Вдруг впереди что-то треснуло и раздался неожиданный звук. Андрей молниеносно развернулся в ту сторону и навел пистолет. Но там никого не оказалось: это была крыша работающего лифта, который и произвел непонятный шум.

— Ух, черт, — выругался Андрей, — так и заикой можно стать.

Он спрятал оружие и подошел к крыше лифта, посмотреть, что за шум так его испугал.

Но лифт работал нормально, ничего необычного в его постоянном движении не было.

Он уже хотел повернуться и уйти, как вдруг заметил на крыше лифта что-то необычное.

Он подошел ближе и увидел то, что его насторожило. Это была тарелка с желеобразной жидкостью.

— Голубей, что ли, кто решил накормить? — вслух сказал Андрей и наклонился над тарелкой.

И тут он увидел, что в тарелку с жидкостью опущены провода телефонного кабеля, подсоединенные к сотовому телефону.

— Так! — мгновенно сообразил Усков. — Неизвестному террористу достаточно со своего аппарата в нужное время набрать нужный номер, и жертва готова!

Он молниеносно сбежал с технического этажа, сел в лифт, моля Бога, чтобы взрывное устройство не сработало в это время, и спустился на первый этаж. Там он вызвал по телефону милицию, специалистов по обезвреживанию взрывных устройств и приказал охраннику никого не впускать в лифт, а также оповестить жильцов об опасности.

Он, конечно, мог только догадываться. Но в голову упрямо лезла фамилия только одного человека. Именно в этом подъезде жил Генеральный прокурор.

Сообщение о том, что в его доме и в его подъезде обнаружено взрывное устройство, подействовало на Генерального прокурора крайне удручающе. Он уже несколько раз просчитывал возможные варианты, изучал списки жильцов и искал среди них возможные жертвы. Но так и не находил никого, кроме себя.

А подсознание между тем упрямо выдавало Александру Михайловичу одну и ту же информацию. Оно с завидной настойчивостью называло имя возможного заказчика взрыва.

Он упрямо гнал от себя эту тревожную мысль. Не мог, не мог уважаемый всеми человек, мягкий, интеллигентный, образованный, пойти на такую чудовищную подлость! К тому же они ведь были из одной политической элиты, как справедливо заметил Николай Николаевич во время их последней встречи.

«Что же предпринять? — подумал Александр Михайлович. — Ждать, как и обещал, пока премьер-министр „созреет“ и сам заявит следствию о своих правонарушениях? Или пригласить его на новый допрос и впрямую спросить об этом заказном готовящемся взрыве?»

Но что он мог сказать главе правительства? Что обнаружено взрывное устройство в его подъезде?! Что он, Генеральный прокурор, связывает это с их недавним разговором?!

«Нет, — решил он. — Пусть Усков еще поработает над различными версиями этого неудавшегося взрыва. А мне надо набраться терпения и ждать».

Похоже, у Джульетты начался новый старый роман с Петраковым. После первой встречи на даче не замедлила последовать вторая. Мэр снова остался в коттедже один и, как и в прошлый раз, послал за Булановой машину.

Он раскрыл окно, хотя было прохладно, и стал полной грудью вдыхать свежий смолистый воздух.

Вот уж действительно, думал он, а много ли человеку для счастья надо? Оказывается, не нужно ни этих миллионов и миллиардов, ни высоких должностей и званий, а нужно просто любить вот эту женщину и наслаждаться ею!

Мысли текли легко и плавно, он совсем забыл о делах, тревожащих его в последнее время, о московских друзьях, затаившихся и залегших на дно.

Где-то рядом пристроился на сухой сосне дятел и так долбил высохший ствол, что стук раздавался по всему лесу. К нему подключилась кукушка, которая монотонно повела свою грустную песню.

— Кукушка-кукушка, — как когда-то в детстве спросил Петраков, — а сколько мне осталось жить?

Кукушка сказала громко «ку-ку», затем повторила еще раз и умолкла.

