Тем не менее Стелла немедленно отправилась домой, желая поскорее обрадовать Ирину и посдирать наконец со стен ненавистные бумажки.

— Ой… А она? — Ира просто сияла от восторга.

— Вам бы в университет с такими знаниями, — едва ли не в третий раз повторяла Стелла рассказ об экзамене.

— А ты?

— А я: терпеть не могу я вашу историю, просто у меня подруга сумасшедшая!

Ирина рассмеялась:

— Так и сказала?

— Так и сказала.

Они сидели на кухне и с наслаждением поедали принесенные Стеллой пирожные, запивая их крепким ароматным кофе.

У Ирины болели уши, но ввиду торжественности момента она сняла повязку с компрессом и потому услышала кваканье звонка, однако Стелла ее опередила. Открыв дверь, она замерла на пороге. Ирина оглянулась, но в темноте прихожей так и не разглядела, кто пришел. Проворчав:

— Ну кого еще черт принес? — она направилась к Стелле.

Девушка несколько растерянно на нее посмотрела и, сказав:

— Это к тебе… — сделала шаг в сторону.

Перед Ириной стоял Борис Михайлов — последний ее любовник, с которым она встречалась больше года и который необъяснимо исчез с ее горизонта еще осенью. В руках у него были… три алых розы, коробка конфет и бутылка шампанского. Его тонкие, подчеркнутые усами губы изгибались в подобии улыбки.

— Ты? — удивилась Ира, не давая себе труда притвориться, что обрадовалась его появлению. Хотя она сама чувствовала, что их связь себя исчерпала, его поступок ее оскорбил. Мог бы, в конце концов, и попрощаться. Вежливо. Неужели думал, что она за него цепляться будет? Да и вообще, она просто привыкла рвать отношения первой. Нет, человек, задевший однажды самолюбие Ирины, не смел рассчитывать на радушный прием.

— Я… — виновато сказал Борис и, бросив искоса заинтересованный взгляд на Стеллу, протянул Ире цветы. — Решил заглянуть. По старой дружбе.

Перехватив его взгляд — странные у него были глаза: светло-карие в зеленую крапинку, — Ирина нехорошо улыбнулась.

— Жаль, неудачное время выбрал, — протянула она. — Ко мне вот дочь приехала… Некогда мне. Ты уж извини.

— Дочь?! — поразился он.

— Ага, — с притворной грустью согласилась Ира. — И муж.

— М-муж?!!

— Ага. А ты не знал? Ай-яй-яй, как нехорошо получилось. Светик, выгляни в окошко, наш папка еще из магазина не идет?

Оторопевшая Стелла покорно отправилась на кухню и, посмотрев в окно, пробормотала нечто неопределенное.

— Ай-яй-яй… — продолжала Ира. — Нервный он у нас, Борюня! Ух и нервный! Не ровен час, зашибет. Ты уж…

— Да-да, — заторопился Борис. — Ир, а где же он раньше-то был? Муж. И дочь?! — не удержался он от вопроса.

— А на Байконуре. Дочка у бабушки… Ну а теперь приехали. Насовсем.

— Да… Я понял. — Борис повернулся, чтобы уйти, но что-то его остановило. — Ведь врешь, Ир? — с непонятной интонацией спросил он.

— Тебе-то что? Вру… Не вру… Вали отсюда, черт побери, а то сейчас соседа позову. Колю.

— Ты извини… Только я скучал по тебе. Думал… Так. Пустяки. Привыкну. А не смог. Знаешь, сколько времени я храбрости набирался, чтобы к тебе прийти?

— И напрасно, — жестко сказала Ира.

— Я уж вижу. — Борис понурился, сунул Ире в руки цветы, конфеты и вино и медленно побрел вниз по лестнице.

— Эй, ты конфетки-то с цветочками забери. Да и бутылку! Глядишь, для какой другой дуры сгодятся! — с непередаваемой иронией крикнула Ирина, сверля глазами его спину.

Борис, не ответив, махнул рукой. Когда он повернул на другой лестничный пролет, глаза их встретились. Женщина отвернулась, вошла в квартиру и захлопнула дверь.

Выставив на кухонный стол шампанское и конфеты, Ирина заявила:

— Праздник продолжается! — и начала, отвернувшись от Стеллы, с ожесточением обстругивать стебли роз.

— Ир, может, ты зря его так? — неуверенно спросила Стелла. — А стебли лучше обжечь. На газу.

