А шумела, полыхала кострами и прожекторами у самой Москва реки огромная, суетливая стройка. Два года рычали и рыли землю сильные машины. Вначале разгромили и смяли в кроху слободу Верхние Садовники, после стали копать в глубь, засыпая землей кладбище при церкви Николая Чудотворца у Берсеневской решетки. Крестился отец Георгий, сухо покашливал и упрямо думал. Но чем больше думал, тем меньше понимал. Лучше бы и вовсе не видеть творящегося окрест, не знать ненужного, полагаясь на скрепленное верой чувство. Чувство же говорило: кощунствуют, святотатствуют суетящиеся на том берегу люди, за что законную кару примут. А разум ехидно оспаривал: отрекаются бедолаги от ветхого нищенского прошлого, строят новую, лучшую жизнь. Дом себе хороший ставят, ведь не может быть свободен и силен духом тот, кто обретается в лишениях и унизительных бедствиях. Так объяснил отцу Георгию стройку его странный ночной гость.
Впервые гость забрел на огонек, когда в котловане забивали сваи. Грохот и жар от костров стоял адский. Сильное смятение охватило отца Георгия, не сиделось ему в кладовой. То со свечой в руке обходил приделы Храма, молился, то наружу выбегал и стоял там под дождем, закинув клинышек бороды. Смотрел в непроглядное небо на плывший в вышине купол Храма, на кровавые отсветы, заливавшие позолоту.
Его окликнули тихо, хрипло:
- Погреться пустишь, мил человек?
Засомневался сторож, но пришельца впустил.
- Что ж ты не испугался, что я тебе по горлу ножичком чиркну и грабить ризницу пущусь? - спросил гость после, потягивая кипяток из толстостенной глиняной кружки. Потягивал с удовольствием, а заодно и руки грел - узкие жилистые кисти - цепкие, бледные, не пролетарские.
- Ризница пуста. А я давно уже Богу доверился. Ежели он меня на такое дело поставил, стало быть, и охранить должен, - поколебавшис, отец Георгий достал банку из-под какао "Эйнем" с сушеным липовым цветом и мятным листом. Бросил щепоть в чайник. - Сахару, уж извините, не держу. - Он потуже перетянул крест на крест завязанный поверх овечьей безрукавки платок.
Раздувая ноздри крупного горбатого носа и щурясь, гость с удовольствием вдыхал аромат трав.
- Спасибо за доверие. Сахарок за мной будет.
Отец Георгий пожал плечами, но спрашивать не стал за какой такой надобностью пришел сюда ночью этот человек и зачем новый визит планирует. И так понятно - сексот.
- Я недалеко здесь в переулках проживаю с семейством, - объяснил тот озираясь исподтишка с любопытством. - Сон, знаете нейдет. Фронтовая контузия. Вот и прогуливаюсь по интересным местам.
- Стало быть, любопытствуете? Может сочувствуете, судьбой Храма озадачены?
- Многим я озадачен. Многому сочувствую, - уклонился гость от ответа, дернув уголком рта и представился: - Николай Игнатьевич. Служащий.
- Отец Георгий. Последний страж сего святого места... Н-да... Вы не смущайтесь, все как надо спрашивайте. Дознавайтесь. Раз служащий, значит и служите. Вам ведь за это ОГПУ деньги платит. Может, обыск потребуется? Так на это бумага нужна. Без нее в хранилище не пущу.
- Клясться на кресте не стану, поскольку и креста на мне нет и в целом, как заметили наверно, научному атеизму привержен. Но скажу так: не из того я ведомства, чтобы допросы и обыски устраивать, хотя многим здесь интересуюсь.
- В пределы Храма тоже не пущу, - отрубил отец Георгий. Не хотелось ему Храм в поругании и нищете кому попало показывать. Не сострадать ведь будет, торжеству своему радоваться. Из ОГПУ или из других мест, но ежели без креста - с ними заодно. На то они - атеисты - от Бога отреклись, чтобы ни жалостью, ни стыдом, ни запретами, ни святынями себя не обременять. Свободные. От совести, от души в полном освобождении.
- Понимаю, что крайне вам неприятен. Но врать, личину лживую на себя натягивать не хочу. Каков есть, таким и представляюсь. И вообразите, батюшка, стыда не испытываю. Воевал честно, жизнью не раз рисковал за идею свою, которой готов служить до последнего. Так что в этом смысле разницы между нами особой нет.
- Вы что ж, сагитировать меня решили? - отец Георгий невесело рассмеялся, показав щербатые зубы. - Идеей прельстить? Что бы без Бога, значит, на земле православной хозяйствовать? Что бы от души отречься, от совести, от заповедей Господних?
- Не затевай диспута, мил человек. Не на собрании. Не за проповедями я сюда пришел, - мрачно пробасил гость. - Не на исповедь! - Он саданул кулаком по столу - встрепенулся, заметался язычок свечи. Но тут же остыл оратор, покачал сокрушенно наголо бритой лобастой головой. - Извини, хозяин, с просьбой я... Ежели посмотреть на хозяйство свое не дозволяешь, то хоть расскажи, что да как.
- Как строили или как грабили? - Громыхнув ящиком, отец Георгий достал папку с надписью "Дело" и пододвинул гостю. - Любопытствуйте. Ваших товарищей сочинения. А на мой роток давно накинут крючок.
Николай Игнатьевич глянул исподлобья на жалкого попика, поправил свечу и открыл папку. Наугад пролистнул страницы и уставился туда, где шла подробная опись Храма, составленная в 1918. Уголки узкого рта дернулись, вроде он силился улыбнуться но не вышло.
- Большое хозяйство блюдете, Георгий...
- Михайлович. Так ведь всем миром строили, не скупились. По копеечке собирали. Вроде как главное дело для Руси делали.
- Главное дело.. - раздумчиво повторил лысый. - А вон те, что день и ночь дом на том берегу строят, тоже убеждены, что делают самое главное первое в мире жилье для свободного труженика со всеми надлежащими человеку удобствами. Был я как-то в прусском замке - богатство и порядок неимоверные. А в клозетах - выгребные ямы. Для королевских персон, а? Наш труженик будет пользоваться современной канализацией, постоянной горячей водой, лифтами, специальным спуском для мусора от самой крыши, плитами газовыми с духовыми шкафами... Школа у него будет, клуб, телеграф, амбулатория, библиотека и даже кинематограф - все тут!
- А что, свободные пролетарии изволят на богослужение сюда являться? - съязвил отец Георгий.
- Не изволят. У них свой бог - коммунизм. Это значит - каждый именно каждый - сам хозяин мира. А мир наш основан на братстве, свободе и равенстве... Другие теперь законы, другая вера. Совесть, ответственность перед самим собой, перед делом своим, перед потомками - вот наши заповеди. - Гость горячился, говорил все громче. И видно было, что речи вдохновенные произносить и командовать он мастер. И еще кое-что примерещилось попу в напористых словах речистого - слабость заблудшего.
