Не думаю, что когда-либо мне делали лучший комплимент.

— Наверное, ты прав, и мне стоит подумать о работе сценариста. И знаешь… — Я чувствую, что румянец буквально заливает мне лицо, но все же упрямо говорю: — Спасибо тебе за эти слова. Ты очень великодушен.

— Глупости! — отмахивается Суон. — Я просто советую, не больше того. Советовать может каждый, это не требует особой широты души.

— Неправда, и мы оба это знаем. Ты действительно великодушен. В тебе нет снобизма, который свойственен звездам. И ты прислушиваешься к другим людям, воспринимаешь их всерьез. Помнишь, как ты согласился взять сценарий, даже понимая, что он написан в чуждом тебе жанре?

— Чтение заняло полчаса, это не так уж и много.

— Другой бы и пяти минут пожалел, и ты это знаешь. Но и это еще не все. Ты дал мне возможность побывать на съемках, просто потому что видел, как мне это нужно. Ты принял такое живое участие в моей судьбе, что рисковал вызвать на себя гаев моего начальства.

Суон усмехается:

— Твоему начальству больше нечего делать, как только гневаться на звезду такой величины. Я знал, что ничем не рискую.

— А помнишь, как я опоздала? Ты простил меня даже во второй раз. А сейчас ты говоришь со мной, словно я не просто офисная собачонка. Ты веришь в меня.

— Я верю в твой талант. — Лицо Суона серьезно. — В нашу первую встречу я разглядел в тебе то, чего не видел уже очень давно.

Я смотрю ему в глаза, опасаясь задать вопрос.

— Страсть, вот что, — говорит он. — Страсть к любимому делу. Ты любишь хорошие сценарии и ради того, чтобы их задействовать, готова на многое. Ты нашла меня не ради карьеры и не ради своей Китти. Ты сделала это ради Триш и ее сценария, хотя и не отдавала себе в этом отчета. В тебе есть энтузиазм, который может двигать горы. Большинство людей двигают горы только ради денег. А ты не такая.

— О… — почти шепотом произношу я. — Не знаю, как тебя благодарить. Ты столько для меня делаешь. Если бы ты не появился в моей жизни, я могла бы еще много лет ждать шанса, который, возможно, так бы и не представился.

— Дело вовсе не во мне. Все дело в том, что сценарий Триш был первым понравившимся тебе. И не надо благодарить меня за доброту. Ведь это не я нашел тебя. Это ты нашла меня, Анна.

Наступает тишина. Я смотрю Марку Суону в глаза, не в силах оторвать взгляда. С невероятным трудом опускаю голову, хотя мне так хочется смотреть и дальше, до бесконечности.

— Что ты делаешь сегодня вечером? Снова идешь на свидание?

— Сегодня — нет, — отвечаю я, напрягшись. Надеюсь, он не подтрунивает надо мной?

— Тогда, может, сходим в бар, выпьем по стаканчику? — Суон выставляет руки ладонями вперед. — Никакого флирта, обещаю. И ты имеешь полную свободу дать мне от ворот поворот. Клянусь, я не затаю зла и не отошлю тебя обратно к твоей кровожадной Китти. У меня к тебе еще один разговор, но под пиво он пойдет лучше, чем под кофе.

— А… я… — Сейчас всего шесть, отказываться нет никаких причин. — Ну, ладно. — Господи, неужели я согласилась?

Мы выходим наружу, минуем железные ворота, идем вдоль изгороди и сразу сворачиваем за угол. Маленький бар с невзрачной вывеской «Королева Аделаида» находится в двух шагах от дома Суона. Видно, что это довольно старое заведение, давно подлежащее реконструкции. Здесь нет неоновых реклам кока-колы и разных сортов пива. Стены обиты бордовой тканью, в зале царит полумрак, под потолком висят клубы дыма. Столы и скамьи вокруг них сделаны из старого добротного дерева, они уже изрядно поистерлись на углах, а резные железные ножки потемнели от времени. В общем, место это совсем не так аристократично, как его название.

Бармен, протирающий кружки, поднимает голову и кивает Суону:

— Здорово, Марк. Я гляжу, ты с подружкой?

— Это — прекрасная Анна, — говорит Суон. Я с подозрением смотрю на него, ожидая увидеть насмешку на лице, но он выглядит вполне серьезным. — Плесни мне, как обычно, Майки.

