- Да уж, ситуация... - сочувственно сказал Реппс. - Слава богу, я не английский монарх и меня эта проблема не касается. Не представляю, что бы я делал. Что до воспоминаний о реинкарнациях... Возможно, Хозяева решили, что человеческие биороботы будут эффективнее, если вспомнят свои прошлые рождения? Память о совокупном опыте нескольких жизней, по идее, должна делать людей мудрее. Мы можем лишь гадать о причинах. Хотя смысла гадать нет. Они не имеют никакого значения, коли нас все равно приговорили к списанию.

- Но зачем они хотят нас уничтожить? Только потому, что другглы будут обходиться им дешевле?! - в отчаянии воскликнул Егор.

- Думаю, мы стали тратить на себя слишком много ресурсов. Но это, как ты понимаешь, лишь мое предположение. И потом, хоть это и некорректно, но поставь себя на их место. С их гипотетической точки зрения, в этом нет никакого драматизма. Более продвинутая серия роботов сменит устаревшую. Обычная производственная операция. О чем переживать?

Егор почувствовал, что задыхается. Пытаясь проглотить невидимую пробку в горле, он хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Тело сотрясалось от неконтролируемой дрожи, словно его било электрическим током.

Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но с ужасом понял, что не может произнести ни слова. Горло будто сдавило тисками. Вдруг горловые мышцы непроизвольно сократились и он издал глубокий грудной всхлип, похожий на полный отчаяния стон раненого животного. Егор взахлеб разрыдался, не обращая внимания на священника и Наташу. Забыв об их присутствии, он обхватил себя руками и принялся раскачиваться на стуле, бессвязно выкрикивая что-то, будто спеленутый в смирительную рубашку сумасшедший.

Испуганная Наташа не могла разобрать его путанные восклицания. В его мыслях царил хаос, первобытная тьма. Давление и пульс скакали так, словно Егор умирал - прямо здесь, на ее глазах, а она ничего не могла сделать. Наташа оцепенело смотрела, как на ее глазах теряет рассудок любимый человек. Опомнившись, она вскочила с кресла и попыталась обнять Егора, с трудом различая его лицо сквозь брызнувшие слезы.

- Что с тобой?! - в отчаянии простонала она.

Священник не растерялся.

- Приступ паники, - воскликнул он, хватая Егора за запястья и с силой отрывая его руки от туловища. Прижав их к подлокотникам кресла, он велел Наташе принести воды. Она бросилась в комнату и тут же вернулась с пластиковой бутылкой.

- Открой! - приказал Репес отрывисто.

Резким движением она оторвала горлышко с пробкой и послушно замерла в ожидании новых приказов. Слезы продолжали катиться из ее небесно-голубых глаз. Репес, убедившись, что Егор перестал раскачиваться как безумный, осторожно отпустил его и достал из кармана брюк аптечный картридж.

- Дурозепам, - пояснил он Наташе. - Всегда ношу с собой. Принимаю каждый день с тех самых пор, как поднялся на проклятую пирамиду. Штука сильная - как раз то, что ему сейчас нужно.

Репес осторожно задрал голову Егора вверх, ловко раскрыл ему рот и выщелкнул туда два белых овальных драже, кивнув Наташе; та влила следом пол-бутылки воды. Ее руки тряслись и остальная вода вылилась на грудь Егора, намочив изрядно помятый смокинг и одеяло. Егор закашлялся и попытался выплюнуть таблетки, но Репес зажал ему рот своей крепкой рукой с волосатыми пальцами и не отпускал до тех пор, пока Егор, давясь от отвращения, не проглотил лекарство.

- До чего горькая дрянь! - пожаловался Егор, когда Репес убрал руку.

Священник улыбнулся и легонько похлопал его по плечу.

Следующие несколько минут они провели в молчании. Репес вновь пытался вызвать Нину, а Наташа осторожно вытирала кончиком одеяла волосы и лицо Егора, мысленно шепча ему нежные глупости в утешение. Он вяло уклонялся и пытался оттолкнуть ее руку, но она продолжала настойчиво ухаживать за ним, пока не сочла, что последствия насильного орошения, насколько возможно, устранены.

- Я в порядке, - сказал, наконец, Егор севшим голосом.

- Уверен? - усомнился Репес.

