Из четырех судов, покинувших в свое время Перу, невредимым вернулось только одно. Судьба альмиранты так и осталась неясной.
Мы уже говорили: сие вовсе не может служить доказательством, что она пошла ко дну, хотя полностью исключить подобный вариант тоже, разумеется, нельзя. Сейчас известно — чуть ли не целые флотилии судов покоятся на дне того океана, который Магеллан имел неосторожность окрестить Тихим. Но ведомо и другое. Следы прерывания каких-то, во многих случаях, очевидно, потерпевших кораблекрушение, испанских мореходов иногда находят на самых отдаленных из тихоокеанских островов.
«Санта-Каталину» разыскали у берегов одного из Филиппинских островов. Все немногочисленные члены экипажа были мертвы. Галеот отнесло к берегам острова Калугуин. Большая часть матросов погибла. Оставшиеся в живых вели себя хуже разбойников, и их, в том числе и капитана Фелипе Корсо, отправили в тюрьму, в Манилу.
...Из четырех — одно. Из 378 человек на Филиппины прибыло не более 60.
Значит ли это, что все свелось к тому, что 60 испанцев переселились кружным путем на Филиппины?
Нет, конечно. Было совершено выдающееся плавание, был открыт новый архипелаг и разведаны неведомые ранее пути в бескрайних просторах океана.
И все же — пока, во всяком случае, — главное остается неосуществленным.
...Он бродил по плохо замощенным улицам Манилы, прислушивался к разноязычному говору, — в ходу был и китайский, и японский, и малайский, и испанский, здесь как бы проходила граница между востоком и западом, — наблюдал за кипучей жизнью порта — из Минданао, из Молукк, Камбоджи, Сиама, Японии, Китая доставляли сюда товары — и все, думал о своем. Там, далеко в Маг del Sur ждут его сказочные острова, там ждет его таинственный Южный материк.
И вот снова Лима. Три года прошло с того времени, как Кирос отправился в путь вместе с Менданьей. Один возвратился он в Город Волхвов; Исабель и матросы остались в Акапулько.
У него нет ничего. Ни денег, ни кораблей. Он один, и надо все начинать сызнова. В городе, где у него немало недругов и завистников.
— Странный человек, — говорят о нем.—Не хочет заниматься тем, чем занимаются другие: водить корабли из Перу в Мехико, ну, на худой конец, ходить из Акапулько в Манилу: дорога проложена, можно, если пойти на некоторый риск, отлично нажиться — на вине, на китайском шелке, да мало ли на чем делают деньги оборотистые люди. Но искать какие-то острова, плыть в неведомые дали?
— О, нет, — говорят другие, — он очень хитер, этот Кирос, он хочет разбогатеть сразу, одним махом. В своей корысти он не останавливается ни перед чем. Сколько христианских душ загубил он вместе с Менданьей — ведь почти никто не вернулся из тех, кто с ними отправился в странствия.
И вот он снова здесь, и поди объясни им, что не затем прибыл он в Перу, чтобы жить так же, как они, что не золото интересует его, а неизведанный материк, далекие острова, открытия, поди объясни это им.
Впрочем, он никому ничего и не собирается ни объяснять, ни доказывать. За исключением вице-короля. Во-первых, потому, что он обязан представить отчет (не передоверять же это донье Исабель, да и что, собственно, толком может она сказать?), показать карты, рассказать о совершенных открытиях. А во-вторых, кроме вице-короля, ему просто не к кому обратиться со своими планами.
Дом на Пласа Майор, где в положенные часы принимал просителей вице-король, был хорошо знаком Киросу. Здесь он не раз бывал вместе с Менданьей, здесь им сказал несколько напутственных слов маркиз де Мендоса, в честь которого назвали они далекие острова. Мендосу за это время успел сменить другой чиновник, но в апартаментах, предназначенных для приема посетителей, все оставалось по-прежнему. Как и раньше, в первом зале висели портреты всех вице-королей (к ним добавился портрет Мендосы), холодные, официальные портреты, долженствовавшие внушать почтение к власти и к ее представителям: этот зал был предназначен для приема индейцев и метисов. Кастильцев, арагонцев и сынов Лузитании — после «воссоединения» иногда в Лиме попадались и таковые — полагалось принимать во втором зале. В третий зал — в нем висели портреты короля и королевы — имели доступ только дамы, если они хотели побеседовать с вице-королем наедине. Именно поэтому, вероятно, в этот зал вел еще и отдельный ход. '
...Шумной и пыльной, как всегда, была разудалая Лима, и, когда он шел сюда, шел, а не ехал в экипаже, поскольку не было у него экипажа и не на что было его нанять, Кироса буквально оглушили — отвык, видно, за три года — неугомонные крики бродячих лоточников, продавщиц воды, разгуливавших с кувшинами на плече — в. кувшинах плавали дольки лимонов и апельсинов, — торговцев овощами, фруктами, цветами. Чем ближе к площади, в которую вливалось по меньшей мере восемь улиц, тем оживленнее и многочисленнее становилась толпа, было утро, и до сиесты еще далеко, в этот знойный и душный летний день.
