Но сейчас долго рассуждать и анализировать сказанное премьер-министром было невозможно. И потому он ответил на вопрос иносказательно. Чтобы и Николаю Николаевичу было о чем подумать:
— Говорят, Наполеон как-то изрек знаменательную фразу, распекая своего подчиненного: генерал, вы выше меня на голову, но я могу избавить вас от этого недостатка. Надеюсь, от того, что Джевеликян на свободе, моя голова останется на плечах?
Действительно, в кабинете на другом конце провода почувствовалось некое замешательство. По крайней мере премьер-министр какое-то время молчал, переваривая красноречивый намек. И лишь спустя некоторое мгновение был вынужден согласиться:
— Да, не беспокойтесь. Ответственность будем делить поровну.
— Это меня вполне устраивает! — повеселел Генеральный прокурор. — Теперь я могу поверить, что подписка о невыезде будет для Джевеликяна сдерживающим фактором. — И почувствовав некоторую двусмысленность сказанного, поспешил добавить: — А мы тем временем будем, как вы и просили, тщательно готовить его дело к передаче в судопроизводство.
— Готовьте, — с оттенком недовольства в голосе сказал премьер-министр.
И, как повелось у них в последнее время, не прощаясь, положил трубку.
Вот теперь Генеральный прокурор мог наконец тщательно проанализировать разговор. И чем больше он над ним размышлял, тем сильнее в нем крепла уверенность, что связи Джевеликяна далеко не ограничиваются кабинетами Титовко и Петракова.
Только сев за руль своего нового автомобиля, Джевеликян почувствовал, что снова на воле. И его сразу охватило пьянящее чувство свободы. Он осторожно вывел „линкольн таун“ на проезжую часть, точно проверяя, в порядке ли мотор. Но иномарка была настолько послушна хозяину, так легко и стремительно набирала скорость, что Мягди быстро освоился с ее управлением.
Он отъехал от здания следственного изолятора на порядочное расстояние и только тогда остановил машину, вышел, чтобы вздохнуть полной грудью. Стояли последние дни лета, и все вокруг напоминало об этом. В зелени тополей появились желтые и сухие листья. Трава на газонах тоже выглядела усталой и пожухлой.
Казалось, только вчера он купался в ласковом теплом море, подставлял крепкое смуглое тело солнечным лучам, ходил в шортах и майке. А сегодня в столице было прохладно и чувствовалось дыхание приближающейся осени.
Мягди еще раз набрал полные легкие свежего воздуха, с шумом выдохнул и, обновленный, наполненный энергией, возвратился в свой шикарный, сверкающий лаком лимузин.
Теперь, ведя машину на Кутузовский, он уже не жалел ее и гнал с предельно возможной скоростью. На одном из поворотов, где он явно нарушил правила, его остановил милиционер с жезлом.
Мягди не стал игнорировать работника ГАИ. Он резко затормозил, так что иномарка взвизгнула и остановилась прямо перед носом милиционера, распахнул дверцу и не спеша подошел к инспектору.
Но не успел гаишник и рта раскрыть, чтобы упрекнуть водителя за нарушение правил, как Джевеликян закричал:
— Ты что, не видишь, кого останавливаешь? Да я возьму сейчас твою палку и обломаю о твою глупую башку! Хочешь, чтобы и вас данью обложили?
Милиционер остолбенел от такого напора, что-то промямлил, но не решился не только наказать нарушителя, но даже и задержать его. А Джевеликян тем временем с чувством собственного достоинства садился в „линкольн“. В другое время он, конечно, не позволил бы себе такой выходки. Гаишников он или просто игнорировал, или кидал им в приоткрытое окошко, не останавливаясь, крупные купюры. Но сейчас он вылил на этого милиционера всю злость, гнев и обиду, что накопились в нем на всех ментов за ночь, проведенную в клоповнике следственного изолятора. Правда, когда он проехал пару километров, злость эта утихла и больше не напоминала о себе. Теперь ему предстояло заняться делами. А накопилось их немало. Он совсем забросил дела фирмы, переложив их на своего управляющего. Давно не снимал кассу и не знал, сколько поступает денег от многочисленных сборщиков по всей территории столицы. Уже не помнил, когда в последний раз встречался с другими авторитетами. Даже о Джульетте так долго не вспоминал!
