- Я насчет гонок звоню, - Василиса задумалась: - Каких гонок?
-Ты забыла, - констатировала Юля, но затем продолжила, вернув радостный тон: - Гонки, где будет Тим Мо.
В голове Васи воспроизвелся разговор с Юлей в университете, и она вспомнила. Тогда она еще думала над тем, как она будет реагировать на все происходящее на гонках. Вася прижала трубку к груди и прыснула со смеху. Она же и выходной взяла ради этой поездки на Взлетку. Вернув трубку к уху, она услышала терпеливое молчание.
-Извини, чайник выключала. Так что ты хотела спросить? - произнесла Вася, а затем плотно сжала губы, чтобы не рассмеяться снова.
-Мероприятие начнется в десять. Мы заедем в полдесятого, окей? Успеешь собраться за час?
Теперь Василиса не смогла стерпеть и захохотала. Час чтобы собраться? Последний раз она так собиралась в мае того года на Вайт Пати. Она не отличалась тем, чтобы долго тратить время на раскрас и подбор одежды. Да, раньше они могли часами сидеть и подбирать одежду с Миркой и Рэной, но когда она была одна, времени уходило максимум полчаса.
-Ты чего? - удивилась Юля.
Вася подавила улыбку и, взлохматив локоны, которые упали на глаза, качнулась на кресле.
- Проехали. Я успею собраться, - на этом Василиса отключилась.
Юля еще несколько секунд слушала гудки и хитро улыбалась, затем нажав на красную кнопку, она набрала другой номер...
На кухне было привычно светло, то ли от солнца, то ли от светлых штор персикового цвета. Она налила себе кофе и пошла на балкон, не забыв взять с собой миску с печением. Кресло умеренно раскачивалось, а Вася с упоением смотрела на город, который под тихие стуки сердца жил вместе с ней, в одном ритме. И эти машины, которые спешили, но с высоты казалось, что всего лишь ползли, и толпы студенток которые уже как десять минут должны были быть в университете, цокали каблуками. Тук-тук. Звук сердца и стук каблуков. Ненависть, привитая месяцами ранее, заставила ее отхлебнуть побольше кофе, но она не было горьким. Комочки сахара от сгущенки тепло растаяли во рту, Вася зажмурила от блаженства глаза. Двоякое чувство, которое должно было ее преследовать целый день, всю жизнь. Чувство зарождающийся радости и горечь холодного прошлого. Долго ли быть ему, должна была решать она.
По лазоревому небу ненастойчиво плыли облака, и как в детстве она принялась распознавать в них образы. Вот пролетел дракон, а за ним злой дядька с огромным крючковатым носом. А вот и слоник, но только с одним ухом, за то с длинным хоботом, который плавно переходил в крыло бабочки, от этого захотелось рассмеяться, и Вася сделала это. Думаете, это легко рассмеяться, когда ты разучился это делать? Даже мышцы отвыкли. Это странно, для вас, как и для Васи было странным снова смеяться. Была ли виновата Юля в этой небольшой, но весомой перемене в Василисе? Да, но и Вася почувствовала себя по иному, она почувствовала легкость, которая была как Инь, для холодного Янь.
Позавтракав печеньем и кофе, она пошла, подбирать одежду, что опять-таки было для нее уже непривычным. Каждое утро дело обстояло так: сунул руку в шкаф, что первое под руку попадется, то и одевает. Сейчас же, она хотела сделать по-другому, она вывалила все небольшое содержимое шкафа на постель, и, взяв сонного кота из родительской спальни, посадила на край кровати. Бицепса родители приобрели недавно, пару недель назад. Вася, увидев коричневую мордашку, лишь изогнула одну бровь, и, выйдя из кухни у себя в комнате сдерживая улыбку, хотела расхохотаться. Животных у них не было с тех пор, как умер хомяк Франкештейн, после этого Вася два дня ревела. Еще бы ей было всего семь лет, а хомяку было полтора года, она к нему так привыкла. А имя она сама ему выбирала, точнее она гадала на телевизоре. Брала пульт и, нажав с закрытыми глазами на любую кнопку, открывала глаза в ожидании. Тогда ей выпал мультик про Франкенштейна. Родители, узнав имя хомяка, лишь рассмеялись и оставили его. А Бицепсом она кота прозвала лишь потому, что ему было всего лишь месяц, и он был худощавый, несмотря на то, что он ел как взрослый кот. Ну, тут Вася оставила ход своему сарказму. Родители не знали о тайном имени кота, Вася решила умолчать новую кличку, да и как она могла это сказать людям, которые назвали его Шоколадкой?