— Дура, — расстроился Вячеслав Иванович и захлопнул окно. Но настроение у него почему-то испортилось. Он вернулся в свой кабинет, подошел к письменному столу, зачем-то постоял возле него. И вдруг его неудержимо потянуло проверить тайник. Он открыл его, заглянул в потайной ящик и ужаснулся: тайник был пуст.

— Все! Я пропал! — заметался по комнате мэр. — Идиот! Все, все приготовил, перевел имущество на дуру-жену, замел следы, а эти бумажки зачем-то оставил!

…Джульетта застала своего милого далеко не в лучшем настроении. Чутьем она поняла, что случилось что-то неприятное. И потому решила успокоить, разговорить своего любовника. Ведь в противном случае ее поездка сюда была бы совершенно бессмысленной.

Она села на широкую мягкую тахту, расстегнула блузку, плотно обтягивающую тугие груди, и положила на них голову Петракова. Он зарылся в них головой, как ребенок, и задохнулся от радости и спокойствия.

— Слава, — наконец проговорила Джулетта. — Я чувствую, с тобой что-то случилось. Расслабься, расскажи, облегчи душу.

Петраков на мгновение задумался, затем решительно тряхнул головой:

— Ладно, тебе я расскажу. Надо же когда-нибудь исповедоваться. Нельзя все время в душе носить то, о чем никому не скажешь, верно?

— Верно, милый.

— Мне были нужны деньги. Сама понимаешь: высокая должность — большие расходы. А тут подвернулась одна афера: зарубежная фирма попросила на вывоз уран.

— Что? Уран? Это же радиоактивное вещество! Да у нас его и нет в области.

— У нас нет, в стране есть. Или в другой стране, какая разница? Для меня это был просто товар, который имеет спрос. Ну, мы и нашли, через наш металлопрокатный комбинат, добытчиков на Украине. Заключили с фирмой договор, отгрузили две партии товара. А потом надобность в этой операции отпала.

— Ну?

— А я, как дурак, продолжал хранить документы об этой сделке у себя. Вот здесь, на даче. А сегодня посмотрел — они пропали!

Джульетта задумалась. Ее не тревожили сейчас морально-этические стороны этой проблемы, то, что радиация могла бесконтрольно расползтись по миру. Она упорно решала одну задачу: кто мог их взять. И, наконец, изрекла:

— В таких случаях задают вопрос: кому это выгодно?

— Ну, не знаю. Моим врагам, конечно.

— Это — Усков, — твердо заявила Джульетта.

— Почему ты так думаешь? — усомнился мэр. — Он у меня на даче не был. Я его сюда не приглашал.

— О, ты не знаешь, Слава, этого человека! Это фанат! Для него не существует ничего, кроме дела!

— Что же мне теперь делать, — спросил Петраков. — Сушить сухари?

На что Джульетта решительно возразила:

— Прежде всего не раскисать. В нашей замечательной стране может произойти все, так что надежда имеется всегда. И — готовиться.

Помолчала, затем добавила:

— Не к месту будь сказано, ты тогда пожалел денег на адвоката для Мягди. А теперь он потребуется и тебе.

Они погрузились в молчание. Каждый думал о своем. Но приятного в этом молчании было мало.

…После того как Усков предотвратил возможное покушение на Генерального прокурора, он не находил себе места. И не потому, что боялся теперь и за свою жизнь: нет, его этим не запугаешь. И не оттого, что он не мог достать возможного виновника этого, к счастью, предотвращенного заказного убийства.

Нет, больше всего ему было жаль, что он никак не мог добраться до третьего участника этой преступной группы — Петракова.

Ведь арестуй он сейчас мэра, вполне возможно, перед ним откроется пусть непрямой, сложный, невероятно трудный, но все же путь, подход к другому действующему лицу. Он всегда подозревал, а теперь был уверен, что рыба гниет с головы.

Но, как это часто бывает с воспитанным в дисциплине человеком, Усков не смог противостоять приказу и решил все же посоветоваться с Виктором Васильевичем. Он как-то несмело вошел в тот кабинет, в который всегда влетал вихрем и без опаски.

— Что с тобой? — недоуменно взглянул поверх очков начальник Следственного управления. — Уж не заболел ли?