Теперь все это предстояло наверстывать. Но он не сомневался, что справится с любым количеством дел.
После освобождения из неволи Мягди ощущал в себе такой прилив энергии, какого у него давно не было. Пожалуй, с тех далеких пор, когда он начинал свои дела вместе с Петраковым в том самом областном центре, где теперь наверняка его ожидает самая прекрасная из всех дам мира — Джульетта.
Титовко уехал с подмосковной дачи Джевеликяна, где он был как бы с инспекционной проверкой, несколько раздосадованный. Предвыборная кампания набирала обороты, требовала все больше денег, а касса партии была практически пуста. Мягди, на какое-то время выбыв из игры, упустил денежные вопросы своей фирмы и рэкетирских поборов из-под своего контроля, и этот постоянный источник временно иссяк. Петраков вообще уже давно ничем не делился из поступлений от реализации стратегического сырья с металлопрокатного комбината. А ведь именно Титовко добился специального разрешения правительства на вывоз оттуда редкоземельных металлов. Мало средств давали и другие источники. Деньги же нужны были позарез, и немедленно. И потому он пригласил к себе Петракова.
Тот прибыл в столицу по первому же звонку Титовко. Так же, как и Мягди, Вячеслав Иванович предпочитал не обострять отношений с влиятельным чиновником. И даже привез ему очередной презент: полную машину продуктов и подарков с предприятий города.
Титовко презент принял. Но даже не поблагодарил. Нахмурив густые брови, резко и без обиняков заявил:
— Касса партии пуста, господин мэр. А ты львиную долю прибыли от поставки за границу стратегического сырья кладешь в свой карман. Как это понимать? В прежние времена тебя бы за такое вышвырнули вон из партии.
Разговор шел в „Максиме“, самом дорогом и потому безопасном ресторане столицы, и председатель партии мог не стесняться в выражениях.
Но Петраков оставался невозмутимым. Он, видимо, был готов к такому повороту разговора и потому быстро отреагировал:
— В прежние времена такие аферы просто бы не прошли. Да и партия у нас несколько иная — для личного обогащения. А деньги я кладу не в свой карман, а на наш общий, товарищ партайгеноссе, номерной счет.
На этот довод председателю партии возразить было нечего. И потому он зашел к тому же вопросу с другого конца:
— Повторяю, партии нужны деньги. Через фирму „Интерметалл“, которой у нас в России руководит небезызвестный тебе Мягди, пришло очень увлекательное предложение. В одну третью страну нужно поставить тонну урана. Как ты на это смотришь?
Вячеслав Иванович изобразил на лице неподдельное изумление:
— Я же его не произвожу!
— При чем здесь ты? — искренне удивился Титовко. — Пристегни к этому делу директора вашего металлопрокатного комбината. У него связи, найдет. Я даже могу подсказать, где. На Чернобыльской АЭС. Там в разбитом четвертом блоке остались сотни тонн ядерного топлива. Этот заказ — только начало. А швейцарская фирма дает предоплату. Если мы сегодня соглашаемся, завтра на наш счет поступит валюта. Причем очень много!
В дверь отдельного номера, в котором они сидели за изящным старинным столиком, уставленным разнообразными яствами, постучали. Это избавило мэра от необходимости давать немедленный ответ.
— Войдите! — разрешил Титовко.
— Ваше шампанское, господа! — Официант услужливо повернул бутылку этикеткой к гостям.
— Настоящее шампанское „Луи Родерер“.
— Хорошо, — небрежно кивнул Титовко. — Поставьте в ведерко со льдом. А какие предложите закуски?
— С шотландского озера Лох-Несс только что завезли устриц, а из Франции омаров, лангустов и лангустин. Желаете попробовать?
— Желаем! — опередил Петраков. Он был голоден, и ему было совершенно не до изысков Титовко. Он со злорадством подумал, что тот тратит сотни долларов на какое-то дерьмовое импортное шампанское, в то время как наше „Советское“ гораздо лучше и дешевле.