- Да. Извините. Не знаю, что на меня нашло.

Наташа горестно вздохнула. Это прозвучало так трогательно и одновременно смешно, что все трое нервно рассмеялись. Егор почувствовал, что сейчас вновь заплачет, поэтому скривил лицо в мучительной гримасе, пытаясь сдержать смех.

Таблетки начали действовать. Лицо одеревенело, а вслед за ним одеревенел и ум, превратившись из кипящего котла с едкой кислотой в куб тягучей, медленно застывающей смолы. Почему-то у Егора возник мысленный образ куба. Потом все мысли и эмоции остановились, как останавливается посреди канала внезапно сломавшийся таксобот.

Егором овладело холодное безразличие. Ему стало все равно, что будет с ним и Наташей. Пугавшие его четверть часа назад Хозяева и их зловещие прислужники в Гулле превратились в нелепый и скучный анекдот, маячащий где-то на краю сознания. Его будто заморозило, только глаза продолжали равнодушно ощупывать окружающее пространство. Егор осторожно потрогал свое лицо. Оно не ощущалась, словно принадлежало кому-то другому. Он услышал звучавший издалека голос Репеса:

- Я дал тебе двойную дозу. Может быть побочный эффект в виде анестезии. Не пугайся, через пару часов пройдет.

Репес отщелкал из картриджа несколько таблеток и вручил их Наташе.

- Держи под рукой на всякий случай. Потом купите еще, в виртуальных аптеках их продают без рецепта.

- Зачем еще? - испуганно спросила Наташа. - Это будет повторяться?

- Узнавшие о Хозяевах обычно стараются принимать что-нибудь успокоительное, - сказал Репес, почему-то смутившись.

- И как долго их надо принимать?

- Я принимаю каждый день все эти годы. И все остальные, кого я знаю... вернее, знал, тоже.

Наташа лихорадочно обшарила Среду Гулл и скачала в память целые разделы психиатрических справочников на случай возможных сбоев в поведении Егора. Она опасалась, что теперь, после пугающих рассказов лже-священника, подобные приступы станут обыденностью.

- Зачем мы... им... нужны? - спросил Егор, с трудом ворочая непослушным языком.

Его голос прозвучал глухо, будто из могилы.

- Были нужны, - автоматически поправила Наташа и тут же осеклась под сердитым взглядом священника.

- Неважно, - прошелестел Егор мертвым голосом. - У нас есть еще... лет тридцать. Одно поколение. Зачем мы им? Что им от нас... нужно?

Репес задумался. Он сложил руки на животе и принялся шевелить большими пальцами, вращая их друг вокруг друга. Скосив глаза, Егор внимательно смотрел на мелькающие пальцы, подобно электрическому коту, неотрывно следящему за прыгающей по стене точкой лазерного луча. Наконец, священник заговорил.

- Это сложный вопрос. Боюсь, он не имеет ответа, доступного человеческому пониманию. Наш ум - это операционная система для управления телом, не более. Он не предназначен для абстрактных наук и понимания философских вопросов: о смысле жизни, Хозяевах, природе самосознания, источнике явленного мира и тому подобных. На это его ресурсов едва хватает. Использовать ум для попыток понять такие вещи - значит, напрасно сжигать психическую энергию. Раньше говорили: "это все равно, что топить печь ассигнациями".

Что такое печь, Егор знал - он не раз видел их в играх.

- Что такое ас... сигнации?

- Бумажные деньги, - сказал священник и, увидев непонимающий взгяд Егора, пояснил: - Твердая копия денег.

Егор понимающе кивнул, хотя ничего не понял. Кажется, Мишка Сурмилов однажды упоминал, что в его время в ходу были твердые копии денег: бумажные эквиваленты настоящих, виртуальных денег. Должно быть, это их Репес назвал странным словом "ассигнации".

В отсталой Дубне деньгами служили нелегально выпущенные таблетки от депрессии. Сначала это казалось Егору нелепостью, но сейчас он оценил местный подход. В городе, все жители которого психически угнетены, именно таблетки счастья должны служить основной валютой. Деньги как эквивалент счастья, или хотя бы покоя - это ли не лучшее воплощение самой идеи денег как универсальной меры всех благ? Интересно, сколько материальных или духовных ценностей в форме двух драже он только что проглотил?