— Они бы голову твою на палку насадили, — тихо сказал старый медведь.

            — Может, и насадили бы, — кавралин не растерялся. — Но скорее бы меня убили, чем провели.

            — Хватит себя хвалить, — прервал его Арепу. — Что скажешь про их вождя?

            — Умка прав. Мальчишка храбрый и сильный, под его руку люди охотно пойдут. На Имегелине против нас вдвое больше их было, к лету втрое большее число соберут. Вы готовите поход на юг, это так. Только оружие где будете брать?

            — Ты сказал, что договоришься с коряками, — напомнил чавчу.

            — Договорюсь, — кивнул Омрын. — В этом году будет вам чем воевать. А в следующем? А через два года? Через десять?

            Арепу крепко задумался. Как и большинство луораветлан он привык жить сегодняшним днем и не загадывать дольше, чем в кладовой оставалось запасов. Но перспектива оставить детям незавершенные войны и опасных врагов пугала. Арепу был слишком молод, чтобы участвовать в войне против Якунина и его сильно смущало это обстоятельство. Умку и других стариков навсегда запомнят как героев, защитивших свой народ от страшного врага. А как запомнят Арепу и его сверстников?..

            — Что предлагаешь, Умка? — осторожно спросил помрачневший вождь.

            — Пойдем на байдарах ночью, — ухмылка старого медведя была зловещей. — Утром нападем, вырежем, кого сможем — и сразу назад.

            Оленеводы заворчали. Никто не желал посылать людей на гибель среди льдин. Приморские жители тоже остались недовольны решением Умки. Идти в поход нужно было на больших рыболовецких байдарах. Что делать, если те не вернутся? На чем выходить в море, чтобы забрасывать сети и охотиться на кита?

            — Много людей нужно не будет, — уточнил Умка. — Три десятка, самое большее.

            Еще несколько часов они спорили, ругались, обсуждали каждую мелочь. Дважды оленеводы порывались схватиться за ножи, но успокаивались, стоило им встретиться взглядом с Умкой. Многих, впрочем, останавливал не свирепый голос и тяжелый взгляд старика, а вид спокойно застывшего в углу полога Элгара. Воспитанник медведя не проронил за время спора ни слова, лишь отблески пламени плясали на худощавом, мускулистом теле, будто выточенном из моржовой кости.

            ***

            ...Когда обсуждение подошло к концу и участники переговоров покинули большую ярангу — уже стемнело. Элгар вдохнул свежий, морозный ночной воздух и посмотрел вверх. Небесный огонь отгорел, и вновь лишь россыпь звезд и серебряный диск луны освещали укрытую блестящим снегом тундру. Белая смерзшаяся корка хрустела под ногами.

            Собаки, оставшиеся ждать в лагере, радостно встретили своих хозяев. Элгар присел и потрепал по голове вожака упряжки. Бурый кобель покорно подставил голову и несколько раз осторожно лизнул ладонь юноши. Элгар всегда ладил с животными. Куда лучше, чем с людьми…

            — Не гладь собаку, она от этого тупеет, — буркнул Умка. Как и большинство луораветлан, он избегал лишних привязанностей. Часто бывало, что собаки становились едой для своих хозяев, нередко и наоборот — озверевшая свора могла запросто растерзать человека…

            Умка потянулся и глубоко, с наслаждением вздохнул. Его медная, чуть вспотевшая кожа блестела в лунном свете. Старик остался доволен переговорами, и не скрывал этого. Элгар почувствовал уколы холодных снежинок на своей голой спине и начал натягивать камлейку.

            — Не торопись одеваться, — пробурчал Умка. — Намечается большое дело… обычай велит просить совета у шамана.

            — Шамана? — переспросил Элгар.

            Он много слышал про шаманов, посредников между миром духов и миром людей. Никогда в жизни юноше не приходилось разговаривать с человеком, который сумел подчинить себе кэле. Элгар не раз ловил себя на мысли, что истории о шаманах сильнее всего притягивают его внимание, в их силе он видел отражение собственных спящих возможностей. Шаманы одновременно отпугивали, потому что у всего на севере была своя цена. Умение понимать язык моржей и птиц давалось Элгару не просто так, взамен он был отмечен внутренней пустотой и неутолимой жаждой. Умка догадывался, какие чувства испытывает найденыш и никогда раньше не заводил первым разговор о шаманах.

            — Я слышал, что сюда приехал шаман из Улык, — продолжил Умка. — Он меня знает, даст совет без долгих уговоров.

            — Когда твой родственник Комо мне рассказывал про заклинателя моржей, ты его прервал и сказал, что это враки, — напомнил Элгар. — Я с тех пор думал, что ты шаманам не веришь.

            — Я и не верю, — хмыкнул старик. — Только никому не говори. Даже сейчас есть немало людей, которые меня безумцем назовут. Не верю, что шаман может моржам приказывать или по небу летать. Но советы они мудрые дают, это я давно понял…

            Шаманом, про которого говорил Умка, был старый Иный, люди отзывались о нем с благоговейным страхом, когда рассказывали, как найти его жилище. Несмотря на возраст, Иный вместе с другими морянами из Улык тоже совершил путешествие, чтобы попасть на большой сбор. Он знал, что без его советов тут не обойтись.

            Шаман жил в яранге из белых шкур, стоящей поодаль от стойбища. Снег сильно присыпал ее, и над белым сугробом теперь торчал только пучок острых жердей. По традиции устье яранги должно было быть обращено к востоку, но белая яранга шамана была повернута к западу. Ее хозяин всеми возможными способами показывал, что на него не распространяются законы, по которым живут простые люди. Умка разгреб снег и отыскал вход.

            Внутри яранги стоял неприятный, гнилостный запах. Покров был такой низкий, что приходилось сильно горбиться и передвигаться почти на четвереньках. В пологе было холодно, потому, что огонь в очаге не был разведен. Вместо него помещение освещал трепещущий огонек жирника. И без того крохотное помещение было завалено самым разным хламом: одеждой, костяными украшениями, железной утварью. Элгар понял, что это подарки и подношения, которые Иный уже успел получить за время пребывания в стойбище.

            Шаман нашелся посреди этого беспорядка, маленький, еще ниже Омрына. Сморщенный, с лицом крохотным, как у ребенка, он был похож на сушеную рыбу. Он был столь небольшого роста, что даже внутри тесной яранги сидел на треножнике из оленьих рогов, свесив с него короткие тонкие ноги, покрытые черными пятнами.

            — Молодой медведь пришел на встречу к старому седому волку, — голос шамана был хриплым и тихим.

            — Моя молодость давно прошла, — Умка уселся напротив шамана. — Мы пришли за советом.

            — За советом? — протянул ветхий старик. — Раньше тебе не нужны были советы. Умка-бродяга, Умка-всезнайка. Ты все видел, все слышал, всему был свидетелем. Как поживает твой отец, молодой медведь?