Но вот когда нас увидели и не просто увидели, но и услышали, некоторые упали в обморок, другие сбежали, а сама Джинна после этого стала заикой.
Мы довольно посмеялись, а затем невинно пожали плечами.
А что мы, мы ничего.
========== Часть.2. ==========
Ночь накрыла замок своим одеянием, но замок не спал. Он никогда не спал, потому что здесь всегда царило оживление.
Вторая спальня до сих пор была никем не занята, так что там спали братья, а я ждала, когда придут хранители. За день я очень устала, но ведь обещала, что подожду, значит, жду.
В комнату вошёл сначала Малкей, следом за ним ещё шестеро призрачных, каждый отличался тусклой расцветкой. Мой хранитель имел более яркий голубого оттенка и походил на образ моих братьев. Был он каким-то уверенным и более спокойным. Остальные опасались меня, хотя чувствовались искреннее волнение и надежда.
-Приветствую вас, хранители Крайтор-Соорт. — Начала я, и Малкей одобрительно кивнул. Каждый отвесил мне поклон. — Чем могу вам помочь?
Хранители растерянно посмотрели сначала на меня, потом друг на друга. Вышел цветом зелёного оттенка. Он многое стал быстро показывать, и из-за этого зарябило в глазах. Я подняла руку, чтобы тот остановился:
-Я не хочу вас обижать, но вы слишком быстро мне показываете, и у меня начинает болеть голова. В ваших картинках я поняла, надеюсь правильно, что каждый из вас был свидетелем рождения этого места? Вас привели для того, чтобы вы были хранителями, но забыли вам дать имена?
Ответы и вопросы посыпались как из рога изобилия. Малкей, встав напротив меня, жестам стал усмирять своих коллег. Я благодарно посмотрела на него.
-Вы хотите, что б я вам дала имена? — Спросила и получила ещё пару видений. — И образ? Да, хорошая задачка, но если подумать — это осуществимо.
Пару взмахов пальцами по клавиатуре ноутбука и я вошла в интернет.
-Ну что, приступим…
Через три часа я могла спокойно ложиться спать. Каждый хранитель получил то, что хотел. Зеленый стал Вильямом, красный — Дэвидом, фиолетовая — Мадонна. Желтый — Мел, белый — Марк, бирюзовая — Каролина.
________________________________________
Ещё один год прошел.
Мгновения для богов, а для человека — время стать взрослее.
Постепенно у меня появляются друзья, подруги, свои интересы. Я как будто и впрямь становлюсь взрослой и мне немного страшно. Но мои друзья и хранители сглаживают мою нервозность. И только на каникулах и дне рождения я просто ядерная смесь, около меня были мои любимые озорные братья.
Кто-то когда-то сказал, что мир становится другим тогда, когда кто-то умирает.
Зимой погибли мать и близнецы. В ту ночь они мне приснились. Такие взрослые, красивые, сильные, любимые, дорогие. Мы долго гуляли по парку и болтали о том, как были маленькими, какие шалости были, как мать долго пыталась нас уговорить сделать что-нибудь, а потом, крепко обняв нас, сетовала на то, что у нас руки растут не оттуда. К рассвету они попрощались и растворились в густом тумане. Проснулась я вся в слезах. А потом ещё долго уговаривала коменданта дать телефон. Миссис Клаудии, женщина лет сорока пяти, высокая с узким лицом, карими подслеповатыми глазами, смотрела на меня снисходительно и повторяла лишь одну фразу:
— Мисс, не положено, идите к себе.
И опять меня спасает мадам Блю. Она, выслушав меня, проводила в свой кабинет, а пока я звонила, отчитала миссис Клаудии.
Трубку взял отец и, узнав кто звонит, сухо сказал:
-Вчера в горах был обвал, и многие погибли, в том числе Софья и сыновья. Похороны через два дня. За тобой приедут. — И положил трубку.
Похороны я почти не помню. Дождь, ветер и невыносимо холодно. Матери я положила сирень из розария, братьям монеты и ножи — они давно клянчили их. Ночь я провела в их комнате, перебирая вещи, вспоминала их историю. Ханна и Чарльз впервые объединились и были в маминой комнате. Лишь отец заперся в кабинете, а на утро, собрав нас, сказал:
-Вещи отдать в благотворительный фонд, фотографии убрать, чтоб я их не видел. Это так же касается и других вещей. Через три месяца я женюсь на мадам Люсинде Приосис — она моя партнерша по бизнесу и прошу, будьте с ней учтивей и не вспоминайте при ней Софию и близнецов.
Наступила тишина.
Мы внимательно и с недопониманием смотрели на отца. Затем встал Чарльз.
