссис Блум и презрительно посмотрела на машину. — Путешествуете со вкусом, как я погляжу? Ваша мать в машине?
— Я приехала одна, — отозвалась я. — Не хочу показаться назойливой, но мне очень-очень нужна хоть какая-нибудь информация о дедушке.
Миссис Блум сняла рюкзак и бросила его на траву.
— Он уехал. Он мне должен. Много денег. Мне и моим детям. И я даже не могу написать об этом бестселлер.
Миссис Блум неловко наклонилась, словно у нее болела спина, и подняла рюкзак. Затем схватилась за голубую калитку — боялась упасть?
— Я только хотела вручить ему кое-что.
— Ничем не могу помочь. Очень жаль.
Не похоже, судя по голосу. Миссис Блум вцепилась в калитку рукой с обкусанными ногтями.
— Мы развелись. Три года назад. Я снова вышла замуж.
Она злобно швыряла в меня слова, словно острые камешки. Наверное, надеялась, что я уйду. Ни за что. «Я пролетела три тысячи миль, чтобы попасть туда, где растут пальмы, а воздух пахнет маслом для загара и амбициями, — писала мать. — Оставила искореженные обломки своего прошлого ради солнечного морского берега». Я представила, что сама стою сейчас на солнечном морском берегу. Что бы ни случилось, все равно здесь лучше, чем дома.
— Я прилетела из Филадельфии, — продолжила я.
Видимо, миссис Блум услышала, поскольку ее спина закаменела, как у Тамсин, когда та злится.
— У меня есть для него кое-что.
Приглашения на бат-мицву, которые мы с матерью выбрали в Интернете, еще не пришли. Так что прошлым вечером в спальне Тамсин я написала несколько от руки.
— Вот. — Я сунула лист миссис Блюм. — Это на мою бат-мицву. Я уже пригласила деда, но это официальное. Если он объявится или вы узнаете, где он живет, пожалуйста, передайте ему.
Миссис Блум сжала кулаки. Приглашение полетело на бетон.
— Гоните его прочь с вашей вечеринки! — воскликнула она. — Гоните прочь из вашей жизни. Он подонок. Можете мне поверить.
Миссис Блум криво и страшно улыбнулась.
— Мне долго казалось, что его просто не понимают. Жена-лесбиянка, невоспитанные дети… Чушь! Дело было не в них, а в нем.
Миссис Блум опустила голову и что-то пробормотала. Я прочла по губам: «Сукин сын».
— Не могли бы вы…
— Уезжайте, — посоветовала эта тощая женщина в слишком большом розовом халате. Затем она отвернулась и вошла в дом.
Я подняла приглашение. Щелкнул замок.
— Подберите апельсины! — крикнула я закрытой двери. — Они все сгнили!
Нет ответа. Я медленно досчитала до двадцати, после наклонилась и сунула приглашение в прорезь для почты. Звякнула латунная заслонка. Кажется, я услышала, как конверт опустился на пол.
— Доктор Шапиро?
У дамы за стойкой Хирургического центра Беверли-Хиллз были блестящие черные волосы, завязанные в узел, и кожа цвета сливок. Когда я назвала имя дедушки, в ее миндалевидных глазах появилось сомнение.
— В эти выходные он не принимает.
Замечательно. Дома его нет, он вообще не проживает по известному мне адресу. На работе тоже. Плохо дело.
— Можно попросить вас об услуге? Меня зовут Джой Шапиро. Я его внучка. Он не в курсе, но я прилетела из Филадельфии, чтобы повидать его.
Дама взглянула на меня из-под тяжелых век.
— У вас есть его номер телефона?
— Только старый, — ответила я.
Дама еще минуту смотрела на меня, не моргая.
— Подождите, — наконец произнесла она. — Попробую с ним связаться.
Она исчезла за дверью, едва заметной под словом «Центр». Минуту я переминалась с ноги на ногу перед пустой стойкой, затем направилась в приемную. Там стояли пухлые диваны, обтянутые золотой тканью, и круглые пуфики с бахромой, заваленные глянцевыми журналами. На стенах висели гигантские фотографии врачей центра. Я отыскала снимок дедушки. Тот же Санта-Клаус, что и на сайте. Я стояла под портретом, пока не вернулась красотка дежурная.
— Он сейчас придет.
Волосы деда оказались совершенно седыми. Он был низкого роста, с бочкообразной грудью и толстыми ногами в голубых джинсах, над которыми висел живот. Дед открыл дверь электронным ключом и вошел в комнату. На фоне бледно-розового ковра и кремовых стен он выглядел на редкость неуместно. На нем были клетчатая рубашка и толстый кожаный ремень с серебряной пряжкой в форме подковы. Морщины, кирпичные щеки, покрасневшие водянистые карие глаза за стеклами очков.
Он что-то сказал дежурной и подошел ко мне.
— Джой?
Я узнала его низкий грудной голос. У меня перехватило дыхание. Это же мой голос!
— Привет.
Я робко кивнула, не зная, как его называть и что делать. Обнять? Или пожать руку? Он разрешил проблему, улыбнувшись еще шире. Прекрасные зубы, блестящие, ровные и белые.
— Ты получил мое электронное письмо? — поинтересовалась я.
— Получил, но визита не ожидал. Какой приятный сюрприз!
Тот же тон, что на кассете: теплый и дружелюбный.
— Добро пожаловать в Калифорнию.
Дед умолк. Мы смотрели друг на друга. Я вспомнила, как Френчель осторожно подходит к незнакомым собакам и деликатно принюхивается, пытаясь выяснить, друг перед ней или враг.
— Внизу есть кафе. Угостить тебя чем-нибудь?
— Да, спасибо.
Мне стало легче. Я не загадывала так далеко и теперь не понимала, что делать. А так вокруг будут люди. И Кевин.
— Мать с тобой? — небрежно спросил дед, когда мы вышли в коридор.
— Сейчас — нет. — Я отрицательно покачала головой.
Полуправда — именно то, что нужно нам обоим. Он придержал передо мной дверь кофейни. Для меня мы заказали нечто замороженное и перемешанное, со взбитыми сливками и шоколадным сиропом, для него — эспрессо. Мы отнесли кофе на столик у окна. Я помахала Кевину, который припарковал машину прямо напротив. Дедушка положил в чашку сахар.
— Итак, — начал он, — что тебя привело в наш прекрасный город?
— Просто захотелось погулять. И заодно напомнить о своей бат-мицве. Официально. Я оставила приглашение у твоей… бывшей жены, полагаю?
— Кристины, — коротко ответил дед.
Я думала, он еще что-нибудь добавит. Например, извинится за ее поведение и объяснит, что она больна или сошла с ума. Но он промолчал.
— Я впервые летела на самолете одна, — сообщила я.
Дед поднял брови.
— Неужели?
— Ну, я уже летала раньше. Но с родителями. Иногда мы летаем во Флориду, а еще я была в Калифорнии с мамой и тетей Элль…
Между его глаз прорезалась морщинка.
— Тетей…
— Люси. Она сменила имя.
Дед улыбнулся, сверкнув зубами.
— А манеру поведения она сменила?
— Что?
— Хотя вряд ли. — Он продолжал улыбаться. — Особых надежд она никогда не подавала. Твоя мать — другое дело.