Недавнее чувство очарования исчезло, его заместил страх.

Вдруг я не на шутку испугалась, что Бен бросит меня здесь, поэтому схватила его за руку, чтобы, на всякий случай, не дать ему это сделать.

— Что это могло бы значить? — прохрипела я.

Бен нахмурился, будто его разочаровал мой страх.

— Успокойся... — начал было он, но я перебила его.

— Вот только не надо говорить мне, чтобы я успокоилась! — прошипела я. — Я только что видела себя в том окне! У меня есть чертово право испытывать всю гамму чувств, кроме гребаного спокойствия!

Я сильнее впилась ногтями в его руку и пробуравила его взглядом, но он лишь непонимающе таращился на меня:

— О чем ты говоришь? — спросил он.

— Ты... ты же её видел?! — Мой гнев куда-то исчез, и я пролепетала свой вопрос почти умоляющим, жалобным тоном. Мне вдруг стала невыносима мысль, что Бен примет меня за чокнутую, потому что ничего не видел. Но, к моему облегчению, он сказал:

— Ну, разумеется, я её видел. Но это была не ты, ненормальная!

Я все еще держалась за его руку, но ничего не сказала, пока пыталась вспомнить, как она выглядела. Женщина показалась в окне лишь на краткий миг, но у неё определенно были длинные белые волосы и бледная кожа...

— Думаешь, тут есть еще одна альбиноска? — спросила я, отчаянно надеясь, что так оно и было, понимая, что вероятность этого ничтожно мала, если вообще существовала.

— Не думаю, что она альбинос, — ответил Бен. — Сходи и постучи в дверь. А я здесь подожду.

— Что? — Я посмотрела на него. Он шутит, что ли, но нет, Бен был очень серьезен. Внезапно я почувствовала себя ребенком, пробравшимся в замок на спор, играя в «правду или желание». — Почему бы тебе самому не сходить и не постучать в дверь, а я здесь подожду? — спросила я. — Там белая тетка! У тебя разве мороз по коже не пробежал, когда ты её увидел? Ты что, из железа, что ли?

— Слушай, ты же мне о ней сказала, — ответил Бен. — И именно тебе Лукас велел прийти сюда. Не думаю, что она откроет мне дверь. Конечно, ты можешь ничего не делать, если не хочешь. Мы можем вернуться в гостиницу, если хочешь. Если это будет означать, что позже случится нечто плохое, что ж, что может быть хуже смерти Лиама? Так? В общем, не хочешь, как хочешь. Пошли назад.

Он сделал шаг к машине, схватив меня за запястье, и потянул следом за собой, словно непослушного ребенка. Не на шутку разозлившись, я стряхнула его руку и, развернувшись на пятках, вне себя от злости, направилась к двери. А потом постучала в неё, да так, что горы отозвались эхом. Ничего. Я посмотрела через плечо на Бена, который стоял у меня за спиной и наблюдал за замком. Он явно намеревался спровоцировать меня на стук в дверь, и меня взбесило, что ему так мастерски удалось нажать на мои болевые точки. Но тут мое внимание привлек скрип щеколды по другую сторону двери, и, спустя секунды, дверь распахнулась. Я с воплями отпрянула, когда прямо на меня вылетел белый лебедь, сумевший таки сбить меня с ног и повалить на спину в снег. Из его клюва вывалилось что-то черное и с тяжелым стуком упало на землю рядом, а потом птица улетела во тьму — растворившись бледным пятном в черном небе.

Я перекатилась и подползла поближе к предмету. Им оказалась фигурка черного коня, вырезанного из мрамора. Я смогла рассмотреть даже проступающие золотые жилки. Вещица была прекрасна каждой своей мелкой деталью, словно кто-то потратил много времени, чтобы вырезать такую красоту... Грива ниспадала на плечи, туловище и хвост лоснились от блеска... Волшебная, очаровательная вещица, ничем не уступающая белому единорогу...

И почти сразу же, как я подняла фигурку, моя ладонь ощутила тепло, исходящее от неё — такое золотистое, прекрасное тепло, которое проникло в мою руку и спустя мгновение добралось до грудной клетки, уменьшая боль, сковавшую мое сердце, сменяя её светом, надеждой...

Эта фигурка настолько поглотила мое внимание, что я почти забыла о Бене, но неожиданно его пальцы впились мне в плечо, и он упал рядом со мной на колени.

