Дама разсмѣялась.

– И вы сидѣли тамъ подъ зеленымъ байковымъ одѣяломъ? – спросила она.

– Сидѣлъ-съ, какъ какой-нибудь штурманъ, и прекрасно себя чувствовалъ. Но у насъ не знаютъ, что именно слѣдуетъ перенять у Европы, – заключилъ уже брюзжащимъ тономъ старецъ.

Лошади, между тѣмъ, поскакали. Никъ-Никъ воспользовался моментомъ, и сдѣлавъ торопливый, но почтительный поклонъ, покинулъ ложу.

«Чортъ возьми, изъ-за нихъ я не успѣлъ поставить», подумалъ онъ съ неудовольствіемъ, наводя бинокль на скаковой кругъ. – «Ну, такъ и есть, мой фаворитъ обскакиваетъ… нѣтъ, отпалъ. Но все равно, я потерялъ ощущеніе игры».

Онъ сталъ пробираться между двумя рядами ложъ, раскланиваясь, на минуту останавливаясь подлѣ знакомыхъ дамъ, обмѣниваясь съ нѣкоторыми изъ нихъ какими-то условными знаками. Затѣмъ онъ вошелъ во вторую изъ намѣченныхъ имъ ложъ.

– Выиграли? – быстро обернулась къ нему элегантная дама не первой молодости.

– Увы, мнѣ помѣшали поставить, – отвѣтилъ Никъ-Никъ, и объяснилъ, кто его задержалъ, причемъ изъ самаго тона его ясно было, что когда сидишь въ ложѣ у такихъ особъ, то нечего думать объ игрѣ.

– А я проигралась, то-есть не я сама, я ставила вотъ на ея счастье… (дама указала на сидѣвшую подлѣ нея дѣвушку-подростка). А баронъ, представьте, выигралъ…

Баронъ вынулъ изъ жилетки три билета съ однимъ номеромъ и показалъ Никъ-Нику, причемъ его рыжіе усы, рыжія губы и рыжія веснушки раздвинулись въ одну живописную улыбку.

– Садитесь, m-r Повацкій, разсказывайте… – суетливо приглашала дама, безъ нужды двигая своимъ стуломъ и подбирая платье. – Знаете новость: черезъ недѣлю мы уѣзжаемъ. На мѣсяцъ куда-нибудь въ Швейцарію, а потомъ въ Біаррицъ. Я бы уѣхала раньше, но вотъ относительно Лили надо списаться. Нельзя же мнѣ таскать ее за собою, вѣдь я ѣду отдохнуть, вы понимаете. Теперь все устроилось. Я по дорогѣ завожу ее въ деревню ея отца, тамъ его мать. И онъ тоже тамъ, мой бывшій мужъ. Пробуду тамъ нѣсколько дней, и – вонъ изъ Россіи.

– Тянетъ?

– Ахъ, какъ тянетъ! Знаете, просто не смотрѣла бы здѣсь ни на что. Такъ противно, такъ противно… Ну, что такое, возьмите, эти скачки? Вѣдь это пародія какая-то! Можно-ли чувствовать себя въ духѣ среди этихъ петербургскихъ дамъ, напримѣръ?

– Къ мужчинамъ вы снисходительнѣе?

– Разумѣется. По моему, въ Россіи если есть что нибудь хорошее, такъ это – мужчины. Нѣкоторые, по крайней мѣрѣ. А все остальное – ужасъ, ужасъ, ужасъ! Горничной не могу найти себѣ. Лакей, мой Филипъ, вы знаете? – очень порядочный былъ для выѣздного, и вдругъ сегодня, представьте себѣ, наѣлся луку! Подсаживаетъ меня въ коляску, а я слышу – лукъ. Велѣла ему дома остаться, что же мнѣ было дѣлать… Шляпу вчера по всему Петербургу искала, и не нашла. Модели проданы, а сами не умѣютъ сдѣлать. Вотъ и надѣла изъ тѣхъ, что еще въ маѣ покупала. Нѣтъ, merci; черезъ недѣлю мы улетучиваемся. А куда вы отсюда?

– Отсюда? Но я еще ничего не имѣю въ виду.

– Баронъ предлагаетъ обѣдать у Фелисьена. Я завезу Лили домой, это почти по дорогѣ. Боже мой, хоть хозяинъ тамъ французъ, это немножко поднимаетъ нервы. Вы будете?

Никъ-Никъ обѣщалъ быть.

– Значитъ, въ деревнѣ вы встрѣтитесь съ вашимъ бывшимъ мужемъ? – спросилъ онъ какъ-то хитро.

– Да. И мы встрѣтимся какъ чужіе. Это оригинально, не правда-ли? Что, если онъ станетъ за мною ухаживать?

– Весьма возможно. Для него это тоже покажется оригинальнымъ.

– Вы думаете?

– Ручаюсь.

Дама засмѣялась, отвернулась, поправила падавшіе изъ подъ шляпки волосы Лили, потомъ быстро наклонилась къ Никъ-Нику и произнесла очень тихо надъ его ухомъ:

– Но вѣдь это… это нельзя было бы считать за адюльтеръ?