— Сегодня дети, вы узнаете азбуку и кассу букв и слогов, сделаете первый шаг в сторону Рая. – Учительница младших классов пятидесятилетняя Марья Ивановна просматривала классный журнал и вспоминала, у кого из детей родители богаче – пригодится для поборов. Очки Марьи Ивановны в золотой оправе, а туфли от Пазолини куплены в Риме за тысячу итальянских, поэтому кислых, евро. Марья Ивановна чувствует себя уверенно, словно с Олимпа снизошла. — Конечно, все вы отлично считаете и пишите, иначе по новым правилам Министерства Школьного образования вас не приняли бы в школу в первый класс, но, полагаю, что среди вас найдутся лодыри, лентяи, или просто, — Марья Ивановна на пять секунд сделала многозначительную паузу, в которую вложила намек на дополнительные занятия за деньги… — или просто.

А теперь дети, раскройте ваши…

— Плоклинаю! – раздалось с третьей парты в ряду у окна.

— Вася Добров? — Марья Ивановна приспустила очки – хотя не испытывала потребности в коррекции зрения – так приспустила, чтобы ученик понял, что учительница озадачена и близка к состоянию гнева, как мама, если ребенок разобьет её айфон. – Ты что-то сказал?

В школе ученик, прежде чем задаст вопрос учителю, поднимает руку и затем, когда учитель обращает на него внимание, задает свой вопрос по поводу туалета.

Ты же в туалет отпрашиваешься, Добров?

Потерпи до перемены, ты же мужчина.

— Плоклинаю! – мальчик посмотрел, насупился, чмокал, словно только что разжевал арбузную карамельку.

Он не смотрел на Марью Ивановну, словно она соткана из воздуха, а не из семидесяти девяти килограммов биомассы.

Щеки Васи Доброва розовели на фоне красного лба.

— Ты сказал – проклинаю? – опытная педагог Марья Ивановна с досадой сжала губы, но тут же, опять исходя из мудрости и опыта поколений учителей, придумала, что из нехорошего мальчика можно сделать хорошую дойную корову. – Кого же ты проклинаешь, Вася Добров.

И зачем ты проклинаешь?

— Тебя плоклинаю! – мальчик отвернулся к окну, смотрел на снегиря на веточке.

Снегирь раскачивался, словно на качелях и смотрел в класс выпученными, будто у него запор, очами.

«Рановато для снегирей, — Марья Ивановна отметила машинально, поправила юбку – не задралась ли? – Может быть, птицы отожрались в городе и никуда не улетают на зимовку?

Все хотят сладкой, как на Бабаевской фабрике грёз, жизни».

— Зачем же ты меня проклинаешь, Добров? — Марья Ивановна поняла, что допустила педагогический просчет - так минёр вздыхает на мине. Она поправила мысль и вопрос: — Дети по отношению к взрослым должны вести себя вежливо – так же, как и с плюшевым мишкой или любой домашней игрушкой.

Ты же не проклинаешь свои любимые игрушки, Добров?

Зайчика с розовой мордочкой, белочку с пушистым хвостиком ты же не проклинаешь?

Так, дети, не отвлекаемся на досадное недоразумение, — Марья Ивановна постучала по столу линейкой, словно вызывала духа школы.

Дети с испугом и неподдельным детским страхом – так они взирают на мертвую мышку, переводили взгляд с Васи Доброва на учительницу.

Марья Ивановна мысленно поздравила себя с победой над шалуном, но сделала зарубку в мозгу на будущее, что с Добровых возьмёт больше денег, за бесчестие на глазах класса.

— Плоклинаю! – розовый мальчик Вася Добров снова сказал и раскрыл дневник, на обложке которого грудастая десятиклассница танцевала хип-хоп – дневник не для первоклассника, а — для его папы.

Марья Ивановна строго посмотрела на ученика, выдержала педагогическую паузу и сделала вид, что ничего не произошло, что она не слышала, а, если и слышала, то не обращает внимания на высказывания непокорных, непослушных детишек с ограниченными возможностями мышления.

После уроков Марья Ивановна раздавала детей родителям – так повар на раздаче выдает суточные пайки.

