— Ищи свое место, чернильная душа, и не воображай, будто тебе, если у тебя сегодня улыбка до ушей, достаточно будет твоих слов, чтобы наша песенка оказалась спетой. Подумай, на чьей ты стороне. Времени для этого у тебя немного.

Ванек знает, что Шпичка способен в течение дня наговорить целую кучу подобных фраз, но он умеет и молчать, и тогда уж не вырвешься из его цепких лап.

Но с чего, собственно, Ванек должен начать свои размышления? Может быть, с того, что он тоже принадлежит к интеллигенции? Весной, когда он впервые осознал это и подписался на газету «Литерарни листы», ему казалось, что туман над бржезанской речкой рассеивается и, словно в сказке, появляются очертания Градчан[7]. Да, тяжелая задача, сам черт не разберет!

Вскоре в трактире появился Ладя Панда, разодетый на этот раз, как пижон. Но толку от этого мало, с ним о дельных вещах все равно не поговоришь.

Минут через пятнадцать пришел учитель Ержабек. Сейчас еще продолжались каникулы, и этот черт здорово устроился, вроде старого холостяка: заявится в трактир часов в одиннадцать, закажет зельц с луком, и вряд ли кто возьмется утверждать, что у него хватит сил просидеть до обеда без пива.

И сейчас учитель выпил первую кружку до того, как подали зельц. Потом стал аккуратно отрезать по небольшому кусочку, сосредоточенно накладывал на них колечки лука и молча жевал.

О, как хотелось Ванеку узнать, что говорил Ержабеку вчера возле трактира этот жук Шпичка! Впрочем, для чего Ванеку все это вдруг понадобилось? Ванек был зол сам на себя. «Во-первых, что особого Шпичка мог сказать учителю? Наверное, все то же самое. Ну, а если и сказал что другое, так на то он и учитель. Хотя вряд ли этот Шпичка способен на многое. Во-вторых, и это главное, с какой стати Шпичка так меня занимает? Почему я вообще принимаю всерьез этого болвана, который даже считать как следует не умеет?»

Шпичка, конечно, умел считать. По примеру своего отца он по окончании школы работал на керамической фабрике, где ежедневно через его руки проходили тысячи облицовочных плит. Но после недавних выборов эта профессия опротивела Шпичке.

Совет национального комитета и комитет партийной организации имели в своем составе по девять членов. Но, как это часто бывает на селе, избраны в эти органы были одни и те же лица. Один человек был только членом национального комитета, а другой — только комитета партийной организации. На совместном заседании, таким образом, присутствовали одиннадцать человек. Шпичка, как председатель, руководил совместным заседанием. Вначале с нетерпением, а затем и с раздражением он ожидал, пока соберутся эти одиннадцать человек.

Только после проверки по списку было установлено, что присутствовать-то должно десять человек.

Вспомнив об этой истории, Ванек усмехнулся, но усмешка исчезла с его лица так же мгновенно, как и появилась.

Пока пан учитель глотал кусочки зельца, в зале никто не появлялся. Но стоило ему, звякнув прибором, положить его согласно принятому в городах и усвоенному им обычаю в положение «еда окончена», как двери раскрылись и в трактир вошел совершенно чужой человек.

Дело в том, что бржезанский трактир помимо местных старожилов иногда, посещают два вида посетителей: «чужие» и «совершенно чужие». «Чужой» — это гость, которого местные жители попросту не знают. «Совершенно чужой» выделяется среди посетителей, словно белая ворона; в этом случае все начинают ломать голову, зачем он сюда попал, по какому недоразумению здесь очутился.

«Совершенно чужой» гость, появившийся в трактире, остановился у дверей, любезно и как-то неуверенно улыбнулся, оглядывая присутствующих. Затем он судорожно кивнул головой, подошел к свободному столику, стоявшему между теми двумя, за которыми сидели Ванек и Ержабек, и повернулся лицом в их сторону. Положив шляпу возле пепельницы и стопки подставок под пивные бокалы, он произнес:

— Здравствуйте!

Ванек и Ержабек переглянулись и ответили гостю кивком головы, после чего тот сел.

