- ...а Нина ушла из дома, на звонки не отвечает. Где она, что я должен думать? В Москве паника. Последние времена наступают, а она где-то бродит... Даже не знает, что мать в больнице! Туда прискакал ее чертов инкуб. Мне пришлось час сидеть с ним в приемной, можешь представить? Чуть не ударил его. Лез разговаривать с врачом, пластмассовый гад! Наташенька, прости меня, старика. Ты сущий ангел в сравнении с ним!

- Что с Любой? Почему она в больнице? - спросил Егор, пытаясь вычленить из взволнованного монолога ниточку, за которую можно потянуть, чтобы распутать и понять остальное.

- В нее стреляли. Прожгли плечо лазером. Не волнуйся, она в безопасности. К палате приставили полицейскую охрану.

Услышав слова священника, Егор всерьез, по-настоящему испугался. Он лихорадочно перебрал в памяти моменты, когда мог упомянуть соционику при чужих. Не выдал ли он случайно Любу, сделав ее мишенью? Или в Москве начался хаос, и обезумевшие от страха перед ядерной бомбардировкой люди сошли с ума, уподобившись в бессмысленной жестокости дубнинским отморозкам?

- Кто... кто это сделал? И зачем? - спросил он растерянно.

- Я думаю, они хотели выманить меня. Напрасно я поехал в больницу... Но как я мог к ней не приехать? Еще инкуб этот, настроение на целый день испортил...

Егор потрясенно молчал. Он хотел задать Авдееву множество вопросов, но все слова вдруг исчезли, остались лишь растерянность и страх. Священник тоже замолчал, задумавшись. Он долго смотрел на захламленный двор и вяло роющегося в мусоре отморозка, уже изрядно пьяного, хотя была только середина дня. Потом он тяжело вздохнул и сказал:

- Так охотятся на дельфинов. Нужно серьезно ранить одного, тогда вся семья твоя - они не бросают своих раненых. И я, дурак, попался на этот старый трюк!

7.

Сбиваясь и путаясь в словах, священник рассказал о нападении на Любу. Он примчался в больницу, забыв обо всем, едва узнал о том, что с ней приключилось. Там уже были полицейские и так разозливший его Алехандро. Бледная Люба лежала в постели с перевязанным плечом, а полицейский следователь расспрашивал ее о происшедшем.

Она заметила эту яхту не сразу. Кажется, судно уже плыло за ней, когда она села в такси на набережной своего дома на Кавайного. Перед работой Люба заехала в спа-салон "Графиня Батори", где приняла ванну из искусственной крови, а когда вышла из здания, то обратила внимание на серую двухпалубную яхту на подводных крыльях, буквально нависшую над ее таксоботом. Яхта неотступно следовала за ней до института демографии, расталкивая другие такси, чтобы держаться ближе.

Когда таксобот причалил, серая яхта встала рядом. Люба выбралась наружу и уже собиралась зайти в институтскую пирамиду, когда ее окликнули. По имени - они знали, как ее зовут. Она обернулась и ощутила боль такой силы, будто ее плечо проткнули раскаленным ломом. Ее ноги подкосились и она рухнула на тротуар.

Люба успела разглядеть стрелявшего, прежде чем потеряла сознание. Это был закутанный в черный плащ высокий старик с массивным горбатым носом, придававшим ему сходство с грифом. Он был слеп, если судить по большим очкам и оранжевой иконке над его лысой головой. Держа в руке лазерный пистолет, он смотрел своими непроницаемыми зеркальными очками на поверженную Любу и... улыбался.

Она очнулась в боте скорой помощи. Врач не позволял ей шевелиться, но она приподнялась на кушетке и увидела, что серая яхта плывет следом. Люба боялась, что старик добьет ее, когда они приедут на место и врачи будут выгружать ее из катера. К счастью, к больнице прибыла полиция. При появлении полицейского катера серая яхта сорвалась с места и стремительно умчалась. Полицейские не стали преследовать ее, но разослали ориентировки по своей ведомственной сети. Результатов пока нет.

- Такие дела, - закончил Авдеев и беспомощно развел руками. - Полицейские оставили у палаты своего сотрудника - присматривать за посетителями. Но, я уверен, это сделали не только они. За мной следили от дверей больницы до Дубны. Только тут я от них оторвался. Дубна - единственное место, где мы в безопасности.