— Вот еще, — раздраженно отозвалась женщина, причем непонятно было, о чем она — о розах или об изгнанном поклоннике. — Ерунда. Ты Борюню не знаешь. Цветы… Конфеты… А сам жлоб натуральный. Противно, сил нет. Придет с тортом… И не успокоится, пока до крошки не доест. Я, знаешь, в нашу последнюю встречу ему с собой коробку от торта и пустую бутылку запаковала… Представляю его рожу! И вообще, больше полугола не появлялся… Я что, его тут, как Пенелопа, ждать должна? — Она нервно засмеялась. — И на тебя как зыркнул, козел?.. А, да пошел он! Запомни, подруга, если ты в тридцать с ба-альшим гаком не боишься цепляться за девичьи мечты об идеальном возлюбленном, рано или поздно за это придется платить. Ты вместо рыцаря-спасителя получишь местечкового деспота, вместо утонченного Ромео — обленившегося словоблуда-бездельника, вместо романтика дальних странствий — офигевшего от бездомья и неустроенности бомжа, а вместо д’Артаньяна, Монте-Кристо и Дон-Кихота в одном лице — проигравшегося каталу! Дерзайте, голубушки! А я обойдусь. И без Борюниных залежалых тортиков тоже. А уж тем более без коробок от них.

«Так, может, он из-за той коробки полгода и не появлялся?» — подумала Стелла, но промолчала.

Поздний звонок Виктории Викторовны привел Стеллу в сильное замешательство. Разговаривала с Чекалиной Ирина, которая и сообщила девушке, что завтра ей придется лететь в Шяуляй, буквально на сутки, чтобы доснять какой-то эпизод. Стелла покорно кивнула, но в сердце ее закралась тревога: она вовсе не хотела встречаться с Огульниковым, хотя, подумав о такой возможности, решила, что найдет силы вести себя, как будто ничего не произошло.

Однако вскоре Ирина, сама того не ведая, разрешила ее сомнения. Она пояснила, что, кроме Стеллы, летят только режиссер, оператор и директриса. Денег на картине, по уверению Чекалиной, оставалось удручающе мало и приходилось экономить буквально на всем. Свое отношение к ее словам Ирина выразила одной фразой: «Пой, ласточка, пой!» — ухмыляясь при этом совершенно недвусмысленно. Стелла обратила внимание на то, что ее подруга так и не спросила о Комовой, хотя вопрос явно вертелся у нее на языке.

«Надо их как-то помирить, — думала Стелла, пока Ирина выгружала из дорожной сумки привезенные девушкой из Перми книги, к которым она так и не нашла времени прикоснуться. — Глупо все вышло… Они ведь столько лет дружили. И Комова наверняка, разобравшись, расстроилась, что зря Ирину обидела. И Ира переживает. Я же вижу… Ну и характер у нее… не дай Бог!»

Ирина действительно переживала из-за ссоры и, честно говоря, ждала звонка Светланы Ивановны, ведь, положа руку на сердце, можно было признать, что Комова не права. Но та не спешила с извинениями.

Наблюдая за приятельницей, Стелла давно уже поняла, что за мягкостью и уступчивостью Ирины таится железный стержень, который доставляет и ей, и окружающим массу хлопот и огорчений…

Проводив Стеллу до автомобиля, в котором подъехала за девушкой Чекалина, Ирина решила улечься в постель и отключить телефон. Уши у нее болели невыносимо да и голова тоже. Стеллин отъезд выбил ее из колеи. Все три дня болезни девушка буквально спасала подругу, непонятным, необъяснимым образом снимая боли.

— Стел, иди руки налагай, сей момент помру! — со стоном звала Ира, и девушка мчалась на помощь. — Что бы я без тебя делала, ученица Христова? — изрекала через несколько минут Ирина. — Слушай, а может, ну его в болото, твой «кулек»? А? Может, тебе в медицинский?

Стелла порой даже подозревала, что подруга ее разыгрывает, однако тот очевидный факт, что бледно-зеленая от боли Ирина приобретала почти естественный цвет лица, что глаза ее из мутных становились ясными и лучились смехом, сомнению не подлежал.

— Вот погоди, вернется Глебушка Пекарев в Москву, позвоню ему, пусть тебя знакомой экстрасенсорше покажет. Нельзя же, черт возьми, такой талант в землю зарывать!

При воспоминании о Сереброве Стелле становилось дурно, и уж вовсе ее не влекла перспектива знакомства еще с какой-то там экстрасенсоршей, но она прекрасно знала: если Ире что-то втемяшилось в голову…