Да, было очень жарко, и когда Кирос шел по Каменному мосту (всего в Лиме их было три: Каменный, Деревянный и еще один, безымянный, который просто так и называли — мост), он обратил внимание на то, что Римак, который всегда был не слишком полноводной речушкой, почти совсем пересох и ребятишки с веселым визгом пускали кораблики посередине потока.
Часы на соборной башне показывали десять часов утра, когда Кирос вступил в парадный подъезд. Голова его был£ свежа и только сердце билось чуть чаще обычного.
— Итак, вы полагаете...
— Ваше сиятельство,, — торжественно начал он, — я убежден, что, кроме известных всем четырех материков — а ведь давно ли никто и понятия не имел о том самом Новом Свете, что открыл Колумб и где сейчас находимся мы с вами, — существует еще и пятый материк, Южная земля. Это о ней писали еще древние географы. Это о ней говорил Птолемей, это она уже семьдесят с лишним лет нанесена на многие современные карты. Возьмите атлас Ортелия 1570 года. Возьмите атлас Меркатора 1589 года! Вы увидите эту пока еще не найденную, но, по расчетам ученых, существующую землю. Правда, не все верят в эту землю. Ну что ж! Задача как раз и состоит в том, чтобы доказать: ее противники ошибаются. И лучшее тому свидетельство — острова. Я их видел сам, зеленые, густонаселенные, южные острова. Пока что правило: много островов значит вблизи материк — всегда оправдывалось. Вспомните хотя бы того же Колумба! Сперва нашел ои острова, а затем и материк, лежавший за ними.
Наша экспедиция закончилась не очень счастливо, что говорить. Но она раздвинула горизонты. Мы положили к ногам его величества гирлянду островов. Дайте мне хотя бы о дну-единст венную каравеллу, пусть небольшую, тонн на шестьдесят, и я открою для Испании новый мир. Маркизские острова, Санта-Крус, Соломоновы острова — этр только начало. Нужно идти дальше — на юг, на юго-запад. Там будущее, там лежат земли, еще никем не обмерянные. И может быть, такие же большие, плодородные, богатые, как Новый Свет.
Он говорит не спеша, убежденно, чувствуется, что он давно и не единожды все это продумал, нет, выстрадал душой и теперь рад поделиться своими помыслами, планами и догадками.
— Все затраты окупятся с лихвой, — продолжает развивать свою мысль Кирос, — продвинувшись на юг, получив новые плацдармы, Испании легче будет разговаривать на Востоке. И к Островам Пряностей доплыть будет проще, не говоря уже о том, что само по себе сулит открытие нового материка.
Разумеется, все эго непросто, нужно время, нужны средства. Но все, решительно все можно преодолеть. Южный материк этого стоит!
Вице-король внимательно слушает Кироса. О чем он думает? О королевских инструкциях, в которых снова и снова повторяется одно и то же требование — денег! Испания в войне — объявленной и необъявленной — чуть ли не со всей Европой. Она воюет с Францией, она все еще пытается навязать свою волю восставшим Нидерландам. И, как выяснится весьма скоро, все усилия Филиппа II окажутся тщетными. Ибо примерно в то же время, когда Кирос ведет свой разговор с вице- королем, король вынужден подписать два договора — и расписаться в собственном бессилии’. Один из договоров — это соглашение с Францией. О нем французский канцлер скажет: самый выгодный мирный договор за последние 500 лет. И действительно, Испания обязуется убраться с французской территории, вернуть все завоеванные города и крепости. Другой документ носит несколько иной характер, нq также достаточно красноречив: признав фактически, что он уже не претендует на верховенство над всеми Нидерландами, Филипп II, пытаясь спасти хоть что-нибудь, передает права н а оставшуюся часть инфанте Исабелле.