— Что милостивый государь желает заказать? — раздался голос трактирщика. После такого обращения простым пивом не отделаешься: это было бы признаком невоспитанности.

«Совершенно чужой», только что произведенный в «милостивого государя», почувствовал в желудке приятное ощущение, словно туда попал изысканный розовый мускат. «Милостивый государь» вспомнил о тех временах, когда шампанское лилось рекой, а гости неслышно гуляли по пушистым коврам в его апартаментах с камином и их голоса звучали приятно и приглушенно, поскольку стены были обиты буком. Он вспомнил о временах, когда мог произносить вслух любые мысли и идеи, и это всякий раз приводило окружающих в восторг, хотя он не раз проверял их, заведомо говоря глупости. Они восторгались им, потому что он был богат. Воспоминания о прошлом вызвали головокружение, ведь ему уже не верилось, что он когда-нибудь снова этого дождется. Он, конечно, не предполагал, что трактирщик Ладя Цвекл величает «милостивым государем» каждого деревенского мужика.

Так вот, «милостивым государем» на этот раз оказался уполномоченный домового комитета пан Гавличек. Еще вчера вечером он решил про себя, что поедет в Бржезаны, чтобы посмотреть на местных чудаков, может быть, помочь своему новому приятелю Алоису, а главным образом для того, чтобы побыть за городом. Ведь сколько времени он никуда не выезжал!

— Что бы вы порекомендовали мне, пан главный официант?

Такое обращение буквально ошеломило трактирщика, ведь он отродясь не слыхивал, чтобы его так называли. Он расплылся в улыбке, решив достойно продолжать весь этот спектакль.

— Есть у меня в запасе превосходный коньячок, милостивый государь.

Гавличек дернул было руку, чтобы проверить, хватит ли у него в кошельке денег, но тут же вспомнил, что там целых две сотенных.

— Значит, три порции. Пардон, я ошибся, нас ведь тут четверо. Четыре порции!

Заведующему почтой и учителю ничего не оставалось, как сделать вид, что эти слова к ним не относятся, что речь идет о каких-то иных людях, Сидящих за другими столиками. Но пан Гавличек не позволил им долго изображать из себя безучастных лиц.

— Видите ли, мне у вас в Бржезанах нравится. А скажите, пожалуйста, пан Машин еще не возвратился?

Хитрющий Ванек отлично знал, что на подобные вопросы посторонних людей отвечать не рекомендуется, но это было бы невежливо. Поэтому он прибег к единственно возможной, весьма распространенной и проверенной форме ответа:

— Пан Машин? А почему он должен возвращаться? Разве он уехал?

Учитель Ержабек добродушным голосом добавил:

— С утра он здесь не бывает, но раз отсюда не уходил, значит, не может и возвратиться.

Ванек бросил на него беспокойный взгляд: этому учителю тоже следовало бы о чем-нибудь спросить, а не начинать сразу с поучений. Правда, положение можно еще поправить.

— Вы знакомы с паном Машином?

То, что Машин вчера уехал из Бржезан, было известно. Но Алоису каким-то чудом удалось утаить от всех цель и адрес своей поездки, так что приходилось лишь спокойно ожидать выяснения этих вопросов. Все равно, не пройдет и двух часов, как все станет известно, иначе и быть не может.

Появление в бржезанском трактире пана Гавличека придало, однако, всей этой истории оттенок зловещей таинственности, но вместе с этим предвещало и скорую разгадку.

Важно только не испортить дело. Впрочем деревенские жители намного лучше по сравнению с горожанами разбираются в человеческих взаимоотношениях, в предвидении всех зигзагов их жизни. Поэтому Ванек сразу почуял приближение крупных и необычайных событий.

Пан Гавличек, напротив, все еще пребывал в состоянии полнейшего благодушия. Ему было известно, что Алоис Машин скоро должен возвратиться в Бржезаны, и все. Но он не подозревал, что за минуту до его прибытия на автобусную станцию пан Алоис, прочитав на бумажке адрес пана Беранека, ушел на трамвайную остановку.

Итак, пан Гавличек представлял собой первую ласточку этой великой весны, вроде бы случайно залетевшую в Бржезаны, чтобы вместе со слетавшимися на помощь ему ястребами превратить весну в суровый декабрь.