К концу дня у меня будут другие заботы, о которых стоит волноваться и татуировка Бена в них не входила. Но все же тот факт, что она вот так запросто появилась, не позволял мне отмахнуться от него.
— Я хочу одеться, — сообщил Бен и скрылся за дверью.
Я подошла к дивану и села. Руки автоматически подобрали лошадку со столика.
И она вновь ожила в моих руках.
Мрамор треснул и раскололся пополам, как яичная скорлупа, явив крошечную черную лошадку, настоящую во всех смыслах. Лошадка-Дюймовочка. Я вскрикнула, мои руки дернулись, и я неумышленно выронила её. Лошадка-Дюймовочка приземлилась на ковер с глухим стуком, и на краткий миг я испугалась, что из-за моей неуклюжести она могла пострадать. Но через секунду она уже поднялась на копыта и отряхнулась, здоровая и невредимая, а потом помчалась мимо дивана.
Она двигалась как настоящая, да она и была настоящей... шерсть на ощупь приятная, шелковистые грива и хвост. Она подбежала к моему футляру со скрипкой, заскочила на него и принялась вышагивать по крышке, стуча копытами по поверхности.
Наполовину одетый Бен услышал мой крик и открыл дверь ванной.
— Что случилось?
Не смея произнести ни слова, я ткнула пальцем на прохаживающуюся по моему футляру лошадку. Бен посмотрел в направлении, которое я указала, и я заметила, как он разволновался, когда увидел лошадку. Мы оба, молча, таращились на неё. Сначала я думала, что она просто так ходит там, дергая головой и фыркая крошечными ноздрями. Но потом я обратила внимание на крошечные следы, оставляемые ею на костяной пыли, которой после вчерашнего был покрыт мой футляр.
Удивительными были не столько следы, сколько слова, которые они образовали, вернее имя: Анри Роль-Танги.
А потом лошадка спрыгнула и поскакала обратно к дивану. Прискакала и уткнулась мне в лодыжку. Я взяла её в ладони, стараясь держать, как можно аккуратнее.
Несмотря на обстоятельства, я не могла отделаться от чувства восторга, наблюдая за этой лошадкой у себя на ладони. Она прошагала до кончиков пальцев, заглянула через край, а потом, развернувшись, вернулась на середину ладони и посмотрела на меня. Если бы не её размеры, то она была бы вылитым Кини. Те же прекрасные черты, лоснящаяся шерсть и карие глаза — крошечная, идеальная сказочная лошадка. Она целиком и полностью пленила меня.
Бена же, похоже, больше заинтересовало имя на футляре.
— Анри Роль-Танги, — взволнованно пробормотал он. — Знаешь его?
— Нет, — ответила я. — А ты?
Он не ответил, развернулся к футляру, и еще раз произнес про себя имя, словно сам мог вот-вот вспомнить — кто это. Но потом тряхнул головой и сказал:
— Не помню, чтобы вообще слышал это имя.
А следом он вскинул голову, взглянул на лошадь и сказал:
— Нам пора идти. Бери её с собой.
— Зачем?
— Затем, что снежно, — сказал он, натягивая рубашку и торопливо застегивая пуговицы. – Может, она на снегу еще какую-нибудь подсказку копытами вытопчет.
Я бросила взгляд на футляр и заметила, что это имя занимало почти всю его поверхность, так что возможно, ей и правда не хватало места, чтобы «написать» что-то еще.
— Дай её мне, — приказал Бен, поднимаясь на ноги и протягивая руку.
— Мы же не можем вот так запросто разгуливать с ней по гостинице, — возразила я. — Кто-то может заметить.
Бен оглядел комнату и его взгляд упал на коробку с дорожными шахматами. Он взял её и вынул все фигуры, а потом протянул её мне.
— Вот, возьми.
Я аккуратно поместила туда лошадку, а потом мы вышли из гостиницы на улицу. Вокруг не было ни души, поэтому мы присели за нашей машиной, чтобы нас не было видно из окон ресторана, и выпустили «Дюймовочку». Похоже, лошадку нисколько не смутило путешествие, и когда Бен протянул руку и поставил ее на снег, она осталась невозмутимой, а мы, затаив дыхание, уставились на неё. Она подняла голову и огляделась, принюхиваясь, а потом восторженно поскакала по снегу. Еще немного погодя, она повалилась на спину, и каталась по земле, задрав копыта. Я не смогла сдержать улыбки, наблюдая, как же она радуется, но с другой стороны, похоже, она больше не собиралась нам помогать.