Бицепс неуверенно ступил по одежде, разваленной на кровати, переваливаясь с боку на бок, упал на бирюзовый спортивный костюм. Вася улыбнулась и, погладив кота по лохматой головке, молча, изумилась его вкусу. Она опустила его на пол, и тот еле перебирая лапами, поплелся на кухню тихо пища.
Костюм состоял из толстовки со стоячим горлом, и леггинсов на которых по длине ноги было написано огромными буквами "Life is freedom". Вася купила его на свою первую зарплату, чисто случайно, в своем же бутике. Просто захотелось чего-то спортивного, и, прогуливаясь уже как покупатель, она увидела этот костюм. Примерив, его она поняла, что с ее копной волос на одном боку, это смотрится просто и необычно, и купила его. А затем и забыла его, как тут не забыть, если каждый день она лишь протягивала руку к шкафу не соизволяя взглянуть в него.
Надев костюм, она без сомнений надела синие кеды, и сложив платок во столько раз пока не получилась тонкая полоса, она повязала его на голове, оставив узелок на самом виду.
В зеркале на нее смотрела не накрашенная блондинка, но яркая в этом костюме. На ней не было черного, белого, серого, во что она надевала каждый день. И сказать, ей очень шло, она не была высока, ее метр шестьдесят пять, и тонкие красивые ноги в облачении облегающих леггинсов смотрелись лаконично. Копна весело свисала на один бок, в носу блестела серьга с миниатюрным камешком внутри. Внезапно ей вспомнился тот день, когда они с Арсением ходили к ректору (директору), тогда она была в костюме фиалкового цвета с фигом на груди, этот костюм лежал где-то там далеко в шкафу. Все что ей напоминало прошлую жизнь, она прятала в глубину, на дно шкафа - дно воспоминаний.
Комната преобразилась, как и сама Вася, уже не было забавных постеров с поп-звездами, которых она раньше слушала в клубах, дома, везде, теперь тут красовался плакат с метр в длину с изображением Виктора Цоя. Резкая перемена. Именно творчество этого великого человека было с ней, когда наступал новый крик отчаяния.
Теперь не было светло-голубых обоев, на смену им комната облачилась в темно синие цвета, цвета ночного неба. На потолке россыпью лампочек, красовались "звезды" и вся мебель была мрачно синего цвета, кроме компьютерного стола и компьютера, которые были ярко белого цвета. Она купалась в этом мраке.
Оцепенение прошло, и она отвела взгляд со своего отображения в стекле. Это была она и не она. Она взглянула на часы, было двадцать минут десятого. "То, что надо" - подумала она, и, взяв бутерброд с холодильника, кинула его в "сову".
На улице было жарко. Очень жарко для сентября, и ей пришлось расстегнуть толстовку, обнажая лучам черную борцовку. Ветер легонько заползал под толстовку и приятно щекотал кожу. Во дворе было безлюдно, кроме стоящих на парковке иномарок и одной бездомной собаки, которая что-то ела с крышки люка. Было еще пять минут в ее распоряжении. Вася ступила поближе, ради интереса взглянуть, что ела собака, которая была настолько худа, что кости создавали единый рельеф, обтягиваемый кожей. Собака, закрывая глаза, чтобы мухи не лезли в глаза, ела испорченную кашу. Вася поморщилась, не от отвращения, а от жалости. К животным она не испытывала умиления или нежности, ни любви, с тех пор как умер Франкештейн. Собака повернула голову, разлепив грязные глаза, в них застыло мучение. Именно это Вася увидела, мучение и подавленность. "Но как животное может чувствовать это?" - подумала она, протянув руку животному не побоясь подхватить болезнь бродяги. Собака дернулась и сделала пару шагов назад, оставив еду на растерзание мухам. Собака не боялась, она лишь увидела новое существо, которое могло причинить боль. Василиса не могла отнять взгляд от карих человеческих глаз. Так их она прозвала, кофейные с налетом грусти. Собака стояла напротив нее в неуверенности, как и Василиса до сих пор застывшая с протянутой рукой. Осторожно сняв рюкзак, она потянулась к бутерброду, который приготовила для себя, так как все еще хотела есть. Услышав шелест целлофана, собака с интересом посмотрела на руку Васи, в которой лежал бутерброд.
