А не то ли это исследование себя, познание себя, вникание в себя, искание в себе, копание в себе, на которое не был способен неверный управитель? Ведь то, символом чего он является, — вещественные начала мира — способны к познанию лишь находящегося вокруг, человека, вовне его, и даже психологию — науку, само название которой, казалось бы, должно было характеризовать интровертное направление исследования, — материализм свел к изучению реакций человека на те или иные внешние воздействия, коим образом наука о душе превратилась по сути в науку о рефлексах.
Подводя промежуточный итог, соединяя в краткую формулу все вышесказанное, получаем такую заповедь: ищите Царства Божия, которое находится внутрь вас. Понимание важности и незаменимости сего поиска объединяет две Иисусовы заповеди: «Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся.» (Мф 5:6) и «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.» (Мф 7:7,8; Лк 11:9).
К удивлению читателя, пришедшего вместе с нами к этим выводам на основании канонических писаний, в апокрифических все сие преподносится прямо: «Познай то, что пред лицем твоим, и то, что сокрыто от тебя, будет открыто тебе. Ибо нет ничего тайного, что не станет явным.» (Фома 5);
«Пусть тот, кто ищет, не перестает искать до тех пор, пока не найдет, и когда он найдет, он будет потрясен и, будучи потрясен,., он будет царствовать над всем. Когда вы познаете себя, тогда вы будете познаны, и вы узнаете, что вы — дети Отца живаго.» (Фома 2,3); «Тот, кто нашел самого себя, — мир недостоин его.» (Фома 111).
«Не всем тем, кто всем обладает, положено познать себя. Однако те, кто не познает себя, не будут наслаждаться тем, чем они обладают. Но лишь те, кто познал себя, будут наслаждаться сим.» (Филипп 105).
Итак, надобно копать и углубиться в себя, надо познать себя. А что же есть внутри человека?.. Начаток ответа на этот вопрос для внимательного читателя Павловых посланий не станет недоразумением, ибо исполняющий, как мы только что прочитали, подобен человеку, «который [строя дом] копал, углубился и положил основание на камне» (Лк 6:48), а Павел пишет черным по белому: «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос.» (1 Кор 3:11). Вот сколько надо копать, вот до каких пор надо углубиться!
2
Отвлечемся еще немного.
Дело в том, что на протяжении почти всего повествования мы столько внимания уделяем теме познания, что обязательно найдется кто-нибудь, желающий навесить на все наши рассуждения ярлык гностицизма. Это удивительно, насколько необходимо людям все расклассифицировать, всему дать название и все к чему-либо отнести. Причем, как правило, бывает так, что та или иная концепция на основании двух или трех признаков причисляется к некоему учению, которое «уже было в веках, бывших прежде нас» (Ек 1:10), а после сего на первоначальную концепцию переносятся все недостатки и соблазны того известного с негативной стороны и раскритикованного учения, печать которого по произволу судей уже стоит на предлагаемой идее. И мы не очень рассчитываем, что наши оппоненты привыкли следовать совету Иустина мученика: «По одному имени, помимо действий, которые соединены именем, нельзя судить, хорошо ли что, или худо. Одно имя не может представлять разумного основания ни для похвалы, ни для наказания, если из самих дел не откроется что-либо похвальное или дурное.» (Апологии 1.4).
Все это мы приводим в надежде на то, что отдавая должное роли познания в учении Христа, читатель не будет переносить соблазны гностиков первых веков христианства на наш труд.
Нисколько не защищая положений гностицизма как религиозной системы, а читатель, знакомый с историей религии и философии, сам поймет о каких положениях идет речь, мы, тем не менее, должны признать, что в гностицизме как в методе нет ничего предосудительного, — ведь не отвергаем же мы любовь к ближнему лишь потому, что тому же учит раджа-йога! Надо лишь сверять то познание, тот гносис, который человек способен получать через откровение, со словом Божиим.
Нужно добавить, что многие авторы, писавшие о раннем христианстве, не могли уйти от темы гностицизма и его взаимоотношений с христианством. Причиною тому являлись в числе прочих и приводимые нами Евангелия от Фомы и от Филиппа. Мы смогли, однако, показать, что теми же свойствами, правда, в несколько менее явном виде, обладают и все четыре канонических Евангелия вкупе с апостольскими посланиями. Что же касается Откровения Иоанна, то приходится лишь удивляться, как выглядящее столь «гностически» писание не оказалось в одной мусорной корзине с отстраненными апокрифами.
Гносис по-гречески означает знание. «Знание вместо веры» — таково понимание его сущности критиками, а, вернее, таково их непонимание, ибо оно извращает идею. Ведь знание есть лишь один из аспектов Христова учения, однако по признаку наличии такого аспекта, на учение навешивается ярлык ереси.
Читатель сам решит, насколько уместно еще раз привести слова Филиппа: «Наша земля есть вера, в которую мы пустили корень, вода есть надежда, которой мы питаемся, воздух есть любовь, благодаря которой мы растем, а свет есть знание, благодаря которому мы созреваем.» (Филипп 115).
Безусловно, что без веры, надежды и любви «знание надмевает» (1 Кор 8:1), но ведь мы говорим о таком гносисе, который никоим образом не отвергает ни веры, ни любви, ни надежды, не стремится стать главенствующей, а тем паче единственной основой.
В защиту знания можно привести не одну сотню фрагментов Священного Писания. Вот некоторые из них: «Примите учение мое, а не серебро; лучше знание, нежели отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею. Я, премудрость, обитаю с разумом и ищу рассудительного знания.» (Прит 8:10-12); «Истина обращается к тем, которые упражняются в ней.» (Сир 27:9); «Помни завет Всевышнего, и презирай невежество.» (Сир 28:8); «От юности твоей предайся учению, и до седин твоих найдешь мудрость.» (Сир 6:18); «Любящий ее, любит жизнь.» (Сир 4:13).
Итак, не признавая принадлежности нашего понимания сути вещей к гностицизму, мы все же не можем обойтись без знания — гносиса, поэтому предлагаем читателю называть нашу систему взглядов нетрадиционным гностицизмом, точно так же, как ее можно было бы назвать нетрадиционным христианством, — и в этом отражается наш взгляд на то, что христианство и гностицизм в истинном понимании не могут противопоставляться друг другу.
Вероятно, стоит привести пример того, в чем наши взгляды несовместимы, с одной стороны, ни с традиционным гностицизмом, ни с традиционным христианством, с другой стороны. Для этого чрезвычайно удачным является вопрос о так называемой трихотомии. Одним из взглядов гностиков, вменяемых их оппонентами в вину, является трихотомия — деление всех людей на три категории или группы: пневматиков, в которых имеет перевес Божественный Дух, психиков, в которых смешивается духовное и материальное начало, и, наконец, соматиков или гиликов, с господствующим материальным началом. Возможно и излишне делать такое добавление, но традиционное христианство не считает нужным подчеркивать какое-то деление людей.
Чтобы рассмотреть обоснованность указанного деления, нам придется еще раз сменить направление нашего исследования, что все же вернет нас в конце концов к той теме, от которой мы отвлеклись для того, чтобы сказать несколько слов о гностицизме. 1так, упоминание слов с греческими корнями «пневматики», «психики» и «соматики» не должно нас обескуражить, ибо по сути мы имеем дело с терминами, хорошо знакомыми нам по предшествовавшему анализу текстов Священного Писания: психик есть не что иное, как «душевный человек», соматик — плотский, а пневматик - духовный. Сии три суть персонажи, упоминаемые Апостолом: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о «сем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его?» (1 Кор 2:14-16).
