— Про то, как собаки сбежали на запад!

            После громкого замечания Умки никто не отваживался напрямую просить рассказать про Якунина, но люди хотели слушать истории о войнах и героических подвигах.

            — Выпросят все-таки, — нахмурился Умка и громко крикнул. — Ну, Омрын, расскажи нам про Якунина, истребителя людей!

            Кавралин вздрогнул, сжал кулаки и до того стиснул зубы, что задрожал подбородок. Эта перемена поразила Элгара, хотя длилась всего несколько мгновений. Омрын овладел собой и начал новый рассказ:

            — Жила-была девочка по имени Гынкы-нэут. Вернулась она как-то домой и увидела, что в яранге закрыто дымовое отверстие. Заглянула туда и увидела собак. Собаки плясали вокруг огня и выли. Девочка позвала на помощь — люди прибежали и стали колотить собак. Убежали собаки на западную сторону, стали народом.

            — Идем, — сказал Умка и направился прочь из полога. — Я спать хочу.

            ***

            — Ну что, лисенок, посмотрел на шамана? — спросил Умка.

            Элгар открыл глаза. Он уже успел задремать. Старый медведь лежал рядом, положив громадные руки под голову. Ничто в нем не напоминало молодость, о которой говорил Иный. Лицо, изборожденное морщинами и шрамами, было спокойно, но Элгар достаточно давно знал старика, чтобы понять: он был взволновал пророчеством шамана.

            — Те девушки… я не заметил, откуда они появились, — смущенно сказал Элгар.

            — Это жены шамана, не смей притрагиваться к ним, — предупредил Умка. — Иный стар, но своего не упустит.

            — Почему он взял дурную воду?

            — Старикам вроде него яд уже не страшен, зато утоляет жажду.

            — Разве он хочет пить? — удивился Элгар. Ему, как и всем, выросшим среди снегов, была непонятна потребность в воде.

            — Хочет, но не воды, — хмыкнул старик. — Его тело уже свое отжило, но душа голодает. Иный всегда был таким, сколько я себя помню. Думаю, он меня переживет.

            Повисло долгое, тягостное молчание.

            — Когда он увидел меня… — начал Элгар.

            — Знать не желаю.

            — Но…

            — Ты оглох? Я не желаю знать.

            — Почему Омрын не хочет рассказывать про Якунина? — Элгар сменил тему.

            Старик хмыкнул.

            — А с чего ты взял, что не хочет?

            — Он разозлился, когда услышал, что ты просишь эту сказку, — сказал юноша. — Омрын ведь помнит войну с таньгу? Я знаю, что он старше, чем выглядит.

            — Ты стал наблюдательным, — похвалил Умка.

            — Расскажи мне…

            — Не буду, — буркнул старик и перевернулся на другой бок.

            Элгар почувствовал несвойственное ему раздражение.

            — Как хочешь, — согласился он. — Только мне кажется, что все, кроме меня, про вашу с Омрыном вражду знают.

            — Наверное, так и есть, — после долгого молчания сказал Умка. — Но сегодня не расскажу. Может быть, в другой раз. Напомнишь мне.

            Он протяжно зевнул.

            — Хватит болтать, — проворчал великан. — Нет никого хуже болтуна.

            Умка перевернулся на спину и закрыл глаза. Он притворялся, что спит. Элгар знал, что старик засыпал тяжело и всегда мучился страшными снами.

            «Что ты видишь, когда уходишь в мир снов? — подумал юноша, глядя на своего наставника. — Что заставляет бесстрашного воина вздрагивать и шептать во сне?»

            Элгар прикрыл глаза и дал усталости затянуть себя в зыбкий сон.

      Глава 3

            Стены снежного дома искрились в лучах дневного света. Для вождя и его семьи жилье строили несколько человек, их иглу всегда было больше и красивее других.

            Инира любила спать в просторном, хорошо проветренном помещении. В ее доме не было вечно шумящей толпы родственников, никто не спорил за удобное место для сна, не толкался ночью и не будил громким храпом или детским криком. Можно было подолгу лежать утром и предаваться мечтам о приближающемся беззаботном лете.

            Ветерок проник сквозь отверстие в потолке, неприятно кольнул холодом кожу, но девушка только улыбнулась. Инира откинула одеяло и потянулась, прогоняя остатки сна. Сегодня она спала непозволительно долго — проступок, за который другая женщина понесла бы серьезное наказание. Но Инира пользовалась среди соплеменников особым положением. Она была сестрой вождя, и всюду ее окружали почитание и суеверный страх. С тех пор, как ее брат впервые взял в руки копье и победил в поединке, она не знала нужды или тяжелой работы. Инира плохо помнила первые годы жизни, брат рассказывал, что тогда они часто голодали и не могли рассчитывать на помощь, но теперь такое было сложно себе даже представить.

            Впрочем, ее положение в племени редко занимало мысли Иниры. В этом году на щеку девушки нанесли татуировку — знак того, что она достигла брачного возраста. Инира пыталась представить себя женой удачливого, опытного охотника Анурята или силача Оки, но образы всех мужчин меркли, стоило сравнить их с братом.

            Молодой вождь был необычайно красив и невероятно силен, самой природой он был создан, чтобы править племенем. Инира росла, греясь в лучах этого живого солнца, и его свет затмил для нее весь мир. Девушка не могла восхищаться другими людьми. Мужчины тоже не стремились завоевать внимание красавицы: она была окружена ореолом беды и многие не могли забыть мрачные обстоятельства ее рождения. Поэтому хотя уже наступила весна, Инира была далека от того, чтобы принять решение…

            Девушка протерла глаза и начала одеваться. У нее были лучшие одежды из оленьей кожи и меха, но чаще всего Иниру можно было увидеть в простой кухлянке из птичьих шкурок. Ей не нравился запах оленей, как и все, что было связано с дикими кровожадными кочевниками-чавчу. В детстве она часто слышала истории про этих людей из-за моря, которые убивали ради развлечения и страшно пытали несчастных, попадавших к ним в плен.

            Одевшись, Инира покинула иглу. Снаружи было тепло, снег немного подтаял, напоминая о том, что скоро инук переберутся в летние жилища. Селение давно проснулось, его жители были заняты своей повседневной работой. Слава нового вождя привлекала людей со всего побережья, они слетались, как мотыльки на огонь. Всего за год племя, еще недавно слабое и малочисленное, увеличилось на тридцати человек.