— Что она тебе бросила?

Тепло исчезло так же быстро, как и появилось, словно оно мне померещилось. Я протянула фигурку ему. Он вытянул руку, чтобы взять её, но внезапно, сама того не желая, я отдернула руку. Я не хотела, чтобы он её касался. Я не хотела, чтобы фигурки вообще кто-нибудь касался. Она была моей, и мне вдруг стало страшно, а что, если... её заберут у меня. Я не могла этого допустить.

Я почему-то ощущала, как важна эта фигурка, — словно вся моя жизнь зависела о того, сумею ли я её уберечь...

— Я только взгляну, — сказал Бен, и голос его прозвучал так, будто ему сделали больно.

Неохотно, но все же я заставила себя отдать фигурку ему. Он поднял её так, чтобы на неё упала синяя полоска света, и гладкая мраморная поверхность заискрилась.

— Что скажешь? — нетерпеливо спросила я, надеясь, что Бен сейчас скажет, что делать дальше. — Что это?

— Маленькая декоративная лошадь, — ответил он, сердясь и практически кидая мне её обратно в руки. — Возможно, она спятила, просидев столько в одиночестве.

— Она? — переспросила я, сжимая крошечную лошадку и таращась на него. — Ты думаешь, что лебедь... была Людвига...? — я не сумела закончить вопрос, потому что Бен, по какой-то причине, вдруг стал раздраженным.

— Мне-то откуда знать? — сказал он, впившись взглядом в лошадь у меня руках. — Я знаю не больше твоего.

— Может быть, это лебединая песня? — спросила я. Фигурка мне казалась более чем волшебной.

Но Бен покачал головой.

— Нет, мы бы поняли. Да и она не поет. Давай вернемся в гостиницу. Может, при свет дня станет понятнее... не знаю... появится надпись на лошади или типа того. И она обретет больше смысла, чем сейчас.

Но, когда я встала, снова обратила внимание на дверь. Она была закрыта. Однако я не слышала хлопка. Бен толкнул её, но та оказалась заперта, поэтому мы вернулись в машину.

Мы воспользовались ключами, чтобы тихонечко пробраться к себе. Потому что на дворе уже было за полночь, и все постояльцы давно спали, а бар и ресторан были закрыты.

Мы пошли ко мне. Мой номер располагался на втором этаже, вторая дверь от входа. Я открыла ее, вошла внутрь и повернулась, чтобы включить свет, и тут у меня под ногой раздался мерзкий хруст. Я на что-то наступила и сломала это. Я торопливо включила свет, и перед нами предстала повергающая в ужас картина.

Весь номер был завален человеческими костями. Они валялись повсюду: на ковре, на журнальном столике, на кровати. Прямо как тогда, на «Королеве Мэри». Кости пожелтели от времени и на многих виднелись сколы и трещины. У черепа на подушке не хватало огромного фрагмента между глаз. Тот еще был вид, в разы хуже, чем на «Королеве Мэри». Может быть, так показалось от того, что кости лежали в моем номере, в моем личном пространстве, не на палубе корабля. Это было гораздо больше, чем вторжение... Я сидела на тех стульях, спала в той кровати, лежала головой на той подушке. Какое счастье, что когда они появились, пусть даже из воздуха, я не находилась в постели. Я содрогнулась при одной только мысли о пробуждении с черепом, запутанным в моих волосах, и грязных костях, ломающихся подо мной...

Через несколько секунд кости превратились в пыль, точь-в-точь как на «Королеве Мэри». Но так как сейчас мы с Беном находились не на свежем воздухе, труха и пыль никуда не делись. Они остались лежать, покрывая ровным слоем всю комнату.

Бен рядом со мной вздохнул.

— Ну что ж, хочешь переночевать у меня? — спросил он.

— Что?

— Или хочешь здесь прибраться?

— Ой, нет, — ответила я, меня аж покоробило от мысли снова ложиться в эту постель. Мы, конечно, могли стряхнуть пыль с простыней, но мне не хотелось соприкасаться головой с подушкой, на которой только что лежал череп. — Я не смогу здесь спать.

— Хорошо. Я лягу на диване.

— Нет, это я лягу на диване. Все-таки это твой номер.

— Мне все равно, — мягко сказал Бен. — Только вот почему ты не можешь спокойно принять то, что тебе предлагают?