Бармен наливает в стакан двойную порцию виски и вопросительно смотрит на меня.

— Позволь угадать, — говорит Суон. — Сидра?

— Сидра?! Ха! — Я начинаю хохотать. — Впрочем, можно и сидра.

— Рисково живешь, — подмечает Суон, протягивая бармену деньги.

— Вообще-то не хотелось бы надраться, — смеюсь я. — А то разойдусь и начну говорить то, чего не следует.

Суон подмигивает мне, затем говорит бармену:

— Разве она не чудесна?

Почему-то мне хочется нести чушь — иначе я зажмусь и буду только смущенно кивать.

— Да, я его ручной теленок, — признаюсь я бармену. — Меня берут на съемочные площадки и в бары, когда скучно.

— Она и правда довольно необычна, — кивает бармен с одобрительной улыбкой. — Хотя и не в твоем, Марк, вкусе.

Суон качает головой, словно не одобряя последнее замечание.

— А какие в его вкусе? С осиной талией и крепкими ягодицами?

— Вот-вот, именно. Таких обычно с ним и видишь.

Я впервые вижу, чтобы Суон смущался, и это кажется мне забавным.

— Давай сядем вон там, — предлагает он, явно желая сменить тему, и указывает на столик в самом углу, возле довольно пыльной ширмы.

— А может, устроимся снаружи? — Унылая морось, которая донимала меня весь день, закончилась, и сквозь облака даже проглянуло солнце.

— Здесь нас никто не побеспокоит.

— А что, нам так необходимо уединение?

— Иногда прохожие меня узнают, — неохотно поясняет Суон. — Особенно студенты с факультета режиссуры и некоторые актеры. А здесь их полно.

— Мог бы переехать в более спокойный район, — предлагаю я. — Ладно, давай сядем в углу и будем пылиться. А то, не дай Бог, фанаты разорвут тебя на клочки.

Мы проходим к дальнему столу и оказываемся в еще большем мраке. Суон незамедлительно отпивает виски и тотчас расслабляется. Похоже, что посторонние действительно досаждают ему.

— Надеюсь, ты не считаешь, что я поселился здесь ради престижа? — задает он вопрос.

Я ничего не отвечаю, отхлебывая сидр.

— Не смущайся, говори, что думаешь, я не обижусь.

— Все, что думаю? Все-все?

— Угу. — Глаза Суона странно блестят в полумраке.

— Мне это кажется подозрительным. Похожим на ловушку, — говорю, прищурившись. — Ты просто хочешь, чтобы я сболтнула что-то лишнее, чтобы затем позвонить Эли Роту и без особых проблем уволить меня.

— Какой коварный план! — восхищается Суон. — Я бы ни за что до такого не додумался. Я-то считал, что могу тебя уволить и просто так, без того, чтобы вытягивать из тебя «лишнее».

— Да?

— Да я и не стал бы звонить Эли. Я бы попросил заняться этим своего агента. — Он ухмыляется.

— Очень смешно. А говоришь, не додумался бы.

— Мы пьем в одном баре. Это вроде как преломить вместе хлеб. Священное действо. Я не выдам тебя, даже если ты напьешься и начнешь буянить.

— Я даже спьяну так себя не веду! — назидательно говорю я. — Ладно, скажу, что думаю: я действительно считаю, что ты купил здесь дом ради престижа. Это просто показуха!

— Неужели?

— Не стесняйся этого. Ты — известный режиссер. Тебе на роду написано хоть в чем-то да показушничать. Режиссеры считают, что только ради них и светит солнце.

— Послушай, Анна, ты просто повторяешь избитые фразы. Так все говорят, когда речь идет о киноиндустрии. А я хочу знать, что думаешь именно ты.

— Но я так и думаю. Не именно о тебе, а обо всех режиссерах. Почему про фильмы всегда говорят: «фильм Камерона» или «фильм Верховена»? С чего это фильмы связывают с именами режиссеров?

— Думаю, это потому, что режиссеры несут основную ответственность как за провал, так и за успех. Режиссер принимает все решения. Это честно.

— А вот и нет! Режиссер — такая же мелкая сошка, как и актеры. Куда бы он делся, если бы ему дали бездарных актеров? Или осветителей? Или операторов? А если бы дали крошечный бюджет, и пришлось бы, например, тропический ливень устраивать в студии, поливая обвешанных лианами актеров из шланга? Думаю, роль режиссера в создании фильма сильно преувеличена.