До Вадика Юрка дотянуться не успевает... но тот всё же подносит к глазам погнутую дужку очков. Какое-то время стоит, никак не реагируя на беснующуюся над головой клешню, с наконечников которой брызжет что-то густое, напоминающее ртуть. Потом оборачивается, и Юрка видит маску ужаса, заслонившую лицо друга!.. И Юрка не знает, что делать, потому что делать нечего: не на что надеяться, не от кого ждать помощи, некуда бежать - или как там рассуждал сам Вадик?!

Хотя какая теперь разница...

Занятый ненужными мыслями, Юрка забвенно наблюдает за тем, как клешня проносится над его головой и хватает за ногу орущего во всё горло Ярика. Хватает и тут же подбрасывает вверх, как какого-нибудь котенка. Затем ловит в воздухе и уже волоком тащит к кипящей луже... После непродолжительного провала в памяти, они вдвоём с Вадиком пытаются за руки вырвать Егорку из лап болотного монстра. Однако силы не равны, и ребята уже втроём волочатся по земле, точно марионетки злобного кукловода, который наматывает игровую нить на вагу, давая понять, что спектакль закончен. Юрка из последних сил пытается сопротивляться, но ударившись головой о ком земли, проваливается в вязкую жижу. Он, в буквальном смысле слова, вязнет в трясине, погружаясь всё глубже и глубже, навстречу безумию...

Внезапно всё прекратилось.

Юрка приоткрыл веки и на какое-то время ослеп - приглушённый кронами деревьев свет показался ярчайшей вспышкой, больно резанувшей по сетчатке глаз. Вокруг всё успокоилось. Не было безумного движения. Не было диких криков Ярика. Не было коряги. Не было вообще ничего, кроме света.

Потом свет заслонился, и Юрка узнал знакомое лицо, склонившегося над ним человека.

- Игнат... Как же ты вовремя. Нас почти утащили.

Игнат улыбнулся улыбкой святого, откинул со лба седины, протянул руку.

- Идём, Юра. Началось. Нам нужно спешить.

- Что началось? - спросил Юрка, сквозь нарастающую в голове боль.

- Началось безумие. И только ты в силах прекратить это.

- Я? Но почему?

- Ты должен остановить отца, иначе этот мир рухнет.

Юрка, ничего не понимая, протянул руку.

ГЛАВА 6. ЗА ОРБИТОЙ НЕПТУНА.

Релятивистский межпланетник "Икар" оставил за кормой систему Нептуна. Вокруг распростёрлось легендарное Облако Оорта. Пояс Койпера, загадочная Седна, таинственный монстр - они были уже совсем рядом.

Солнце давно поблекло, превратившись в яркую звезду. В одну из многочисленных искр, мерцающих за стеклом иллюминатора в извечной тьме. Очередь в исповедальню исчезла. Она начала редеть уже на орбите Юпитера, энергию гравитационного поля которого "Икар" использовал для увеличения скорости, - такой манёвр позволил сберечь топливо, столь необходимое по ту сторону горизонта... За Сатурном у двери исповедальни лишь мялись, не решаясь ступить за порог. Теперь даже не подходили и старались, по возможности, не думать. Тем более, не говорить в присутствии кого бы то ни было, чтобы не разворошить чувств.

Какой бы непоколебимой ни была вера, всегда найдутся факты или события, которые смогут её подорвать. В случае с современным человечеством, одним из таких факторов оказался безудержный прогресс. Событием - стремление встать вровень с богом и заглянуть за грань. Человек новый не представлял, что именно ждёт его за горизонтом. Он понятия не имел, что может случиться после падения хотя бы одной из печатей. Он даже не задумывался о том, что явится из глубин космоса, когда переломится грань дозволенного. Однако тот факт, что ему развязали руки, неимоверно окрылял, заставляя позабыть страшные главы священного писания.

Подорогин вздохнул.

Он видел - все видели, - как у некоторых членов экипажа, по мере удаления от Земли, на шеях стали появляться цепочки и бечёвки. Что именно они поддерживали, никто не знал. Хотя догадывались все. А Грешник и вовсе умудрялся читать на вахте Библию. Камеры внутреннего наблюдения всё фиксировали, но судовой психолог оставался безучастным, потому что и сам усомнился в верности услышанных перед полётом догм. Молчал и капитан, методично фиксируя всё в свой журнал.