— Не думаю, что она еще что-нибудь «напишет», — высказал вслух мои подозрения Бен и убрал лошадку обратно в коробку. — Так что давай сосредоточимся на том, что у нас уже есть.
Мы пропустили завтрак и отправились прямиком в комнату Бена, вбили в поисковик Google имя, но без особого успеха. Был такой известный французский коммунист по имени Анри Роль-Танги, и хотя мы много чего о нем прочли, так и не нашли связи между ним, Лиамом или Нойшванштайном. Кроме того, оказалось, что он уже умер. Несколько лет назад.
Мы блуждали с сайта на сайт, и чем дальше, тем недовольнее Бен поглядывал на лошадку, которая, не обращая на него внимания, радостно скакала по комнате.
— Может быть, мы зря теряем время, — сказал Бен наконец. — Может, эта лошадь вытоптала свое чертово имя.
Мысль была настолько глупой, что я не смогла удержаться от смеха — однако, быстро превратила его в кашель, взглянув на лицо Бена.
— Не верю, что это её имя, — сказала я, стараясь придать своему голосу серьезности.
— Хочу сходить в твой номер и прибраться там, — сообщил Бен. — Мы же не хотим, чтобы горничная увидела тот бардак. А ты продолжай искать, пока я не приду. Это имя должно что-то означать. Возможно, оно относится к другому человеку — еще живому — и он знает о том, где Лиам спрятал лебединую песню.
— Хорошо, — сказала я.
Лошадка перестала скакать по комнате и остановилась возле дивана, рядом с моими ногами. Вряд ли она собиралась куда-то убегать, но я все равно подняла её, когда Бен пошел к двери. Последнее, что нам было нужно — это скачущий по коридору конек с ноготок, где его мог увидеть кто-то из гостей и впасть в панику, со всеми вытекающими последствиями.
Когда я поднялась с дивана, мои глаза автоматически посмотрели в сторону окна, на парковку за ним, и я застыла, как вкопанная.
— Бен! — выкрикнула я.
— Что? — спросил он, оборачиваясь.
— Там кровь на снегу! Следы ведут к нашей машине, а потом обрываются.
Мы немедленно вышли на парковку, оставив лошадку наверху в номере. На улице никого не было, но мы прекрасно понимали, что не застрахованы от того, что в любую секунду это может измениться. След тянулся от машины, но начинался где-то ниже по дороге. Брызги так контрастировали с белым снегом, что меня аж пробрала дрожь.
Естественно было предположить, что эти следы оставило какое-нибудь израненное животное, но почему-то мне казалось, что это не так. Поэтому я почти удивилась, когда опустилась на колени рядом с Беном и увидела черного лебедя под нашей машиной.
Сначала я подумала, что птица мертва. Клюв покрыла изморозь, а перья на раненом крыле склеились от крови, да и лежал он на снегу неподвижно. Мы находились недалеко от дороги, может, его сбила машина — обычный несчастный случай... Но мне все равно было неприятно на него смотреть, последний раз я видела мертвых лебедей на похоронах Лиама. И вот теперь, видеть еще одного... Это вызвало во мне почти рефлекс Павлова — грусть и брезгливый ужас. И я не могла отделаться от ощущения, что его появление должно было что-то означать — и скорее всего, ничего хорошего. Но продолжала твердить себе — это мертвая птица, мертвая птица, только и всего...
Уже через секунду Бен выругался и полез под машину, доставать лебедя.
Когда он поднял его с земли, некоторые перья остались на снегу, примороженные к земле кровью. В объятьях Бена, с локтя которого свисала безжизненно болтающаяся, длинная лебединая шея, птица казалась невероятно большой.
— Э... что ты делаешь? — спросила я, когда Бен встал.
— Дай мне свой жакет, — велел он тоном, не терпящим возражений.
— Зачем?
— Чтобы спрятать его. Не хочу рисковать, когда внесу его в гостиницу, вдруг кто-то увидит.
— В гостиницу? Бен, нельзя тащить мертвую птицу туда!
— Он еще жив!