– Вотъ, взгляните.

Ловацкій всталъ, взялъ карточку и долго смотрѣлъ на нее.

– Вы счастливѣе меня, вы черезъ нѣсколько часовъ прижмете его къ сердцу, расцѣлуете его… – сказалъ онъ дрогнувшимъ голосомъ. Для васъ сегодня дѣйствительно свѣтлый праздникъ. Но я буду счастливъ и тѣмъ, что видѣлъ его портретъ. Теперь онъ какъ живой будетъ стоять у меня въ глазахъ.

Въ разсѣянности, Ловацкій сѣлъ не на прежнее мѣсто, а рядомъ съ женою.

– Не хворалъ онъ въ эти пять лѣтъ? Учился онъ чему нибудь? – продолжалъ онъ спрашивать.

Марья Николаевна, повинуясь тому-же материнскому инстинкту, стала разсказывать. Ее удивляло, что она можетъ такъ спокойно, даже съ удовольствіемъ, говорить съ человѣкомъ, который «разбилъ ея жизнь» (она все-таки была увѣрена въ этомъ); но вѣдь она говорила о своемъ Борѣ!

– Да, вы счастливѣе меня, – проговорилъ съ глубокимъ вздохомъ Ловацкій, и лицо его какъ будто больше осунулось, и самъ онъ какъ-то сгорбился, точно почувствовалъ на себѣ прибавившуюся тяжесть.

Она бокомъ взглянула на него, и что-то похожее на жалость прокралось ей въ сердце. Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь этотъ человѣкъ могъ не уступить ей своего сына; въ этомъ случаѣ онъ пожертвовалъ собою.

– Вы ѣдете изъ Вильны? – спросила она.

– Изъ за Вильны. Я жилъ въ имѣніи, хозяйничалъ… теперь ѣду въ Петербургъ, разсчитываю получить мѣсто, – отвѣтилъ онъ.

– Хозяйство не удалось?

– Напротивъ, оно пошло недурно; но я замѣтилъ, что начинаю тосковать, а это ужъ совсѣмъ не годится. И притомъ, въ Петербургъ меня тянуло потому, что тамъ я буду ближе къ… къ нашему ребенку.

Марья Николаевна промолчала. Ей хотѣлось задать одинъ вопросъ, но она сознавала, что это будетъ страшною безтактностью съ ея стороны. И тѣмъ не менѣе, она рѣшилась.

– Развѣ… никакая другая привязанность не помогала вамъ разсѣять вашу тоску? – бросила она ему, чувствуя, что краснѣетъ.

– Нѣтъ, ничего подобнаго не было, – отвѣтилъ онъ просто.

– Вы также устали сердцемъ, какъ я? – продолжала она, и позволила себѣ улыбнуться.

– Какъ вы? – переспросилъ онъ. – Не знаю. О васъ я ничего не знаю.

– Обо мнѣ нечего знать. Я няньчусь съ Борей, немножко хвораю, вотъ и все, – сказала она.

И опять настало молчаніе.

Вошелъ кондукторъ, отобралъ билеты и поздравилъ съ праздникомъ. Когда онъ вышелъ, Ловацкій нерѣшительно повернулся всѣмъ корпусомъ къ женѣ.

– Марья Николаевна, вы не думаете, что только простой случай свелъ насъ именно въ этотъ день? – сказалъ онъ задрожавшимъ, какъ перетянутая струна, голосомъ.

Она не отвѣтила. Тяжесть, лежавшая у нея на сердцѣ, давила все сильнѣе, но было что-то сладкое въ этой боли.

– Подарите мнѣ фотографію Бори, – перемѣнилъ онъ разговоръ. Она молча, не глядя на него, протянула ему карточку.

– О, какъ вы добры! – сказалъ онъ стремительно.

У нея на рѣсницахъ вдругъ округлились слезы. Она быстро смахнула ихъ носовымъ платкомъ и повернулась къ мужу.

– Если вы будете жить въ Петербургѣ, я… то-есть это было бы глупо, еслибъ вы никогда не видѣли вашего сына. Вы можете когда-нибудь зайти… когда меня не будетъ дома… Я предупрежу maman.

– Вы разрѣшаете? Какъ я буду счастливъ! Какъ я отъ всей души благодарю васъ! – воскликнулъ онъ.

Поѣздъ подошелъ подъ крышу дебаркадера. Въ вагонѣ сдѣлалось темнѣе. Ловацкій наклонился къ женѣ.

– Если вы ужъ рѣшили, если позволяете… будьте великодушны до конца, сдѣлайте меня счастливымъ именно сегодня. Разрѣшите сейчасъ-же поѣхать съ вами вмѣстѣ. Я не помѣшаю вашему счастью, а только раздѣлю его въ теченіи нѣсколькихъ минуть, – проговорилъ онъ съ усиливавшейся дрожью въ голосѣ.

Марья Николаевна пожала плечами, не соглашаясь и не отказывая.

Ловацкій и не добивался прямого отвѣта. Онъ принялся распоряжаться, получилъ багажъ, выбралъ карету.

Когда подъ ними раздался грохотъ мостовой, онъ повернулъ къ женѣ лицо, освѣтившееся разгорающеюся радостью.

– А вѣдь я вамъ еще не сказалъ «Христосъ воскресе!» – произнесъ онъ.

Она дала обычный отвѣтъ, и оба посмотрѣли другъ на друга въ нерѣшительности. Потомъ онъ тихо наклонился къ ней и три раза поцѣловалъ ее. Она отдала ему поцѣлуи, краснѣя, досадуя, пугаясь и разгораясь приливомъ торжествующаго, властнаго чувства…

– Значитъ, вы вѣрите, что не простой случай свелъ насъ сегодня? – повторилъ онъ свой прежній вопросъ.

– Вѣрю… – тихо отвѣтила она, отдавая ему свою руку.