После всего, что ему довелось увидеть за эти два дня, Егор сомневался в последнем утверждении, но не стал спорить.

- Это не китайцы? Почему вы решили, что охотятся на вас? - спросил он, вспомнив о том, как проговорился о соционике при Лю Куане.

Священник собрался было ответить, но передумал и махнул рукой с видом обреченного отчаяния. Егор и Наташа робко притихли. Все трое сидели в молчании, наблюдая за едва держащимся на ногах отморозком, словно интереснее зрелища не было на свете. Тот оставил мусор в покое и принялся громко сморкаться в подол собственной рубашки, оглашая дворик противным трубным звуком. Егор вдруг понял, что отморозок не пьян: он пребывал под воздействием "аляски".

Дешевый амфетамин, порождающий специфическую эйфорию от чувства скольжения под поверхностью бытия, получил свое название из-за побочного эффекта, возникавшего в первые часы после приема: человек отчаянно мерз. Его бил озноб, у него текло из носа, стыли пальцы и уши, сводило от холода челюсти. Но более всего страдали глаза. Принявшим "аляску" казалось, что их глаза превратились в шары из льда, с трудом перекатывающиеся в заиндивевших глазницах. Егор пробовал ее однажды; ощущения занятные, но из-за лютого холода желания повторять опыт не возникало. Возможно, пережившие криозаморозку "настоящие" переносили воображаемый холод легче.

- У вас много тайн, - заметил Егор, нарушая молчание.

- Только одна, - хрипло проговорил Авдеев. - Все остальное - ее метастазы. Она пожрала мою жизнь, словно рак. Вся моя жизнь - ложь!

Священник вдруг умолк и затрясся, вцепившись в лицо руками. Егор услышал сдавленные рыдания. Вид взрослого плачущего мужчины, совершенно трезвого, шокировал его.

- Может, вам стоит поделиться? - тихо спросил он.

- Мне всю жизнь хочется поделиться, - выдавил Авдеев, судорожно всхлипнув. - Такое бывает, когда встречаешь хорошего человека. А потом представлю, в какой ад превратится его жизнь - и молчу. Если я расскажу, ты проклянешь меня.

- Это связано с Глостиным?

- Это связано со всем. Со всей жизнью, с самой ее сердцевиной, - сказал Авдеев и стукнул себя кулаком в грудь.

- Думаете чем-то удивить меня после соционики? - шутливо спросил Егор, желая разрядить напряжение.

- Удивить? Скорее, напугать. Почти все мои друзья, кто знал об этом, покончили с собой. Кроме Юры Захарьина. Он жизнелюб был, не хотел умирать. Даже зная все - не хотел... Его убили, я тебе говорил.

Наташа сжала ладонь Егора и смотрела на него с тревогой, словно умоляя молчать. Ей не нравился их разговор, от него веяло опасностью.

- Дайте-ка угадаю... - не унимался Егор. - Президент Домбровская на самом деле - робот, выдающий себя за человека?

- Правда? - удивился священник, перестав плакать. - Я этого не знал.

- Конечно, нет! Шучу, - поспешил успокоить его Егор.

- Я ничего не знаю про Домбровскую, - задумчиво проговорил священник. - Американский президент точно робот.

- Ну, естественно. Первый робот-порноактер, победивший на выборах. Об этом во всех новостях трубили.

- Не только этот, но и предыдущий. Америкой уже сорок лет правит робот. С тех пор, как страну приватизировал Гулл.

- Подождите, это который? За сорок лет их там сменилось, наверное...

- Семь штук. Каждый из них.

Егор озадаченно замолчал. Наташа еще сильнее сжала его ладонь.

"Пусть уходит, нам хватает своих неприятностей".

Обернувшись к ней, Егор мысленно шепнул:

"Не могу же я выгнать его в таком состоянии! Пускай выговорится. Может, полегчает ему".

Вслух он сказал Авдееву:

- Нас все равно разбомбят, вы сами сказали. Китайский ультиматум истекает сегодня. Ваша тайна, в чем бы она не заключалась, не успеет нанести нам особого вреда... А мы унесем ее в могилу не далее, как этим вечером.