Родители Васи Доброва — Марья Ивановна видела их ещё и до первого сентября, на общем собрании родителей – произвели отличное впечатление, словно Центробанк на колесах.

Папа – немолодой, но уверенный мужчина с животом, одет дорого, причем одежда не магазинная, а пошита у портного, что повышает стоимость одежды в разы по сравнению с фирменной магазинной.

Часы – не «Ролекс», не «Брегет» – «Брегет»ы даже в элитной школе редки, как снег в Африке, но — сложные «Омега», как конец света для бедных.

Мама также не бедно наряжена и соперничала бы со Снегурочкой по красоте и стати.

«Мажоры, капиталисты, сидят на трудовых шеях, — Марья Ивановна растянула губы в улыбке, потому что враги капиталисты лучше восприимчивы к дополнительным занятиям за деньги, так бедная девушка берет на себя самых бедных клиентов. – Для оценки знаний Васи Доброва – рано, ещё не время, но кол в головах родителей поставлю, а затем, через пару недель освежу, скажу, что мальчик не успевает по предметам, словно у него в голове паровой молот взорвался.

Оценки я ему, как и полагается, занижу».

— Знаете, что меня беспокоит, — Марья Ивановна снова сделала многозначительную паузу после приветствия. – Вася оригинально подходит к взаимоотношению учителя и ученика, словно только что увидел наставника.

Разумеется, и речи не идёт о том, что Вася дурно воспитан, но некоторые действия его выходят за рамки общепринятого поведения детей в младших классах школы, так река Волга по весне выходит и берегов.

Возможно, поведение Васи приведет к недостаточному усваиванию материала, и моему ученику понадобятся дополнительные занятия по всем предметам, как при поступлении в школу сурового режима.

Вообщем, он за урок несколько раз сказал: «Проклинаю». — Марья Ивановна выдохнула с облегчением – свой удар она нанесла – как ответят родители, словно на суде.

По первой реакции можно судить о дополнительных деньгах за Васю Доброва.

— Он сказал – проклинаю? – мама Васи удивленно открыла глаза на полную окружность (Марья Ивановна позавидовала чёрной завистью увядающей женщины «С её глазами и красотой не нужно никакого ума. Деньги золотые сами к красотке текут за просто так».).

Родители Васи Доброва переглянулись – так воздушные акробаты в цирке летят навстречу друг другу, ловят руки партнера, выпрыгивают на мостик, а затем удивленно переглядываются «Поразительно, что мы не упали».

— Но он пока не выговаривает букву «р», – мама Васи Доброва посмотрела на часики – старинные золотые «Мозер». – Дома говорит без «р», например – «плоклинаю».

— Да, Василий сказал – «плоклинаю», без буквы «р».

Вы не показывали его логопеду со стажем?

Наш школьный логопед Владимир Иосифович…

— Марья Ивановна, подпишите здесь, пожалуйста, – бухгалтер Раиса Павловна вбежала, подсунула Марье Ивановне листы, – здесь, где галочка, и здесь.

Ага, спасибо.

Раиса Павловна упорхнула – летающая корова, а, когда Марья Ивановна посмотрела на родителей Васи Доброва – их уже тоже, словно летающая корова языком слизнула вместе с Васей Добровым, который плоклинал.

На следующий день на втором уроке чтения Вася Добров снова произнёс в сторону учительницы – «Плоклинаю», словно его заклинило на одном слове, и дальше нет хода, как в сказке - пока главный герой не отгадает загадку – из леса не выберется.

Марья Ивановна почувствовала приближение поражения, взяла Васю Доброва за руку и повела к школьному психологу Анастасии Валерьевне, как на казнь.

Анастасия Валерьевна обычно заканчивала психологические исследования учеников на траурной ноте.

Даже, если тест не показал отклонений в психике и уме ребенка, Анастасия Валерьевна качала головой, хмурила брови, будто только что потеряла любимую собаку породы овчарка и со значением заключала:

«Ничего страшного я пока не вижу, но в дальнейшем возможны осложнения и уход в себя, мрачное настроение, слёзы крокодильи.

Ребенок станет раздражительным, с неустойчивым характером, возможно, озлобится, словно дворовый пёс, что с цепи сорвался.