– Но это прекрасно, мы будемъ очень часто васъ видѣть! – вмѣшалась Анна Петровна.

– Monsieur Валевскій, я страшно хочу пить; не проводите ли меня до кіоска? – обратилась къ нему Биби.

Валевскій помогъ ей выйти изъ коляски, и они пошли рядомъ.

– Вы интересуетесь сколько нибудь моимъ мнѣніемъ? – неожиданно спросила Биби.

– Безъ сомнѣнія. Но о чемъ или о комъ?

Биби быстро на него взглянула, и въ этомъ взглядѣ опять сверкнуло свойственное ей задорное выраженіе.

– Конечно, о женщинѣ. По моему, она – прелесть; совсѣмъ прелесть. И одѣвается восхитительно, что – большая рѣдкость у насъ.

– Я не знаю, о комъ вы говорите… – нѣсколько смутился Валевскій.

– О ней, о лиловой шляпкѣ. Прелестное лицо, масса женственности, и не слишкомъ много пикантности. Слишкомъ много – не хорошо, вы понимаете.

– Вы судите изумительно тонко… И знаете, что я вамъ скажу? Надо быть умной, какъ вы, чтобъ…

Онъ пріискивалъ выраженіе.

– Чтобъ завести такой разговоръ? Эта маленькая привилегія моихъ двадцати-пяти лѣтъ. Я уже могу знать жизнь и понимать ее довольно тонко, т. е. правильно смотрѣть на ея грубую сторону.

– А что вы называете грубою стороною жизни?

– Напримѣръ, отношенія мужчины къ женщинѣ.

– А-а! Но не въ бракѣ, конечно?

– Напротивъ, въ бракѣ больше всего. Вы видите я не тороплюсь выходить замужъ – и можетъ быть именно потому, что ненавижу брачную идиллію. Мужъ, о которомъ я мечтаю – а я позволяю себѣ иногда это маленькое развлеченіе – долженъ смотрѣть на всю эту романтику очень грубо, какъ я сама смотрю на нее.

– Очень интересно… какъ именно вы смотрите?

– Хотите знать? Я считаю, что въ бракѣ важны двѣ вещи: медовый мѣсяцъ, и затѣмъ – полная свобода для мужа, а для жены – увѣренность, что оба они смотрятъ на жизнь одинаково, и что поэтому онъ всегда будетъ чувствовать себя хорошо съ ней.

Валевскій молча довелъ Биби до кіоска. Онъ имѣлъ видъ человека, неожиданно впавшаго въ новый и любопытный кругъ мыслей. Варвара Павловна тоже молчала; она не хотѣла помочь ему выбраться изъ положенія, въ какое его поставила, и рѣшила ждать во что бы то ни стало, чтобъ онъ заговорилъ первый.

Они уже возвращались къ коляскѣ, когда Валевскій вдругъ произнесъ совершенно серьезно:

– А знаете, вѣдь это безнравственно, то, что вы высказали.

Биби вспыхнула, и проговорила про себя: «онъ глупъ».

– Что такое нравственность? – возразила она, иронически передернувъ плечами. – Это хвостъ, который произвольно подвязываютъ къ чему угодно.

– Я съ вами не согласенъ, – произнесъ тѣмъ-же серьезнымъ тономъ Валевскій.

Биби не слушала, и сѣвъ на свое мѣсто, предложила ѣхать домой.

Коляска долго катилась по мягкому шоссе, а разговоръ между матерью и дочерью не возобновлялся. Наконецъ Биби глубже отодвинулась въ уголъ и произнесла съ оттѣнкомъ нескрываемой желчи:

– Вы правы, maman: это очень глупо, что я умна.