—Я всегда верил и слушал вас, отец, но в этот раз я отказываюсь воспринимать вас как адекватного человека. Что это всё значит?
-Молчать, щенок! — Рявкнул на него отец и ударил по лицу. Ханна и я кинулись к брату, но и нас ждал «радушный» приём. — Я сказал и это моё слово!
Впервые во мне что-то поднялось и стало нарастать как снежный ком. Мимо меня мелькали лица, картинки, события. В моём мозгу, что-то щёлкнуло и я, посмотрев на брата и сестру, попросила:
-Выйдите, пожалуйста, мне о-о-о-чень надо поговорить с «этим» наедине. — Видимо мой вид или взгляд подействовали на них, через несколько секунд их не было в комнате.
-Мистер, прошу сесть и не раскрывать свой рот до тех пор, пока я не скажу. — Впервые слышала от себя такие слова обращенные к отцу. Он пытался что-то сказать и, тыча в меня пальцем, усердно мычал. Не вытерпев, я яростно приказала:
— Немедленно сел и замолчал! Сейчас я говорю, а ты слушаешь.
Он как марионетка подошёл к стулу и, сев, стал внимательно смотреть на меня. То, что я ему сказала — не помню или лучше сказать, что я видела его реакцию на мои слова, но вот, что говорила сама — не слышала.
Потом молча вышла и закрылась в комнате близнецов.
Через месяц я узнала, что отец передал управление фирмами в руки Чарльза, Ханне — пособия и на её счёт крупную сумму денег. Мне достался счёт в банке для оплаты учёбы, пособия и шкатулка с письмом. Сам отец уехал с Люсиндой.
________________________________________
Шкатулку я почему-то боялась открыть, и некоторое время держала под кроватью.
Всё за меня решил Малкей — он вынул шкатулку и письмо, а затем, грозно смотря глазами моих братьев, показал картинку, как я открываю письмо, затем шкатулку.
Письмо писал не мой отец, так что это было для меня облегчением. Распечатав его, я посмотрела на хранителя и тот ободряюще улыбнулся.
«Моя милая и любимая Виктория. Как хотелось бы быть с тобою рядом, но обстоятельства складываются, так, что эти мои слова и письмо, последнее, что останется после меня у тебя. Я так тебя люблю и хочу, что бы ты и мой ребёнок были в безопасности и очень хочется, что б мой дар был не раскрыт как можно дольше. В шкатулке не только мои подарки тебе, но и наследство нашего ребёнка. Скажи ему, что я его или её заранее очень люблю и очень хочу, что б счастье и звезда Мироптиом охраняла вас. Господи, как хочется еще что-нибудь сказать или вовсе плюнуть на всё и всех и устремиться к тебе и никогда не отпускать… В конверте я так же оставляю ключ, который открывает шкатулку. Её можешь открыть ты, моя любовь, и наш ребенок. Целую нежно и любя. Твой навеки и навсегда А.»
Там же лежал ещё один конверт и ключ. Почерк мамы я узнала, и невольно потекли слёзы. Странно то, что мы с матерью сблизились, лишь только там, где-то между гранями. А в жизни, она пыталась лишь украдкой от отца ласкать и говорить нежные слова.
«Здравствуй, Валерия. Это письмо я написала после того, как удочерила тебя. Моя подруга, Виктория Мингарс Ансамба, попросила, что бы эта шкатулка и ключ был переданы тебе в восемнадцать лет или после моей смерти. Кто твой отец я не знаю, да и сама подруга о нём не говорила. Если захочешь узнать, то в этот конверт я положила метрику, её данные и ещё некоторые документы. Сначала я хотела стать твоей крестной, но Ви сказала, что она не выживет после родов и просила удочерить тебя. Что сказать о твоей матери? Красивая она была, но с какой-то необычной красотой. Голос нежный и спокойный, а когда поёт, мир замирал, чтоб её послушать но, увы, пела она редко и стеснялась. Хорошо училась и поступила в педагогический институт, кстати, там мы и познакомились. У неё был мягкий характер, хороший вкус в одежде и в еде. Серо-зелёно-синие глаза, а волосы белые, как снег и так же сияли на солнце. В основном можно сказать, что она была добрая, смелая, отзывчивая и преданная. Только, когда носила тебя, стала нервной, печальной, замкнутой и всё время говорила с животом и, поглаживая, улыбалась. Роды были тяжёлые, и последние слова были, что б назвали тебя Ви-Торри. Влад долго не хотел брать тебя, но потом решил, что если брать, то и выбирать имя должен он и никто другой. Да, властный тебе достался отец, дочь моя. На этом я прощаюсь.»