Людям хватило десяти лет полёта, чтобы снова поверить в Бога. Потому что чего-то другого попросту не оставалось. Видеописьма месяцами шли до Земли. Годами обратно. И хотя время на "Икаре" текло немного быстрее земного - ввиду релятивистских законов, - томительное ожидание весточки из дома казалось бесконечным... Как и распростершийся за обшивкой космос. Оттого-то и опустела исповедальня. Потому что космонавтам хватало и душевного мрака, а свет от далёкого Солнца уже давно не согревал.

Подорогин не знал, что привело его сегодня в исповедальню. Скорее всего, отчаяние. Осознание того, что обратного пути нет.

Понятие "исповедальня" ввёл Грешник - поначалу все смеялись и шутили... потом стало не до веселья, а название так и сохранилось. Космонавты приходили сюда, чтобы смотреть сначала на удаляющуюся Землю, потом на уменьшающееся Солнце и, наконец, на раскинувшийся повсюду мрак, мысленно представляя, что где-то там, за сотнями миллионов километров, осталась их прежняя жизнь. Жизнь, которой уже не вернуть.

Автономный модуль "Глаз" вращался вокруг обшивки на телескопическом манипуляторе, который позволял поддерживать скудную гравитацию в пределах от 0,25 до 0,55 же. Да, здесь можно было просто сидеть, наслаждаясь тем, как от головы на какое-то время отливает кровь. Лишняя кровь. Та, которая на Земле, под действием сил гравитации, должна питать кислородом органы и ткани, находящиеся ниже диафрагмы. В космосе же данная физиология нарушалась напрочь, отчего казалось, что голова наполнена жидким гелием и вот-вот лопнет, не снеся избыточного давления изнутри.

Подорогин потянулся, чувствуя, как скрипят от продолжительного бездействия сухожилия. За время полёта он сбросил половину своего веса. Кости тоже стали тоньше, поскольку не воспринимали прежней нагрузки. Складывалось впечатление, что надобность в скелете попросту отпала. А это означало лишь одно: даже если появится шанс вернуться обратно, пройтись по земной тверди у них не получится. Мать не примет дитя. Да и родной сын вряд ли признает в этом бледном призраке своего отца.

На правом запястье запищал таймер. Подорогин глянул на кристалл. В голубом мареве мерцали цифры: 22:00 - начало ночной вахты. Пора идти на мостик. Точнее уже давно нужно быть там. Хотя когда в напарниках Грешник, можно ни о чём не беспокоиться - у того на уме лишь Библия, и он даже рад, когда над ухом никто не дышит. Скорее всего, всё свободное время между вахтами Грешник проводит именно на этом самом месте, в исповедальне, глядя в бесконечность, вновь и вновь перелистывая страницы Вечного писания. Того самого, что прилюдно сожги на Земле за день до старта экспедиции, поверив в отсутствие запретов.

- Как реактор? - сразу же спросил Подорогин, опустив приветствие - последние года полтора он ни с кем не здоровался и не прощался. Какой смысл, когда никто и никуда не уходит? Более того, просто бесит. Но Грешник не бесил, он был привычным объектом интерьера, с которым можно поговорить ни о чём, не опасаясь того, что тот вдруг полезет в душу.

Грешник неопределённо покрутил запястьем - как ребенок, немо сообщающий родителю: всё более-менее. Мысленно он пребывал далеко. В евангелиях, стихах, главах. За чертой рационального, в дебрях священных канонов и молитв.

Подорогин склонился над монитором бортового компьютера. Окно программы управления полётом было развёрнуто на весь экран. Пароли, авторизация, права доступа - давно отошли на второй план. Смены просто менялись, как на земле сменяются дневные сутки, времена года, эпохи. Капитан и тут закрывал глаза на проступки подчинённых. На финише пути ему было всё равно - как и всем остальным, - потому что он так же, как и все знал: такой, какой видел Землю прежде, он её больше не увидит. Возможно, увидит в некоем ином свете или ракурсе, но это будет совсем не то. Блеклая подделка, пустышка, обман зрения - оно не стоит и пяди плодоносной земли, что легла бы на грудь после смерти.